BIG Фрагмент 38, Нечистый До Вечера, Ступень 36
["Unclean Till The Evening", Osaka 1927, Ladderstep #36, Kineya Yashichi "Nagauta Genroku Hanami", Japanese Traditional Music "Echigo Jishi", Japanese Traditional Music "Miyasan", Kikuoka Kengyo "Chaondo"]
Трафарет вахтенных патрулям берега, сигнальщицкие вымпелы до утренних фигур сторожевой двухорудийной канонерской лодки щурило приливом Сето-Найкай от буёв, поршневой тягою механизм гавани буксирно-шкивно-рельсово-лебёдочный среди иллюминаторов на сотнях человеко-смен, блочный хрип тросовый сталью вкривь брашпиля, из мидельной надстройки отличая корабельное равнение у палубы сварного броненосца перед унтер-офицерами, для пристани велась манифестация, качаньем транспаранты стачки докеров, портовых кули рёв за колотушками, артельные сятэй напором издали кобун, войсковой перечень кителей вайдовых, фуражечный застёгнутый дредноут при комендоров шебуршании вокруг артиллерийских башен судна, полированно-галантно скрежетал мостками съезда переправленный баронский узкофарный Киссел B-75, клаксон лощёного Паккарда Туринг вдоль чернорабочих суеты, обогнув лихтеры, под рулём Кормчего Небесного явил свою бутлеггерскую челядь первобытный Номер 9, чёрным френчем с галифе да сапогами оснащённый, к изумленью ограничившийся хомбургом подзолистым, хотя дочурка Жози предлагала шлем уланский хвостоперьем гардеробно под визитное тряпьё к умалишённых заседанию, К-сан, патрон, их милость, Варди-Корди щеголял в сопровождении трёхлапого умамаварияку Бёрна, склочной и сварливой поэтессы-удайдзин, при квартирмейстере, наштопанном из Гвейгана, да бобриком остриженном подручном Гвоздодёре впереди автомашин, изводя стрёкотом агрегат бойлера, весьма же благообразные комиссионеры-воротилы-заправилы разбавлялись парой ряженых, в плечистом катагину высоченный камердинер, смуглорожий Кэлло, дёргавший открытку Нагасаки за бедекером, Жозетта, грузовые лошадиные запряжки пропуская, чуть от смеха не свалилась, госпожою Ёсикавой потрясённая, гранд-даму обнаруживши с японским парасолем лакированным, шерстистою воротною дугой катахайиши нихонгами выше лба и облачением вафуку до того традиционного фасона, будто в капоре мадамочка шарашилась лет сорок при вязанье ридикюльном, ибо вовсе не юдзё, второпях шикая, торгашей спутница дала подряд особе моложавой указанья не срамить её канонами дверной благопристойности, пока барон ликёрный, наугад фотопортретами карманными соратников сличающий, таращился на морду господина Хатояма в паре футов, что был узнан от манишки до мошонки тот же час, эмиссар осакский, бородой убранный, лабазника спиртного Футагава шустро рекомендовать патрону начал, возвышаемый Юкайо, кимоно, пробором, статью и массивными усами подражавший Ивасаки, опираясь о бамбуковую трость, напоказ двинулся за капот сглаженный горчичного двухместного Rolland-Pillain, встречавший церемонные раскланиванья под неизведённую эстетства довоенных брехунов претенциозность между гаденько-простецкою душонкой мичиганских блоховодов у минувшего, скробутом изъязвлённого при джонках, переталкиваньем юркие оборвыши, гоняемые прочь от чужестранцев, опустелые Хоккайдо насыпные каботажники мазутными цистернами сквозь трюм, чепухой веерной для гостей ластился кичившийся покорностью народец, воздавая снятой шляпой к жестам, Вардемен, осклабившийся, точно бы расстёгнутая молния на замшевых сапожках юной дамы, прозаически-фаллически со всеми объяснялся, что вдовец, а дочка сбоку по-японски добавляла, что барон ликёрный просто разведённый клейкий врун, и благоверная давнёхонько его прочь ускакала на тугом весельчаке невежды сербского в шайкаче, прорицавшего окрест, по близорукости ли, по недальновидности, уж кто бы рассудил, доломан трефовый захвалив опытно, Юкайо поразился многорукости Изделия Господня, добавляя, в Новом Веке не осталось расхождений самурая да гусара, лишь костюмный ворох под увеселенья, натрамбовывавший около багажника подарочных картонок абрис шёлковыми лентами узорности крылатых змиев, Оделл глухо втискивал печатную машинку портативную, отряхивая цепкостью с подножек шантрапу ремонтных доков серпоокую, на свес