BIG Фрагмент 50, Удел И Ярем, Ступень 48

A. A. A. "Цветущая Во Мгле" [Роман, Версия 16+]

["The Lot And The Yoke", Boston 1886, Ladderstep #48, Orchestral And Choir Version "Forty Years On", Folk Version "The Hackler From Grouse Hall", Choir Version "The Long Day Closes"]
Пружинкой водружающий конторское пенсне мясистой роже, не лишённой и приятности грузно-медвежьей отнюдь, густой обвод манишкою крахмальною распыженно гарнирует владетеля поместья Геркулесовы Столпы, лихого бостонского комиссионера, приосаненного Мортимера Корда, об аллонж запечатлённого вдоль грюндерства анналов строевых Осуетившимся, к мерцанью наблюдая представление каскадных дюжин газовых футляров порселена свечей, лепниной золочёной опоясков бенуара танцевальной залы, где великосветской чашей раута даются антрепризные спектакли, вдохновенно лицезрея наравне тропы узорного парчового ковра за скрестный шаг противоборство фехтовальное по-юношески стройного шпажиста между Берою да Биршею, финт выполнив чеканно на отбиве контратакой углового броска, разрезами колетов ниже проволочных масок, наседавший под качанье хрусталя привесок люстр, до ископаемых чудовищ лакировки постамента вскользь минуя распор, скелетною громадой бронтотерия, воздевшего немотно шишки ростра черепные жвачным рядом зубов, среди окаменелостей у лезвия, захваченного вкось, теснящий Люциуса Бэрдолфа, неузнанный по девичьему стану фехтовальщик, пропускающий маневренной борьбой костистый остов исполинского оленя, за лопатные рога скачком лязг фухтельный тушует, поразив ко сгибу локтя натиск Доналбайна мимо фланконады, отстранясь дегаже, бурчащий управителю именья назади, Осуетившийся в пенсне дарует взор коронной службы порученцам до расшивки адъютантской через кители имперских верноподданных, каменьями сверкающие ложи, соколки на сходе взлизинном, лоснящиеся от фиксатуара куафюрного, у сборчатых фестонов драпировок ординарцы под ранг, мундирной гордой выпушкою подле биржевых фантасмагорий омбраманов, аксельбантовые плети офицерского состава Австро-Венгрии, всплошную аграманта дамских платьев, театральные бинокли инкрустацией напудренных фарфорово-смурных японок церемониальною повадкой недвижимых ланит, сражаясь против Бэрдолфа и Доналбайна парой, фехтовальщик, встречно пользуясь лишь кистью намуштрованною, мимо каннелированных фустов под аканты капителей отбивает нападенье, многозвучно пропустив камин во мраморном убранстве до позиции из кварты, расправляясь об укол прямого выпада с дуэтом гардекоров, тьмой литавры дразня, кларнеты да гобои оркестрантские, выбрасывает сетчатую маску, оказав себя для публики, взалкавшей зрелищ, юною баронскою симпатией, Орайга медлит росчерком офортовым созвездья крапа вежд среди графитных бурунов кудрей, ступая вскользь манерою кантабиле, тушующая выдохи нестройные подряд, салютовавшая эфесом через шквал рукоплесканий, адресованных шпажистке-чаровнице, бенуар испестрив, где плотно завитками оперённые вельможи гоготать изволят столь самозабвенно, что монокли вслед проглатывают, наново изблёвывая подле шемизеток лифов узких, обмарав герцогинь, кривя до пасти старческой фальшчелюсти тугого целлулоида, задорно наскакавшиеся в ржанье при затылках, о покато вздетый фордек эгоистки сморщив кожаную полость над гербами карет, ландо грунтует фрачные короткие плащи для экипажей прибывавших визитёров сквозь погонные крылатки, вспять светильных камер газовых аллей корон чугунного изгиба за навершье крепежей столбовых, фонарщик тощий прочностью сквалыжной отпирает клапан, в чирканье снобродством вередя шестиэтажные высотные фасады, меж лучинкой будто даже пособляя дел грабёжных мастерам чинить неузнанными шуструю расправу над бренчанием карманным у прохожих, вне покорства обиталищ бугорчаточных, где из увеселений, разве, тиф брюшной да ямы при церквушке, сноровистой аллилуйничать за кружкою для мелочи, Валет Копыт, мотком бечёвки гири отцеплявший ниже лямки, узкополой мглой цилиндра трубочиста продвигается с ватагой подмастерьев разухабистых, болтающий задорно дымоходной круглой щёткою на проволочном ярде рукояти, хмарь кирпичных тротуаров опоясавший скрипучею тележкою со скарбом, до штанинных заплат, обмотки антрацитные ровняя к башмакам, даёт наказы пострелятам Кинкейд Бёрн из рвано-дёрганой ухмылки шалопайства немудрёного при сажею расписанной мордашке и колючем взоре леди Алассандры с чертенячей близнецов железной искоркою, щуря модильонный карниз, до кромки приставною утлой лесенкою, шлак ступеней втягивают сверху за собою огольцы, среди картушей по атлантам колоннадным хулиганисто карабкаясь в шушуканье, разыскивая надобный, к припасам у балконов через эркеры отвесно начинённый барабан особняка, золой облапленные фризы пропуская, трубочист, о черепичный скат вышагивая судорогой, муслит закоптелый пыльный ворванный фонарь щербиной наискось ольхового копытного протеза вместо левой кисти, взятого ремнями под чернильный жакет, мелькающий двубортным строем пуговиц врозь окон слуховых, при коих дремлют хрипло сомкнутые дверцы крысоловок, наравне озоровать гораздых споро зауголышей, всё дабы подготовленный устроить развозной Брандернахт, из впадин островерхих граней башенок плетя викторианством зрелым отсвет Геркулесовых Столпов, когда баронствующий Мортимер в парадном сюртучье, о жёсткий ворот целлулоидный поклонствует Орайге, чей решительно прекрасен юный облик, сплошь ухлёстывавший за эманципанткою среди прелестниц, к вальсу ангажированных, россыпью любезностей венчает куафюрные эмалевые розы окаймленья дамы перловых росинок меж высокими клубами вдоль пучин обсидиана, ворожбою уловив пороховое начертание созвездием Возничего, цветущим обок мрака зениц, присборенные рюши закосматив из гавота над кулисным следом юбок полонез, где вширь друг друга восхваляется паркетное туфлярство за валторнами подряд контрафаготов, ободряя гуще праведную скаредность фабричную во имя расточительства пустого бальных фраков об атласные жилеты с низкой талией, вертящиеся, будто бы Начала, Силы, Власти да Престолы в бенуаровом порхалище у бостонского комиссионера-миллионщика, фужеры пеня вскользь игры браслеток за напудренные плечи, кавалеры, непременностью перчаточною, чтобы не мараться впрок о разное дамьё, благопристойным чинодральством осеняют аркатуры ламбрекенных завес, расшвыривая пуще вокализные извольте да помилуйте, за смокингами Бэрдолфа и Доналбайна, красочно вытягивая Рёдерер поверх, Осуетившийся приветствует меж фуги оркестровой сгусток блёжных плутобестий, колыхающихся, точно заливное из телячьих ножек, тужа Позолоченный Век, напруженно листает всеобъемлющее чванство сиволапой каллиграфией заполненные книжечки для танцев, ибо ныне всяк безграмотен, что Кифа подле Врат Господних, выпятив нагрудные горжеты офицерские мундиров эполетной канители, цислейтанцы винервальдские тесьмою дровосеково-жучиных усобаков призывают ликёр, обругивая бархат верениц мадемуазель, до чрезвычайности седалищных из пышности турнюров, мимо шлейфа над перстами иностранных сильфид, являвшийся сэр Вардемен, Паж Кубков да Вольтерчик шестилетний, долговласый в прежней ричмондской манере, под воронкою для браги на макушке, деловитой смёткой обмиссионеренного сагамора возит фрикционное латунное орудье за казённый шнур среди штиблетной кривости вальсирующих, Мортимера издавна прилюдно величая прытким старцем и держа своей особою премного от вольтеровского мелкого поганца вольнодумства, неврасцеп обыкновенно провожаемый бароном восвояси шустро за ухо, сменяясь интродукцией, при лендлере вельможи императора от Эдо гладью перевязей шёлка, на указах Муцухито примерявшие фрак, вдогонку завивания бород, что в Старом Свете, да сноровку обретая под лорнированье дам за водевильною свирепостью о шастанье японских виц-мундиров на ветвящейся расшивке вдоль грудин, при узловых обшлагах, потешным строем гипсовые бюсты морд оленьих возле псовых канта залы, обрамляя парафин свечных торшеров назади скелетной глыбою пещерного медведя, возвышавшегося пробкою в затылочном отверстье, что и шушера присутственная, выгнуто-отёчные консервно-кобелиные чикагские дельцы, нефтедобытчицкие и станкостроительные, ткальные, прядильные, кожевенные отрасли да промысли зажравшие сутяжники врозь раута червей, отколь иная расфуфыренная фря подряд бросается кружить со шпорным вахмистром на грёзах преуспеть кудлато-шкапною артисткой в полюбовницах, узревши акротерии фронтона Геркулесовых Столпов за остеклённые люнетты при фасаде, трубочиста гурьба, не делается жупелом для коей чернокрысье причердачное, и втёмную доплюнуть до Луны ей раз лишь плюнуть, обок выдерги снимая ромбы стёкол бельведера, нагружающие ветхую бугристую холстину из подцепленных мешков золы, шипят и верещат, перебираясь тесной кровлей об уложенную лестницу мостками торцевых балюстрад, Валет Копыт меж радостною корчей семенит четырёхскатных крыш ступенчатым изломом, над петлёй железной вровень дымоходов кирпича мотая сажевою щёткой, подмастерьев окликавший перестуком, догибает винтовой зажим протеза у ременной краги, розно пред журфиксом зауголыши, растрёпанные блохами да ваксой напомаженные, юркают о вальмовый желобчатый уклон за парапетом, где уже ворчат и возятся клетушками лесные ощетиненные холки чехардой росомах, ночлежники сторонним лазом правят назади колец бикфордов шнур, толкая волглой шерстью мимо проволоки, вздёрнуто нашедшие каминную трубу парадной залы, Кинкейд Бёрн переминается люкарнами вдоль окон слуховых из неуёмной Пляски Виттовой, окрест вороньих лестниц над хребтом площадей, тушуясь от вершины клиновидной черепицей острых башенок, артельною кривлякой созерцая вперегиб, что у Есфири на пиру, орденоносный свод плешивыми затылками владетелей усов размером с прелую куницу, между коими лепного тугоумья, точно дырок в барабанной трескотне пианол, штирийцы да тирольцы австрияк за пруссаками, вюртембергцы от эрцгерцогства парадных назначенцев, перемешанных маркграфствами всплошную знати кайзеровской, право, чёрти кто, изволочившись плиссированной каймой нарядов леди, под фигурными кадансами венчая туры вальса, обок сытых гардекоров чинодральства для Богемии ландтага вширь драбантов-костоломов при их милости, за рёберным каркасом эпиорниса к блистанию настенных канделябров ювелирною симпатией Орайгу провожая, грюндер-комиссионер у отворотов глади шалевой на бальном дегтевом сюртуке, пенсне сажает, вкратце оглашавший извинения министра-президента Цислейтании, усердно накаляканные прежде в роспись Таафе, покуда Хиробуми, Жюль Греви да Франц Иосиф, ожидавшие с гостинцами к передней, всё гадательствуют шустро, озарит ли благосклонностью их дошлой столь весомая деляга, через перловые серьги круговертью отчеканив полонез мадьярским чардашем басонно-эполетного изблёванного сброда человечества, турнюрных драпировок ворошением гарнируя скелет гиппариона о изгибы позвонками стержневого столба, вальсировавший ком глистов, из обер-офицерства содержанок да отребья кровожорного имперской канцелярщины в литаврах посреди контрафаготов отзывается на гулкий свист щербато-подворотенный струною балюстрад к недоуменью, извихрившейся золою от мешков над сквозняками, тучей сажи оплетаются при вальмовой гурьбе оравы газовые люстры, отягчённые подвесками резного хрусталя верениц, протряхивая грудой у бечёвки за отверстые клетушки росомах в печные трубы Геркулесовых