демисезонного пальто, заводя шарканьем о стартёр маранный Rolland-Pillain CV 16, близя воркованье Изэнэми, с юной Шлэмбома, усатою вне мер любых, водительскою рожею, приятности густые безмарьяжно в семиместном Twin Six Touring, излияния касательно бакуфу мимо складов и петлянья биржевых купонов рисовых до Мэйдзи оградилось бронированным салоном Kissel B-75, карандаш сгрызенный извертел Вардемен, блокнот перекидной формировавший лексиконом, вдоль пометок обнародовавши свой кретинистический прононс, явив бесстрастности японской шамишены, Шушаноо и шогунат, эмиссар осакский, предложил радостно услуги переводчицкие Номеру Девятому, вольготность ощутившему среди непробиваемой стальной обшивки дверец, господину Футагава разъяснив круиза суть, в кубовых флигельных штаты все мучимы, подвальные распивочные треснули, с кофейной чашкой бражничанье скверное, древесный самогон лишил тверёзости да зренья цвет страны, а полусладкое игристое сараями напенивалось, через жестяные ванны мешанное около буфетного сифона, так его первостепенная задача, розыск надобного крепкого и лёгкого спиртного, что пришлось бы добродетельным по вкусу мичиганцам, для того же посещение вокруг местечка всякого, шальных домов ликёрных разновесного пошиба, угловых трактиров с бросовой кормёжкой и солидных рестораций, есть патрона-джентри цель наиглавнейшая вчерне, облака выпустив тишины пепельной ноздрями сквозь усищи, по-воскресному наряженный Юкайо-сама, хаори в гербах монсё ровняя при суйкане, ухмыльнулся за обжёванной футлярною сигарой к полой трости, наклонивший влево жбан под мятой шапкою кадзаори-эбоси, присоветовал их милости зачином авамори дрожжевое, нихонсю бродильной плесени да чёрное кунжутное сакэ, в паритет с иенами уложив конто свой, Вольтерчик между обоюдовыгодности, точно распузатого божка, затёр лабазника, обрядово любезничать начав, он сан, и доси, и сэмпай, и даже в чём-нибудь микадо, а уж если он отверстие седалищное, так уж непременно высшей пробы, через пешие кварталы многолюдности шофёром Готлиб Дегенфер выспрашивал для Kissel о маршруте господина Хатояма, бередя тугой клаксон, звонкий смех модницы над хромым рикшею, вплотную озорного понукания, всхолмлённо-благообразный Юкайо-сама, прежде уяснив, что обитатели Америки сплошь глистные узлы из недоумков загребущих или бредом осквернённых потаскух, барона Корда извещал о площадях бумажной Осаки, наполнившейся беженцев эдосских кутерьмой ввиду подземных разрушений Канто, близ харистократии кадзоку, потеснившей Токугавское даймё, карандаш дрыгался, смог цедя трубочный, Девятый Номер хрипло за блокнотные каляки нафырчал, что теневые рынки, всюду те же пошлины, но выплаченные в другом оконце, под Юкайо замечанье о хэйанских притязаниях контор борёкудан, чего языческий курусу не дозволил бы, подпольщик, изъяснявшийся на ломаном уродском, петроглифов чушью вывески японские считающий наскальными, заверил споро через Хатояма в благонравии своём, любого встречного призвавши ко свидетельству, да хоть бы приштяжного Йошихито, императора Тайшо, визитёр Киссела, расписал тэкия, для гостя рэкетёрствующими от куцепалых гокудо лавчонок стайными погромщиками, те же сорванцы лупили вместе с полисменами крестьян и забастовщиков портовых, не давая шанса Рисовому Бунту разрастись, ведь уголовный сброд изнанкой префектуры заурядные наёмники без жалованья, им лишь дозволялось мелковластьем дань трясти в простонародье, точно как и самурайское отребье доедало на столе за сюзереном, будто прежде Варди-Корди тем уже не пробавлялся восемь лет, натрепав щёчкою милость их знатную, любезный Футагава-сан уведомил барона, что в ханами пору джентри навестил Хонсю, и рьяно подоспел к цветенью сакуры, отметивши, всерьёз культура старых червоводен образец есть корневой слюнопрядения бескрылого, на мелочной прикормке до замора после грен, перламутр вылущен изнутри россыпей бутонной густоты ветвей умэ, где всякий местный праздношатай да которая-нибудь зевака рады околачиваться были по весне, у золоченья лакированных ворот среди торреи и ююбы громоздя покато вычурные пагоды сквозь жертвенник неведомому духу, представительные блики