Столпов, из шалопутства Кинкейд Бёрн для иноземцев полнит мраморный камин вертлявым скопищем теней обжорных нравов крепкозубого зверья, когда почётные туфляры-пустоплясы боронят грудобрюшной преграды судороги пепловых клубов, стараясь выдворить перстнями наседающее тявканье мохнатых тварей кряжистых, томя огнепроводный шнур, метающийся в треске за смердящим хвостом, чердачная ватага, продолжавшая вверху опорожнять среди гостей печную изгарь мешковинную о всякий напомаженный остряк дворянских стылых чугунков, перегибается табачною шершавостью мальчишеского смеха битых стёкол из десятка оборванцев, салютуя от цилиндров замахрённых кавалерской начинённой споро копоти евстахиевых труб, где бурно вспыхивают росчерки облитых керосином росомах, давя задиристый напор широколапый вровень с юбочным шатленом сборок, вязко занимая аграманты до сутажа золочёных портьер, натужно ископаемым колоссом бронтотерия врозь давки обвалив под бур завинченные кости, Бера с Биршею, вставляющие гильзы, принимаются отстреливать из пастей тупоносых мельтешение сквозь Вердеры баварские, до Мортимера Корда, благочинно затворившего казёнником литья четырёхствольный пистолет Ланкастер, ямно изодрав тридцатифунтовую бестию, вертевшуюся бурой шерстью подле шестерых госпожей, заботно пламенеющей сбегавшей даме ставя невзначай мыском подножку, дабы впредь не учинять резвей пожарище, топча у лифа жемчугом расшитый порт-букет над звонко прыгающей брошью вслед гобоев да валторн, обеспокоенностью грюндерской сощурившись к отводам при светильном газе, комиссионер окрест бедлама танцевальной залы пялится на Кинкейда, проделкою довольного, забавой подмастерьев трубочиста выметающий дом Иеровоамов, будто сор, проворством лазает Валет Копыт, ажурно-потолочной люков дымкой туч о месяца пестрение вскользь лестниц этажей винтовых, тушильным агрегатом паровым вдогон запряжки охромевшей прыти саффолков бригада брандмайорская распутывает маркий парусиновый рукав до наконечника, терзавшая колонку тротуаров кирпича, чтоб не раздуть Великий Бостонский Пожар за шестьдесят пять акров угольного шлака и без малого на восемь сотен зданий, караульствовать берущиеся грумы вислорожие, кухмистер запаршивевший, служанки кособокие, дворецкий лопоухий да лакеи шепелявые, теснят констеблей хриплые свистульки, навесные фонари шатая подле створов карет, шуршанье искривив плащей-крылаток постовых о задымлённые двуколки врозь цепляний добровольческих багров, Осуетившийся по скважине защёлкивает бруствер масти пиковой ларцом, сокрыв отломок из лопаты Близнецелого да треснувшую глиною личину Королевы, трубочистов не пуская, учинивших Брандернахт старинным празднеством, на коем сажей лихо перемаранная бестолочь палит скарб достопамятных мздоимцев, из пыхтения сигарный обкусавший мундштук, бахромчатой рубахой шкуры вапити одетый по расшивке треугольным сукном, шести лет полных отроду сэр Вардемен, задрав носишко, пялится о грузное сопенье духового утюга на тёмной саржевой подкладке, берегущей ткань, покуда меж иным для баронета кастелянша гладит плотное индейское очелье, подбавлявшая совочком насыпной антрацит, раздув зазор сквозь щёлки от ручных мехов, щипцами поднимая вылетавший уголёк да отправляя в огнедышащее чрево над подошвой стальной, Паж Кубков, измалёванный черненьем жжёной пробки, у волос ледащим дитятком садя тесёмку перьев соколиных, гнётся крадучись, бизоний маниту шнурочный свив к охотным промыслам, взирая о мушкет ременный сачема Текумсе, за дублёной шкуры бисерные вампумы цветного коридора панно, узорные мохоков поясные шарфы вдоль старинной трубки-томагавка, перед зыбкою оленьей кожи мимо стрел колчанных до расточенно-зазубренных кремней, соорудивший из парчового ковра шалаш опорою двойной шайеннов копий за метёлками давнишних скальпов обок фортепьяно, сквозь чехлы отвне просительских визитов скрытой мебели, где сагамор Вольтерчик перелистывает штампы у гравюр с пронзённым ростром черноногих по досужей мешанине развесной колонизаторских потомков, о труды Богемских Братьев, Корд, навыкнувший подчас казниться, ибо не гурон, разит из лука супротив обшелушившийся вкось рамки фронтовой паннотип, навивом трещин прежних офицера корча бэнтонских гвардейцев меж венгерскими узлами до локтей, в двубортном кителе, с плюмажной шляпой Бернсайда и гордым наконечником подносья, отвлекаясь на скелеты чудищ ветхих привозные, мимо ящиков с опилками болтая мокасиновою строчкою да мелкие останки сбора щупая коробками, рассматривает, как именья слуги, позвоночный столб вдоль стержня укрепляющие мимо постамента лакированного, рёбра при каркасе туже стягивают, около спиц голеней, суставов и оббитых копыт, сэр Вардемен проворным чадом, коему неймётся, отмыкает углублённый кабинет поместья, бостонского комиссионера взаперти различив, сургучною подставкой череп мускусного горного быка о шорох лентою бумажной, врозь пещерного медведя костяною мордой пепельницы, с креслом неохватным, прочно где задоседательствует бюргер да мэнэр Осуетившийся, при тикерном устройстве биржевого обращения наценки выверяя, мимо счётных книг ревизских домножающий итог произведеньем краткосрочных облигаций под онкольной ссудой, дрыгает витьё каллиграфическим письмом сквозь перьевую авторучку об эрзац велени, правящий реестры на своё говяжье миросозерцанье оковалков, подле Мортимер, завидевши дублёного индейца, поспешает наложить френологические клещи гониометра к промерам угловых объёмов свода головного, дабы выгадать приплода тугодумство, споро маклеру шифровкой направляя благосклонный ответ, чеканясь обок проволочным стуком телеграфного прибора, выстилавшего каймой на гальваническом питании рулонный штрих-пунктир от