радиаторной насечкой утюгов, моцион около ландолетт ждущего Panhard & Levassor, всё чаще бостонские платья вместо девичьих ролей фурисодэ, за экипажный целлулоидный навес педалей гладкостью прогулки бициклеттные, извне перипетий левосторонней тесноты автодвижения к вихляньям до прохожих Twin Six Touring, рулевое колесо в перчатках Шлэмбома, при трепетной гранд-даме Ёсикаве Изэнэми, Кэлло, Гвейгане, Изделии Господнем и дрянной стенографистке-обаяшке Жози-тян, переплёт шупая в корешке сажевом, пролистыванье сборника шинкованных трудов Нагаи Кафу, Исикавы Такубоку, Кавабата Ясунари, Токутоми Рока и чердачно-мысленных узлов копотуна Акутагавы-сана, шаткие японские новеллы сохраняли прелесть, вовсе не стараясь морализмом оплевать, но вероятно также, их нравоученья слишком путаны для впадин стухлой дочери бутлеггера, вдоль охрового стетсона к мундиру антрацита, Сэлем подал через ментик даме нижнюю ладонь, пропустив колокол выходной шляпкою за юфтевый плюмаж, тесьмой завивов мальчиковой стрижки с чёлкой Жози Корд, румяна, тени, брови-ниточками, серьги Бушерон, давя утянутую грудь под комбинацией, сквозь бархат полудлинным платьем кант расшитый, мягко бередя ориентальную накидку птиц хоу-оу, короткоствольный ридикюльный профиль Mauser 14, защёлкнутый перчаткою, извилисто мелькавшая подсборенная юбка выше голеней, до шёлковых чулок при ар-деко обводах туфелек, рубеж сопровождения оркестром кроманьонцев, диксиленда провозвестники оравой долгополых тренчей с фетровыми шляпами идзакая почтили за Юкайо-сама обществом берложным, теребящие карминною ребристостью фонарь акатётин при входе сворой у распивочной сакэ для работяг, помогал куколке Маккавей Сэлем Бёрн, гусаривший трёхлапый, ко традиции старинной разуваться, чтоб устраивать прилежно вонь застольную вдобавок, без которой бы Япония солидно потеряла, гэта, дзори, сапоги для галифе, гамаши туфель и штиблеты при ворчанье, свитой Корда наравне жуликоватых завсегдатаев, низами составлявших клан бакуто, мимо фишек да костей бан-сурогоку развернув за постоялыми дворами у перронов, каждый точно бы ощипыватель птицы в ресторациях аллей, дзабутон въедчиво занимал подданный империи гримасников напротив ксилографий центровых укиё-э среди фусума обрешётки, спешно осакский лабазник, ставший ментором баронским для трапезничанья, к итадакимасу сдвинул Номеру Девятому ответно цукидаси, пребывая в совершеннейшем почтении, их милость, будто севший у архантропов за сколотый валун пещерный, впредь себя держал, как слабоумный обветшалый садовод из Вакаямы, под личиною театров ноо, стоявших многообразностью прочно и шерстисто на ногах, а на фундаменте бы следовало, регентом Юкайо повелел от хасиоки не втыкать бездельно палочки в гохан, поперёд мискою не теснить ближнего, не править хаси около других и кулачонком не сжимать, внутри идзакая дозволено принять от визитёра агэдаси дофу, гома-аэ благостно делиться или соусом, однако моветон жрать по-собачьи мордой в чашу, было надобно поднять её к себе, задавив хохота через рот бульканье, дочурка-поэтесса углубилась мимо даси вровень хлюпанья удоном, чтобы только не разглядывать баронскую степенную надутость поглощеньем хияякко, у стараний Изэнэми вслед Нобору-сама, дёргавших куски нигиридзуси при гарнире красных водорослей, джентри, оценив горчичный тон микстуры здешней, возле мисочки графитной сакадзуки подогретым щурил слабоспиртовое нихонсю, контрабандистскою деляжностью высчитывая спрос, гуталин щёточный заблестел около мысков под шорох чистильщика обуви, скользившего над близостью отцовских галифе, японки мога, чересчур американистые, в лентами увитых капелинах с мальчиковыми каре, фотопластины заполнявшие собою, между съёмки пневматических затворов и трещанья порошковых вспышек, Оделл, увлечённых сладострастием особ мандолинистками зовущий, квартирмейстерски бурчал на иероглифов бессмыслицу газетчицкую, взятую разменом через сэны по привычке, над урчанием стартёрным к папиросе чиркал юный Гвоздодёр, короткостриженный с подвитыми усищами, носивший бриджи, гетры и ботинки замши, чопорную знатную особу Изэнэми пропускающий, водителем баронским Двереног, шестицилиндровый гам Киссела вдогон Паккарда Туринг, лепестками изъязвлённые сады, парасоль вырвало у гирлянд шёлковых, напором ветра сквозь хиноки, дзельквы и мискант пейзажных двориков при матия, за каменных львов пасти бульмастифовые, астмой поршневою верещал таксомоторный экипаж Otomo, в скрежет кипарисовым шасси для стран, узревших медный примус и утративших рассудок от восторга, междурядьями ковровый полог фрез цветенья сакуры вдоль клерков толп истёртых нарукавников, прельщённых беспорядочно обрядом ротозейства, именуемого чаще созерцаньем, до японских швейных фабрик побирушки из калек-солдат в обносках, удайдзин патрона Жози благодетельствовала за дверцей Twin Six Touring рикшам, подававшая купюрно иены, сидя между тем в автомашинах, потому как второпях решила сделать мир сей лучше, чем он стал, уже затем, как второпях она решила мир сей будто сделать лучше, за полвека до того придворных дам ещё с колодочно прижатыми ножонками таскали слуги кладью навесного паланкина, а теперь всего лишь радостно тянули на себе двойной трамвай, отряхнув камешек под хромой стелькою, шагами пропотелых таби линии циновок, тэнгу спереди киринов мимо конницы расшивкой у настенных какэмоно, оправляющий подвесы канабо и намагаки, содержатель ресторации приветствовал червивое засилье эмиссара Хатояма с господином Футагава, тарабарщиной для каждого среди первостепенности кривляния, поскольку все японцы волокитчики изрядные, нарядами юдзен плели звучанье кото гейши к перестукам от цудзуми учениц, бикаран дюжиной за ойран гребнями, при газовом шкварчании готовкой на хибати, шелуша многоступенчатый канон, хранимый в ознаменование бессмыслицы, коленною вознёй подстолья абрисы линейчатых костюмов с непременной кобурою вдоль штафирки, галстук-бабочка, помада для волос на кроманьонских жбанах, угольный пластрон булавкой ёрзал до салфетки, шустро втискиваемой к жилету вырезом поверх, мельтешил спутницы ритуал веера, за плавностью вощённой ригористка-пуританка Изэнэми с нецелованными дольше суток ножками блюла в дворянской строгости убор волосяной катахайиши по макушке, игнорируя сужденье Жози-тян, что перемаранное их высокородство недовитый кокон для шелкопрядильни, отвечая камердинеру барона, всех пихавшего углами камисимо, из проказничания среди бонсай-вазонов с хвойными деревьями, их милость Варди-Корди, принимавший осибори, начал кланяться чванливо полотенцу разогретому до спешного наказа только лапы обтереть, различив звеньями череду трапезы, Вольтерчик произнёс для ресторации коверканное итадакимасу, авамори узкой чашечки держа аперитивом и стараясь не ронять прилюдно хаси, Футагава, разделяющий оплошности с нелепостями, бросил знак приезжему, навстречу Хатояма разъяснений, терпко соусом гохан лишь поливали опустившиеся нищие да разные кугэ, очагом шаркая, на пару мидии готовились ко сбору плотоядному, сопенье кругляшами онигири, за дайконом напластованный кальмар сашими, в глотках утопающий, креветочный тэмпура близ варёных кукумарий по гранёной лакировке чёрных мисок, над отрыжкою гривастый Сэлем, жравший унисонно из трёх гладких чаш порубленных чилимов да моллюсков, заглушающее призвуки ойран, чревоугодничанье братьев во Христе среди трепанга исшинкованного плавало к обсахаренной гуще до лепёшечных сластей дайфуку, над агар-агаром по вагаси, распивавшее бесцветный авамори возле Номера Девятого расспросов, бутилированный, выдержанный, поданный в кувшинчике, взращённый дрожжевою брагой после рисоварок за осаженною пеною начальной перегонки, ведь иная косоглазая пройдоха залежалое каморок резво сбагрила бы, но не таковы же досточтимые лабазники, эбоси надевавшие окрест, изнутри рыночной толчеи оттисков бидоны коромыслом на торговце маття, при автомашинном тарахтении сквозь гомон животов баронской челяди, гирлянды лампионами бомбори полумёртвые цинготники, объедками лениво пробавлявшиеся, Oakland Roadster в лязганье клаксонной трели мимо задичалых каи-кэн, отсчитав сэнами бахрому ветхую, старьёвщики беззубые, изжёванная оспой ребятня до шинтоистского монашества плетёных такухацугаса, шлаком брезентовки заводских рабочих, около петляния из дудочных