подающего валка, барон, являющий собой ниспровержение всех краниоскопических догадок, ибо тесным чугунком способен вывернуть премного комбинаций прожектёрских, изловить за воплощенье коих шпикам наравне заимодавческой возни труднее, чем Пятидесятницу средь гущи плювиоза и фримера, чинно шествует подлогами концессий сквозь щетинчатую эру броненосцев, прецедентов да патентов, бороздя фантасмагорий шалых дымные картины вширь латуни пластин, атлантов канцелярщины оплотом становясь, отколе выморочно краеобрезания поборники, навыкнув, шустро вздорят с Адвентистами Седьмого Дня о лавочках евангельских, священною обителью доныне принародно величаемых, растаскивая нефтеперегонные заводы, бессемеровскую сталь, портландцемент в тюках, печную шихту, кардное пряденье, сукновальни, где Медведя В Сюртуке потеха сызмальства катается с Вольтерчиком, надевши молью траченной кадьякову личину, избродившись косолапо возле дитятка, метя паркет за фалдами, топорно кувыркает баронета по ковру вослед ребяческих набегов хохотанья, отпирая Корда старшего бликующие запонки чертой миниатюры ферротипов, жмуря крышечками гладь эмалированных портретов Балтазара, Алассандры, Ориона и Гортензии, симпатией их милости Орайга обрамляется навстречу гобелена завес, держащая серебряным ажуром наугольников графитный том с цепочною резьбой, Осуетившийся прихлёстывает рядом шлейф её турнюра, около расставленных бескожих человеческих фигур, плетёной сетью жил из коих выдаются испещрённые латынью мелкой швейные булавки, выгнув мышечную сплотку, подле чучельно-ошкуренных безокой пустотой оленей, серн и вилорогов этажа от портьер, фланирующая шпажистка из эмансипе, заблаговременностью впрыснувшая ..орфий обок травмы суставной, юлит, расшвыривая Мортимеру следом, ах, оставьте, ах, подите, затираясь дамской тростью к лакированным ступеням винтовых подъёмов через городской особняк, пластинами для всех дагерротипов беспременно извертевшийся, сэр Вардемен означивается увражной памятью задержки многоглаво руконогим, схожий до неузнаваемости с Буером клокасто-гримуарным, возводящий меж прислуги типи северного пояса из шкур, Вольтерчик, сызмальства уж разницы не чуя меж дерзанием и дерзостью, одетый в шапокляк с индейским бисером да перьями тульи, отселе горничную кличет вздорной скво, шнуровкой врозь дублёных поножей над брючками вышагивая мимо костерка средь бальной залы, где в почёт не-персе давности уже девятилетнего сражения приносит духам жертвой шерстяное одеяло и гуляш говяжий, обок зачинающейся пляски с расщеплённым томагавком-трубкой для нарраганзетов, монтанье, кри, вампаноагов, оджибве, ирокезов да гровантров, массачусетских племён двухвековые взбив ракушечные вампумы, захваченный и выпоротый Кордом старшим, дабы прозябать вне шатров, бестрепетностью воинской гримасничая перед угнетателем разлатой корпуленции, покуда чванно Мортимер, суконную курительную шапочку французского флейтиста оправлявший угловато между кисти шёлка, трёт пенсне у бархатки, сигарою мундштучной заполняя драпировки гуще, удовлетворённый, что ходатайство, оплясывая недруга, порой любостяжательного до самозабвенья, кой разбитое стекло на фонаре крыльца подметив, и свечу при ветре тухнущую, нет бы заменить от рамки целым да козырным, нет, он пуще ошивается, выгадывая, где сквозняк ерошит, и подветренной скулой фонарь цепляет, запаливши восковую свечу, да право, если парафиновую даже, а по совести, ворованную сальную, засим уж объясняя чаду терпкого бонтона распорядок, непристойно, мол, кусок из плошки масла взять, и наново размазывать по роже собеседника, но следует лишь порцию из плошки масла взять на свой куверт, а уж оттуда и размазывать по роже, как приличествует исстари владетелю невольников, добротно переплавленному в джентри, повертеть Осуетившегося, весит он премного, но прилежно скроен видом, потому как вдоволь дремлет, затяжной равностепенностью отлёживая всякий бок, ведёт что, несомненно, к уплотнению его телес, бутылочные ниши этажерок вровень погреба облапивши с бордосским гнездовым неврасцеп, корявые настенные бизоньи морды вычистив, базальтовою статностью да харистократизмом обдарённый, в Массачусетсе барон уже не выскочка, ещё не ископаемое, станется, лихая ископаемая выскочка, учительностью праведной готовя несмышлёного Вольтерчика, всё дабы наградить поверх седалищем вольтеровское кресло, не зудя, что набегавшие гурьбой карандашисты-пеннсилванцы харрисбергские в дурацких пилигримских шляпах пряжечных с фитильными фузейками да ножкой индюшачьей меж холмистых зубов, гранясь ночною ретушью по эркерам зеркальным Геркулесовых Столпов, к ответу чадо передразнивает Мортимера, прытко нахлобучив расписной кошель сафьяновый макушкою, вдогон изобразивши тем курительную шапочку отцовскую да взявши сразу два монокля, туго зажимает у ребячьих бровей, насупившись, выкручивая шафт бильярдным кием, распыхтевши наподобие сигары, через юности проворство забирается вверху спины гасторниса, упором на долепленную в гипсе недостачу за гребёнкою торчащий становой хребет, отколе принимается глубинно рассуждать о векселях, среди покатывавшихся струй домочадцев и грозящего вихрастым кулачищем господина Корда старшего, к прищуру из манильских поглощённых клубов, сгоняя корчи дитятка взашей персидской туфлею, стоймя Осуетившийся раскупорит шпинелью инкрустированный дымчатый графин лакрима кристи, растолковывая, дескать, назади ветхозаветной мерки чадо суть не дивный светоч при благословенье Адоная, тут вернее станет, буйное полено заготовкою невежд, а всякий первенец роднится с десятиною, и предан шустро должен быть Молоху, что сожжением скота заменено среди дворянок персей накрепко затянутых, вослед препоручавших остолопство мелких извергов кормилицам, обважничавшись, комиссионер изволит черепом добытчика пещерного ворочать подле Вардемена, гулкостью простукивая кверху нумерованные тридцать девять жбанных областей сознанья вдоль бугров да впадин, демимонд оповестивший, мол, сие передовое лупоглазое чувырло обладает восхитительным ключом запечатленья, и образчик он меж краниоскопических французов изысканий, уберёгший для потомков на века свой пустотелый насыпной чугунок, лишь дабы выдающеюся бестолочью сделаться, Паж Кубков добавляет невзначай, мол, по сему ученью, Мортимера шишки дуболомные вкось башенного черепа с накатами зашеины являют котлован мясной бугайства, скопидомства, живоглотства и мерзотности разъевшихся владетелей чужих судеб, добавив огольцовства изъясненьем, разумеется, и выпоротым ставши, разумеется, трикрат, за узкополые цилиндры кроя веллингтон, гарнирующих Бостон самокатчиков прогулочными всадниками через веретёна кромки спицевых колёс на пенни-фартингах, смрад уличный взрыхляет шелестевшие кредитные билеты рестораций брюшных, томя чревоугодья правоверностью служителей зеркальные витрины и товарные нормандских лошадей подводы, чертятся кисейные цветы среди густых тулей да лентами увитых шляпок туффы перьевые над сутажем вкруг плетенья рамен, достоинством о книксен привечавшие Медведя В Сюртуке, он ибо плотью чадо города великого, при коем боле ста двадцати тысяч, не умевших отличать и руку правую от левой перед множеством скота, что безвозбранностью горазды впрок над ломберным сукном рассесться, только лишь визиткою да фетровыми гетрами с башмачной парой лаковой в утайках из реестра обзаводятся, вельможных фаэтонов отпиранье меж кривляний о резные аркатуры, благонравья жентлеманов шанделябры у калильного вольфрама, где толкается вместилищем хребтов дивертисмент увеселительный, отколе раздобрелые зажиточные бюргеры ретиво чернородьем притворяются, осмеивать всё дабы миллионщиков, ретиво притворявшихся зажиточными бюргерами подле шатунов антреприз, является сквозь нумер пансионный оконфузившийся страстный беспорточник, исстенавшись Боже-Боженьки, за комнатным вольшпицем у цепочки, сверху коего цигаркой пышет нечто вроде леди, сухощавостью эгреточной порекомендовав ему седалищное средство механическое против истерии дамской, шибче на патенте коновала Джорджа Тэйлора, венчая то канканом ординарных прощелыг высокородья, господин Осуетившийся, визитом не преминув одарить передовое воркованье заседателей, натягивает издали курительную шапочку флейтиста до сверканья пенсне, мурла покорство наспех исказивши треволненьем чрезвычайно, дабы выказать беспроволочность оных дерзновений, набурив локтями прелую траншею мимо податных инспекторов, что грюндер строевой, взревевший Мортимер, испрашивает лишь благословенья прокурорского, зажав богообмазанных конторщиков писанье саддукейское манишкою, толкующий, мол, всякий прецедент сутяжный есть несправедливое решенье, повторяемое сворой канцелярскою из года в год, однако выраженья куртуазные ввернув, поскольку милость их до степени известной элоквенций солитёрных клеврет, ещё ведь разъездной Мясник Улисс не доле года как ютится при колчане без погон, а федеральный казначей да федеральный собачей терзают куцик незабвенного Медведя В Сюртуке, их честям выпалив анфас, отвне излишеств крючкотворства герменевтики дерутся крысы в яме за навоз, меж клеветнических потуг сих малодушье, скудоумие да праздность ограждают невзначай от греха, крепивший афедронного ужонка реноме, достойный стариться величьем Трэмонт Хауса, владетель Геркулесовых Столпов, окрест присяжных да у стряпчих копошенья ставши дылем, волооко со дрожащею губою, теребя дебелой лапой накрахмаленный соплями золочёных вензелей платочек, между дёгтемазной толчеи собой являя Богоматерь до Господнего вмешательства, тревожит канитель воспоминания, как отроду в три месяца, обмаранный среди опочиваленки, возюкает помёта авуары, ибо ныне, по прошествии уж трёх десятков лет, он положение находит равнозначным, только, станется ль, баронский стрекулист пороховой наценкой меж учётно-вексельных контор отселе фондовые биржи сотрясает, ведь различья корневые меж трудов миссионера, иль же комиссионера, иль же коммивояжёра, неузримы, так иной американский зауряд-генерал, дотоль калёным жбанчиком немало повредившийся в боях при Чикануге, вёртко шпорничает следом кулуаров да мильон себе испрашивает гаубично-картеченный, для штурма упреждающего, встрёпкой развихрив Канады полчище, облазившее округом Аляску через Юкон, прибирая ассигнации, спускает он запас артбатарее должностного подлокотничества, долю метранпажным газетёнкам оглашенным под известье о канадско-метранпажеской войне, тогда уж сытный обер-вице-генерал доминиона чинно требует мильон под орудийный нарезной состав и ротных самокатчиков на ржавых пенни-фартингах от натиска гурьбы унионистской выше Юкона, засим же все канадские печатники реляции триумфами штампуют, и подобно десять лет казнозарядное враньё на помпах вёрсткой перетягивает средства, дабы ратные полки воображаемые славой нестерпимой облечь, поверх сего концессий архивариусы шкрябают густые сочиненья об успехе верном каждой стороны, а на полях воображаемых сражений, лапой блох скребя, все годы снуло шастает косматый эскимос, оттоль не слыхивавший слыхом про Канады и Америки, но рыхлые оравы бредочеев знать картины меж эстампов не стараются, резонностью себя уберегая от наборщицкой пальбы, когда же Мортимер оканчивает речи, не забыв призвать в свидетели начальника монетного двора, то авантажно вознесённые обвивы прожектёрством услаждает, надписав тысячедолларовой благости кредитные