мотивов сякухати, многоярусные замковые башни карахафу под изогнутыми свесами, лощёный Kissel B-75 среди кварталов завихрил калейдоскопно волновые лепестки вьёроз по кронам зыбью сакур, до зеркал автомашинного салона, где любезный Футагава-сан и Номер 9 парно обменяли вдоль кобур самозарядные литые Астра к Борхардту доверия сплошного жестом, френч захлопнув, Корд бурчал про выдумку сутяжного Закона Об Опасных Мыслях, ставшего бичом для профсоюзов, точно мало им штрейкбрехерства, гвардейцев, рэкетёров и поборников поборов, нынче вовсе на прошенье цеховое о прибавке раззадоренный владетель-благодетель уж скорее оплатил бы гальванического тока процедуры рихтованьем очевидной невменяемости фабрики просителей шальных, господин осакский изрыгнул пологом сигарную печать витиеватости, отметив, что при свежем кабинете толстосумов Сэйюкай гниль шантрапы кё дай из тэкия лишь крепче собирала дань среди курилен о..иумных, на послевоенном торге ..орфия, который при властителя стараниях умело покрываем для законопослушания катаги, начиняя гуще трубку Раунд Бент, удайдзин выискав, чепухой взвинченный, монеткою у проволочки Гвейган шумно клял телефонисток, отвечавших по-японски, возвращая челядь Вардемена к снятию ботинок на пороге для распивочной, которое собой знаменовало совершенное почтение травившегося перед забегаловкой, неведомое отпрыскам страны, проведшей три шерстистых века сапогами вкривь стола, ещё Минёйт орехи лузгал при ботфортах конной гвардии да звонко пересвистывался дудочкою с пташечкой, а тут уж разувались между прихотей имперских, Номер 9 умостил охвостье Кэлло при умамаварияку Бёрне сворою оценщиков сётю коруй, разбавленное, брагою дозревшее спиртное за осахаренными дрожжами-кодзи, многократной перегонки, ароматное, дешёвое, креплёное, сравнением готовя нихонсю, взболтал кувшинчика токкури на три стопки рядом чёрное кунжутное сакэ, миновав рельсовый перегон станции, кортеж господский следовал у горного пейзажа, сквозь блуждающие ленты множа тсуги перелесков через гинкго и торреи за курьерской глыбой поезда из Осаки в Киото, до рычажной перемены скоростей обводы кули сандогасами, реднинные завесы по фургонам, вдоль бантенгов упряжных ко дребезжанию телеги, шевеля скольженье угольного тендера под смрад локомотивный, у крестьянки за спиной младенец ёрзал изворотливо, подвешенный в корзинке, ландоллетт пустой, густевшие бамбуковые заросли, сменяемые пихтовою рощей, представительный утюг замедлил бой цилиндров, тянущиеся живые изгороди плотного самшита и кинкана, чужестранцев не пугавшиеся, мимо запасного колеса под кожухом у левой части радиаторных борозд ажурно шествовали пантами обильные пятнистые олени заповедника, громоздко выбиравшиеся тренчи изнутри автомашинного салона при усадьбе, черепичные загибы карахафу, вдалеке напоминая шинтоистское святилище ясиро, точно около хайдэна ждали гладью преклонённою встречавшие к тенистому карнизу обрамления служаночки, раскрашенные, что фотографические карточки парижских кабаре, перелив шёлковый верениц ширменных, Вольтерчик между Кэлло неохватным и умамаварияку от столешниц гарнитура махагониевого цивилизаторской манеры господину Футагава преподнёс кинетоскоп иллюзиона деловым гостинцем, дабы с каждой плёнкой утверждаться мог лабазник, все тонфильмы лишь новеллы для безграмотных, среди пиджачных троек здоровил порывом щедрости, Сюртучному Медведю вовсе чуждым, отпуская в дар Нобору заводной американский портативный граммофон, эмиссар кланялся, ерунды сборщиком являясь многолетним, презентуя Варди-Корди образцы филофонистского шеллака, эбонитовых пластинок, восковых цилиндров записей и даже перфорацию рулонов пианол, зашепелявившийся между дребедельного восторга, Хатояма-сан приветил визитёров у лакейства на татами перед зрелищами в сукнах, танцы щуплых гейш сквозь веерные оттиски, себе аккомпанировавших грацией движения кокю и сямисэна, от кумирни благовоний выплетались на узорах ксилографии бундзинга, под манерничанье цапель саги томных из батиста крыльев рядом с журавлями цуру, близясь повсеместною глумливою японскою ухмылочкой прислуги, эмиссар, корреспонденцию тасуя, рассуждал