билеты годового обязательства, рассчитываясь прежде бакенбард министерств, отколе завирательством блестит, что гравировкою изогнутый при длани Мура дерринджер начищенный, по грюндерскому росчерку ведь Сэмюэл Кольт столь же непомерное касательство имеет к чертежам вооружений, сколь и дама бонбоньерочная томностью блазнящего узора крышек при нововведениях кондитерской промышленности, ибо сплошь покуда создаёт Господь неравными людей, Сэм Кольт шальные ассигнации сжирает на патентах, где без вычур, достиженья человеческие суть вонялый перечень мерзавцев, чинодралов, торгашей и самозванцев, почивать окрест изволивших среди трудов безвестного разметчика, дробильщика, служаки рядового да путейца, не считая ребятню и дам, как водится прилежно искони, перемежая сберегательные общества высотных зданий, дитятко Вольтерчик от булыжных мостовых из лука метит сквозь трамвай на конной тяге по корзинам, продолжая супротивнице нещадно строить рожи в благолепье экипажей визави напоказ, Орайга урезонивает чадо недреманное прогулочною тростью о зашеину, играя вслед плюмажем, укрывающим тулью до мглистой выпушки собольей дамской шляпы, наравне конфекциона манекенного у гипсовых затылков, перед лавочными клерками ощупывая грани перламутровой шкатулки, гладя к лентам ворошимый гипюр, Корд старший между Бэрдолфа и Доналбайна втискивает маранную кипу облигаций предприятия ларцом, от преферанса в аллилуйном заведеньи гордо чествуемого вдогонку егерской торгашества лесного похвалою, дескать, Мортимер добычливая псина, не затрухи биржевые, всё обмаклерившие средь прытких новшеств да открытий, восторгая свет часами с паровой кукушкой подле утиральни шестерёнчатой, но исподволь умеющий вести картёжный промысел достойно лишь посредством обязательств на формовке сродных правил фоски сбагрить второпях колпаку, ему бы годно сделаться отсель градоначальником Астории, обстряпанной фигурно миллионщиком о бойкий дошлый торг меховщиков, поныне сало налепляющих боками, обрастающих пассивом, чтоб не вылететь к трубе, усевшись Кинкейду на щётку, дабы славный малый комиссионером образцово дымоходы мог пробанивать среди проулков шлынданья агентства Пинкертона соглядатаев, баронскою симпатией Орайга мимо вальсов окаймляет сквозь турнюр кафешантан увеселительных садов, из поволоки отрешённости курящих дам за столиками, через павильонный дёготь сумеречных парковых аллей блестит заниженный лиф-панцирь строем пуговок, табачные фарфоровые трубочки да терпкие цигарки меж перстней о колькотаровый абсент высоких рюмок, на цветение искусственных бутонов у шиньонных куафюр мадемуазель, фиоритуры опереточной певички назади гиревика в медвежьей шапке и аляскинской дохе, о канифольный порошок для хвата юрко вздев пятидесятифунтовый чугун среди характерных артистов, занимавших помост, графинным узким росчерком отарда-дюпюи эманципантка церемонно приглашает за свечные лампионные гирлянды неохватного Медведя В Сюртуке, из темнокожего бренчащего регтайма оркестрантов городских панорам, верчение печных мешочков с галькою, обмотанной по ветоши для нужд опочивален согреванья, крошит звон пращой ко дверцам вдоль каретных расписных фонарей, бульварами вонь сальную меняя керосиновой сквозь пыльные тифозные бараки да трущобы подле маршей вольнодумцев чернотропом вслед брюмера, густотой контратакует из бесчинства макадамовые улочки рабочих клокотанье, побросавшее мартеновские печи с недолитым под указы ломом окисла, вздымавшейся телеги двухкобыльной мельтешение фигурой избавителя, кроимого толпою, через надобность локтей, пророк-шаман Азариил, носивший сербскую шайкачу по гагатовым всклокоченным кудрям да брезентовку цеховую, обок в рельсу колотящих развозных пустомель, трясёт у оборванца венгров отнятой коняшкою-скакалкой на бренчании привесок из цепей конурных сверху, точно посохом обрядовым, гранясь о выдвиженца изъяснения, заботностью толкующего сваре, что борьба подчас не истина, здесь, будто раздобывши ключ буфетный, продолжают самочинцы зычно требовать сластей, борьба, однако, суть попытка разжевать искомый ключ, ниспровергая вразнотык переговорщика долой, соорудив ему шишак под зенки, высится над людом заводским, утвердясь, окрест чревовещательствуя впроголодь о полугодом ранее шальной чикагской стычке на Хэймаркет при загубленных буянах полисменами из шествия, в натуге богоборческой метаясь провозвестником анархии, волною из каскеточно-суконного роптания откатывая мимо пелерины и фуражки верениц постовых, извозчиков бичами погоняемые наново гнедые да саврасые одёры, вспять контор заимодавщицкого склада, объявивших неприсутственные дни, гремучим газом столкновения бастующих среди констеблей ширя при вязальщике словес Азарииле Имре Этвеше, толкающем в брожение умов раскрытый сговор домовитых рукодельниц и сопливых зауголышей, по коему супружницы прилежно начиняют благоверного тухлятиной с бобами, дабы после ребятишка смог ему бы отпустить газет из кипы на подтирку, взбеленясь, что двустанинный паровой гулявший молот, билом кузниц механических штампующий калёную деталь на чёрном сплаве, волхвователю с коняшкою ольховой вторят стачечников грузчики, бетонщики, дорожники, сверловщики, гвоздильщики, зеркальщики, путейцы да литейщики, над портером, захлопнутым в дубовых кружках, щуря ромбы стёкол пивной, отколе машинерии естествоиспытатели замаливать несутся вычисления погрешности к часовенкам, где пастырь убеждает оных, будто даже синус от лукавого, а сорок независимо враждующих сект истово плюются друг меж друга в христиан разноприходных, назади ковровой фабрики штрейкбрехеров лупя и выдирая по станочницам за шляпкой смоляные власы, у бричек массачусетской артели фабрикантов Солитёром наречённый Этвеш, пятый урождённый отпрыск служащего мелкого при ссудной кассе, через два десятка лет кропанья только пуще измельчавшего, считается зубчаткой обегающей иль клапаном для выпуска напора мимо бойлеров, что крепче пособляет межеумочной божбою прирастать им ассигнациями, точно птицефабрика на пасху, грог засаленных стаканов ополосками разбавив, господин Осуетившийся, наставничеством занятый при дитятке, ведёт реестр арматорских товариществ, где плата выдаётся тумаками, полагая, дескать надобно трудиться на износ, всё чтоб издохнуть порезвей, да не узрев того бедлама, кой прилежно наворачивается подряд, врастяжку заводского гудка, линуясь колокольчиками упряжи вдоль конного трамвая, от бисквитной лавки шествуя, за Харвином и Люциусом, Бэрдолфом и Доналбайном, Берою и Биршею, ступает важно Мортимер, что средь простонародья избочененно куражиться горазд, обозревающий вертепные хребты столпотвореньем вольнодумцев, для себя насочинявших прав и надобностей свыше маховых колёс прогресса, возражений не приемлющих, заплаты из холстины до брезента сапог, обмаранною шляпой тэлли-хо комбинезоны у рычажной водокачки, от зуденья скнипа возчиков безродных, туго полнивших арестные дома, всё дабы шибче намываться под церковный праздник буйный меж бадьёю очага, покуда веруют окрест в переселение души, в переселение на кладбище смутьянское, за шелестом печным душеспасительных брошюрок разногласою толпою неизбывные мадьяры, Солитёр Азариил, шайкачу сизую продёрнув набекрень, самозабвенно препиравшийся со многоуважаемою бестолочью, что из рядовых оттоль разжалована комкано в служебные собаки, донимает высь, то предзнаменованье несказанное, иль суть он лишь крупица на щепотке рыхлой, брошенной котлу перекипающему, дабы спешно Бога накормить, так невпоед уже, до тряски деревянною коняшкой череды мостовых, галдят с передовицами газет митинговавшие клепальщики, ремонтники, плавильщики да кровельщики, взявшие колонной правой хлёстко бастовать эманципанток из прядильщиц, обувщиц, телеграфисток, швей, печатниц и закройщиц, по баронской мере кои теребильщицы-чесальщицы да вздора фортепьянные настройщики, что требуют себе часов премного на валянье дурака, узревши перья индюшачьи вкривь очелья ребятни босяцкой, сажею измазанной, Корд старший супротив обыкновенно принимается томиться чересчур по временам начала века, безвозбранно выжимавшим напрочь всё меж детворы при буровых рудниках, явивши любознательность насчёт суждений Этвеша, потехой для усадьбы вознамеренный прибрать себе зверушкою провидца-закопёрщика дворовых шалопутов, обок вый драбантских Мортимер протискивается жилетом бархатным с дюймовой толщиной шатлена около цехов текстильной фабрики, где хрипнут полумёртвые красильщицы от ядов испарений между варочного смрада, за работою сушильни набивного материала, удостаивая взором цеховую перротину, раздаёт поверх станочницам наказы благодетельно прохлопавши трёхколерные гранки о пластины агрегатов, лаком туфель экипажных огибающий истёртые подмётки задыхавшихся девиц окрест машин ситцепечатных, над пристрастною оценкою узора вдоль тиснительных цилиндров по зудящим валкам, собою накреняя визави, Осуетившийся для кучера вдогон распоряжается, за щёку обтрепавший бакалейщика, валяльщиц иноземья навестить, от ворошилен рам станочных перфокарт у равноправия бестрепетных поборниц, обрешёткою фургоны полисменов затворяют протестующих, всё дабы оградить высокородие при власти не имущих над кабатчицкою шайкою из олдерменов, наскоро для вентильного пива разливного самочинцам, повитухой недодушенным, сбывать готовых щёлок, за филёров подглядунство, гардекоры достославного Медведя В Сюртуке, по гониометру вослед френологических трудов печатных Фаулера и Уэллса, обмерявшего народный резьбовой черепок, минуют споро железнодорожные пакгаузы, дубинками из посвиста дозора вспять служебных сюртуков да шлемов кожаных гурьбой, когда цветные джентльмены, величаемые ныне от почётной тумбы пригарью, цыбасто обтекают постовых кружным путём, вне чернородья бунтовщических порывов, не упрятанными накрепко далече под замок навесной, отколь грызутся унитарианцы сварой к пресвитерианам за молебны Вседержителю, сквозь тесно бивший колокол на смену для питейных заведений ополченцев, над прочисткой суровья вперёд увалки ошивается барон в сопровождении констеблей с развихрённым колотушками теней Азариилом при оковах, меж работниц поршня гамом отличая сукновальную машину, грюндер бродит, наставляющий Вольтерчика, среди рулонов, тягой пропускаемых чесальным барабаном сквозь валки за лентой кардною, под иглы теребя уточный ворс, о заусенцы да мозоли направляющих громады звенья сменщиц, шестилетним чадом Вардемен, окрест бессонных ликов при маслёнках созерцает изнутри чехарду, игрой пробега ткани вровень клапанной коробки для свойлачиванья фильцевым застилом, на пробое о кондукторский ручной компостер дитятко при Мортимере еле поспевает башмачками, вередя ковровый шёпот за ночных лощин курьерский поезд в Харрисберг, покуда Бера с Биршей переглядкой отираются меж дамского купейного салона, из маршрута дугового к нефтепромыслам барон фитиль ровняет через лампы керосина вдоль обоев золотистого плюща на ткани ваксенной, ладонями призвав окрест хлопка штанинно сагамора Вардемена в тёмном сюртучке да бриджах гетровых, степенно продвигавшийся у исчерна-малиновых присборенных шнуром завес вширь спального вагона, резервируемого под нужды Корда, отстранив позумент, где Люциус, премного снаряженьем озабоченный игольчатого Гайкота ружья на добрых восемьдесят пуль цепной безгильзовой подачи, мимо полости замка вдвигает чашечки по роликовым звеньям