о всемогуществе дзайбацу, императору приверженных, Ясуда и Мицуи, Номер 9, отстранённо циркулируя по комнатам задумчивостью, крепко норовящий угодить ступнёй в котацу, бередил противолюэсные шарики пилюль, тормошась к выгоде спиртовой партии, бювар с наценкой грея возле хомбурга маренго-клер, соцветие умэ петлицы лацканной мусоливший, немое совершенное покорство, церемонность и бесстрастность, облачённые во френч при галифе, среди бонкэя дошлый комиссионер из Мичигана, точно оводом ладошки меж гостей не потирал, хранящий самообладание для Кордов чрезвычайное, хиноки палисадника за внутренним двором, теребил кукольный парапет мостика, овальный пруд рассматривая, Волк Во Фраке перстень гладил около ююбы, сквозь пейзажные сады, предгорьем карликовых сосен изогнувшихся, фигурки визитёров гостевого павильона рассуждали врозь иллиция, к чему им становиться бы довольными нашвырянною кучей обомшелых валунов, Сэлем Бёрн выправил край полей кэттлмен, захваленный поддатой Изэнэми, что не в шапке блоховодной фронтирсменов или первопроходимцев ошивался, приосаненный трофейным доломаном антрацитным пруссаков гусарства Мёртвой Головы, таился лишней пятернёй в опушке ментика басонного среди вафуку праздничной гранд-дамы, объявившей пятерню совсем не лишней изнутри, прудовой зыбкостью находя абрисы кувшинок миловидными, юдзеном к парасолю Изэнэми рассудила, если швабра-борода от Хатояма вдруг приштопалась бы наново Юкайо под усы, оно бы вместе составляло недурной комплект, ровняя отколовшееся справа нихонгами привереды над ликёром кюрасао, разъездной трёхлапый чучельник Бэргардена отметил, что японцы походили на зачванившихся сплошь чугачигмютов, под цигаркою обпыхивая даму, несравненностью изъянов элегантную, дешёвым табаком, вороша дёрганье через шум кнопочный, тряслись машинописные листы переносного механизма вровень клацанья ногтями Жози-мога, позабывшей развязать накидку с птицами хоу-оу и даже колокол плюмажной шляпки узостью подвивки не отстёгивавшей, гвалтом перестука возле сомкнутых фусума лепестков, доплелись к ториям вышибал контуры, оставившие в малом павильоне лакированные туфли да штиблеты, расточая переменой дзори с таби вразнотык невыносимейшую вонь столпов зажиточного общества, сдающие ручную кладь увесистою пригоршней кобурных револьверов, подносимою водою чаши сразу омывались у зашеин, полоскали носоглотку, а затем уж насыщались, дабы втёмную не опростоволоситься, шагая благочинно в окаймлении самшита, чужестранцы озирали статно дзельквы и раскидистые гинкго по тянива, мимо родзи фонарями торо каменной резьбы шурша о плоские булыжники, вдоль тсуг и кипарисовиков бряцая нежданно кроманьонским любопытством по колодезному зеву цукубаи, иероглифами буйно озадаченные, в ковшике бисяку находили подмыванье, выдворение соплей из вовсе не обезображенной раздумьем зрящим рожи да питьё, ведь уморились посреди двадцатиярдовой прогулки, отломавшие какэи по бамбуку, не зудела чтобы, гложа перелив, наравне с тропкою за кинкан листьями, встречавший Футагава у пологих гнутых скатов растворённого тясицу, облачённый, будто мастер тя-но ю, дал указанье жестом двинуться в собачий лаз трёхфутовый громилам стоеросовым, к ажурному святилищу входя бранчливо тесными вратами, ободрённые вдобавок подседалищно ликёрным джентри, челядь наугад сопровождавшим, точно вымесков до ближней конуры, тэцубин дымчатый закипал выспренне, среди обгангстерийничавшихся детройтских увальней их милость созерцал тябана ниши токонома ветвью сакуры цветущей при еловой хвое, выпытав у тесной шепелявости ворчаний господина Хатояма суть каляк на размещённом какэмоно, содержащем заключенье каллиграфии, рождённое издержками корявых переводов, о бесспорной добродетельности зёрен пустоты внутри изящества покоя, Футагава, севший мастером готовки тя-но ю, перетёр ступкою шелуху бронзовой шкатулки, высыпая к тэцубину, на почётном дзабутоне в шинтоистском пантеоне размещённый, точно олицетворение народов, что любили прежде в меру обождать, затем уж вовсе не спеша, очагом занятый, копошил венчиком тясэн глухое варево, среди мордоворотов благовоние курильницы, сражавшееся между