направляющих, Вольтерчика сажая у колена да сверяющий к отъёмной левой рамке гладкоствольной магазинки перебор гнездовой, всплошную кропотливо начиняющий казённый верхний узкий срез толканьями удобств дрезины пульмановской, слыша гармонический гудок шифровки Морзе, торопливо за Медведем В Сюртуке, Паж Кубков держится перил, встречая упряжь винтовую до решётки заградительной к тарельчатым упорам торцевых буферов, мазутный паровой локомотив, объявший рёвом баронета, заглушает вязко буксы подрессоренных колёс из перестука наострённо скрежетаньем реборд, кабину машиниста обозревши, по игле скоростемера бронзы около манометра нагрузки паровой среди тугих стекольных уровней котла, жующий горсть орехов меж отцовской шапочки флейтиста, чадо вертится к бригаде закоптелой, шелуху плевавший возле крана стопорного, Мортимер заботою мальчишке утирает сажу с рожицы, на деле только пуще всё размазав, под мелькающие тяги обводя четырёхосный паровоз-компаунд, Вардемен спиною марко чует жаротрубный перегрев на вой ко дроссельному спуску, о мазутные форсунки подле обескочегаренных узлов, когда ручонки мимо гвалта сквозняков золы истресканные поручни вжимают опояском поршневого телескопного котла, чертя прожекторный фонарь за клином скотоуловителя, из утреннего морока туманной поволоки, наравне кареты, следующей к нефтеперегонному заводу, господин Осуетившийся в байкокете с фазановым плюмажем до черненья пелеринного дорожного пальто, тесьмой натягивает сменные перчатки, обрамляясь шейным бантом антрацита под крахмальный жёсткий ворот, сплошь твердящий мимо пихтового леса Корду младшему, что ныне долженствует путешествовать с безменом в сюртуке, ведь ибо даже при домах родильных крепче все обвешать норовят, без пеннсилванцев обмеряя производство керосина, за стальные перегонные котлы, от нефтяных кубов у профильной кирпичной обмуровки, разъясненья управителей изморщив над костяшками счёт, деляжеской повадкой огибает дровяных нагревов баки для рабочих масел подле винтовых мешалок, свистом до извозчика, рыхлившего колдобинами выстланный просёлок, между коим вдоль чащоб сосново-грабовых ветвей бликуют сернами дриады, выкаблучиваясь, через экипаж наёмный, схлопнувши карманный репетир старинных луковых часов с цепочкой, Мортимер, оттоль цейтнот испытывавший вовсе беспрестанно, кличет наново десятника среди карандашистов, у бедлама вожеватостью добытчик, испыхтевшийся резною пилигримскою главою чашки трубочной, толкует про крамольничавший люд и припасённый нитроглиноглицерин разведки шурфовой, стараясь углядеть гам копошенья мимо волглых завес, пузырных брючин грязью у засохшего репья следы откатчиков на промыслах, за вагою бочонки изворочав до телеги с брабансонами, о плёночную жижу, выползающую к стокам желобами сквозь громадную дубовую бадью, под коей впрок разнорабочие нацеживают баки, пересылкою у рельсовых путей, Осуетившийся Вольтерчику плетёт скороговорки про ложбины земляные сотни лун тому назад, когда индеец мог набрать от паразитов масел обок нефтяного озерца вперебой, разжиться бурдюками под увалом, да за пляской измараться вдоволь, между серединой века спёртых богаделен крючкотворы-ловкачи здесь объявляют Пеннсилванскую Рок Ойл, и поездной кондуктор Дрэйк с мошною Таунсенда вослед коловращенье зачинает, предприятий облигации назвавши чинно Сэнека Ойл, дабы верховенствовать сметливостью, бурильные площадки наколачивают, скважины разведочные шпурят, оттого имея нефти по пятнадцать бочек в смену, перед щёлканьем возницы с облучка драбанты Мортимера клейко различают свиристенье трубочиста подмастерьев, забирающихся дреками пеньковой бечевы от наливной цистерны железнодорожной при хромом паровичке густоты, вблизи тесовой вышки на каркасе брусьев, исподволь тянувшей смоляной поток у ветхости пристроенного сруба покосившегося, грюндер отправляющий десятника разведать, продолжает суесловья, мол, засим гоньбой уж Киры да Киркпатрики подстраивают бдения фабричной переварки, чтобы ламповое масло для светилен городских сплошь беспременно сбывать, растут каймой дубрав сталелитейные заводы к инструменту буровому, поселковые гостиницы, заезжие дома, на скакотне цены стократ, биржевики, солому вычесав из жбана, гулко машут подтирациями, ныне кипой сгусток начинаний прикарманивает Стэндард Ойл, пока не треснет или же вконец не обожрётся, только разная гальваника да мистер Вестингауз торг просаживают врозь ламповщиков, струёй чернильного фонтана, обращённого вздымающимся факелом, задора полный Кинкейд Бёрн изводится меж судорог ольхового копытного протеза, лохмы сальные к цилиндру узкополому болтая наравне с подрывниками анархистскими да сворой зауголышей чумазых неврасцеп, Осуетившийся в байкокете с фазаньим опереньем разгоняет обок промысловиков, наружу клёкота свинцом четырёхствольного Ланкастера, по зыби дымкой Бэрдолфа и Доналбайна фалды шитых к талии двубортных рединготов за бревенчатые хижины, вслед Гайкота цепным ружьём ответствуют менявшиеся звенья гнездовые из приклада, револьвером сборки Гассера-Кропачека среди винтовок Рэмингтон с подвижным блоком теплится костёр дощатых вышек, по туману затиравшихся для Мортимера сколотой пальбой осадных башен от минувшего, взрезая подожжённый меж дегтярно-керосиновою бомбой заказной экипаж, в стенанье языкастое наёмною каретою, где шествует ударник по восьмидесяти чашечкам, бессчётно накаляя восьмигранный ствол, из дёрганий к ступеням бойко радостною рожею кривлявшийся Валет Копыт, среди карандашистов-пеннсилванцев, разбегающихся мимо Пляски Виттовой, за Люциусом Харвин целит рявканье литое воронёного имперского Смит-Вессона под третий образец двойной скобою, о еловые фестоны пеленой изнутри.