терпким запахом до таби чужеземных, исповедовало принципы ва-кэй-сэй-дзяку, своре, нарушающей в особенности дзяку, свирепеющий Вольтерчик, репримандом наградив обычай янки пустомелить и балясничать, метнул взгляд исподлобья сталью в духе Лона Чейни, набивая рты гостивших подаваемым кайсэки из скрипучих отделений вариго, кипятком вившийся, к старшинству ползая тяван, огромной чашей плыл за шёлковым фукуса, при ладонях очерёдности сплоченья ритуалом, над беседою о палках измышлений какэмоно, о свивающихся противоположностях цветов и хвои через токонома, рассужденьях, что тяван давно пустой, как чей-то жбан, зато у противоположности весь жбан кишит заваркой, о намерении драться между Гвейганом и Кэлло посредине церемонии, тясицу разомкнулся вдруг под отзвук сёзди, вычертив пейзажные сады, желобки наручей, при курках вирлинга старинного, на сгибе локтевом до панорамы ожидавших визитёров, бронированными воинами ряженая свита незнакомцев отражённой молчаливостью топорщила ребристые пластинчатые кожаные панцири до-мару вслед наплечников содэ, топча циновки сабатонами поверх негодования мясистых питекантропов, увенчанные кованно железными рогами кувагата шлемов, двинулись павлониевые резные маски ноо, клыкастыми личинами бугаку-они с прядями тарэ густыми вровень остроносых тэнгу, издали разматывая цепь кусаригама по вращенью булавы, от назидательных блужданий канабо, вышибал профили вразнобой гаркали брюзжанием, оттягивая наскоро линейчатые, стрелками утюженные, гладкие штанины за подтяжки для носков, среди погрома, учиняемого воинской толпой над воскуреньями тясицу, вороша короткоствольные заправленные дэрринджеры близ миниатюрных револьверов, кама лезвие длиною в 10 сун дробило рамы вдоль бумажных стен под визги эмиссара Хатояма, прогоняемое через оживлённо заходящийся пальбой карманный FN Browning Оделла, когда гостей спихнувший, высоченный камердинер, принимающий удар фундо литою о пластинчатый стальной бронежилет за катагину, обрывая край личиной кипарисовою ряженого, спереди чугунным тэцубином вскользь ошпарил незнакомца вой, под щёку затолкав четырёхствольный Шарпс ладонного промера, треском выбив назатыльник у слоистого кабуто, встрепенувший стерегущего налётчика при вирлинге немом, силуэт панцирный булавой исподволь опутал между звеньев чёрный прусский многорукий доломан, к себе дотягивая волоком гривастого умамаварияку, провернувшегося ниже от серпа кусаригама, шлёпнув горстью омогаси по глазницам залепляемой узорной они-маски, расслоив наподбородник визитёра, за пластинами сносил кастетным тэкко пятерни аккорды вынутого горла, через Вардемена тон пятизарядным револьвером Velo-Dog, источив брызгами пастораль хвойную ветвей еловых мимо каллиграфии ажурной изреченья токонома, соблюдавшие декорум посреди мордоворотов свары, осакский лабазник Футагава и Вольтерчик продолжали церемонию тясицу, к воплям дэрринджера Remington при трещинах гэссана, бронированных налётчиков орава за личинами бугаку-тэнгу ёрзала шипастыми дубинами сквозь обоюдоострый поясной кунай, Изделие Господне, косторезом прогулявшееся через незнакомцев, затесало вкривь отобранный японский серп о ряженого плоские до-мару, совершенно никакого дзяку в струях благовоний не оставив, дребезжал короткоствольный пистолет, хайдатэ выщербив, тя-но ю буйствами сплетений украшая многозвучно к отступленью залпом вирлинга, пейзажный сад тянива мертвечиной перепачкав, Гвоздодёр и Двереног подряд багажных отделений распаковывали наскоро подарочный картон, изнутри Киссела до Твин Сикс Туринга прощупавши затвором вперегиб от чёрных рынков самострельное ружьё Huot-Ross, готовя суетливостью рожковый Thompson M1 поверх автомашины, бронированную конницу врозь гинкго палисадника с охотничьими штуцерами высмотрев за рощею торреи на посёдланных досанко, исчертили ворох лиственный, под вылазкой для рекогносцировки у булыжных родзи между засверкавшею пятнистою оленьей чехардой, Сэлем Бёрн сжёвывал кадыка влажный хрящ, трофеем от налёта соломоново разрубленных дитять, фырчанье бойлеров на всходах гаоляна до мотыженья за тсугами предгорий, мимо стёкол глубины доски приборной грунтовых дорог вихляние с ботинками на шее ребятнёю, босоногая ватага, проносящаяся около гружёных поршневых фургонов, едкостью прищура вдоль Юкайо-сама, шустро выколачивавший гильзы Velo-Dog, барон ликёрный стал разведывать берложно подоплёку всех намерений киотской толчеи борёкудан, гокудо дрязгами забияк ряженных пресыщенный у стыка недомолвок, Футагава относил гостей имения к посланцам Арагаки, Мицусима или гнёзд Итирюсай, однако сверху назначенье их едва ли душегубство, театральною огранкой лишь стращанье полоротых иноземцев, сквозь тенистые бамбуковые чащи ландолетт, застрявший вровень увалившейся ольхи, напрямик бобриком от цепной вшивости состриженные космы и узлы простонародья, врозь плетней боронованием, у вспашки на бантенгах мимо зебу, под хвостами ранних оводов гонявших дном свищей при шкуре, латаные начерно холщовые суйканы отрешённой нищеты, впереди справившись, до углов путника с громоздким чемоданом на заплечных лямках, абрисы Паккарда Туринг возле Kissel B-75 сбавляли щёлканье цилиндрами среди кущенья тутовых деревьев, пропуская чужестранного кортежа визитёров у порога горной минки с тростниковой островерхой трёхэтажной кровлей, странною бесхозностью сараи для быков зияли отпертыми ниже густоты ветвей хиноки и плетёных камышовых разгородок при дощатых ставнях окон, Футагава, Номер 9, Кэлло, Готлиб с карабином Arisaka, Машинист над пистолетом-пулемётом, барабанною винтовкою снабжённый Маккавей и Гвоздодёр, вскользь отстегнувший самовзводный Nambu Fourteen, лицезрея мимо убранных татами от настила при крестьянском доме нока пустотелые фигуры львиноглавого оленя, псов железа и пернатых возвышающихся змиев для грядущей перегрузки авамори штабелей, в костяном бряцанье наугад счётами, Юкайо между хаори гербов монсё заверил джентри Корда о возможности резонной получить его инкан, при заводской микстуре, значившейся пробочным эрзацем из бумаг, шебурша, Вардемен, лексикон выверив блокнотный, споро ломаным японским объяснявшийся, являл собой офортно школяра в стараньях полностью домыслить на ходу, тормоша лестнично параллель ярусов, лабазник за слугой раскрыл штрихом контрабандисту червоводню перед кроснами ручными для тканья, предупредив о шелкопрядах сонма, не переносивших дым табачный, обронил, при разведении чердачном, годной нити под мотки давая коконом в одну восьмую ри, один дзё полный шёлка требовал за тридцать сотен коконов, червей безглазых с крапчатым узором третьевозрастных слуга ерошил тюлевой подкладкой у сдвижных рам этажерочных лотков на завершении кормленья вдоль подставки исшинкованною лиственной тесьмой, котлован вирлинга посреди штуцеров, кроша свинцовой осыпью хиноки, через натиск бронированною конницей хэйанской, верховые, густогривыми хоккайдо ума в кентере шершаво правя, дёргали закраины юкагэ между струек перелома, возле шрамов сёдзи эхом бокбюксэ, наравне панцирей бередя выступом колёсное пятнадцатизарядное орудие для цельнометаллических болванок, придвигались назатыльники ребристые личин клыкастых они под рогатыми кабуто, потрошащие обмазанные глиною бамбуковые стены мимо гвалта скорострельной пушкой Becker Type M2, гашеткой вглубь тяжеловесного патронного рожка, артрасчёт издали защищал всадников шимозой при осколочном ударе, через тутовые кроны выбивая тростниковые охлопья крыши, метясь у пластинчатых содэ, на упреждение стрелял от поворотного затвора болтового карабина Arisaka 30 Дегенфер под ретушью лиддита, вкривь обряженных налётчиков павлониевых масок тэнгу Сэлем барабанною винтовкой Хуота-Росса с толстостенным кожухом ломал хэйанцев сплотку вздыбленной бронёю облачённых жеребцов досанко, морща сабатоны переменою аллюра в конном строе рассыпном, снарядив гильзовой магазин пригоршней, готовя Astra, Корд Юкайо-сама предложил до разночтений извести всех гнездарей, но Футагава обозначил, что в Японии отстрелом вожака полстаи только раззадоривали, пепел оябуна выедавшие на клятвах оловянные солдатики даймё свой путь нашли душеспасительным верченьем барабана перед идольскою статуей, наездников подсчитывая вровень трещин минки, Футагава перебросил запасённую обойму для К-сана, в знак почтенья отдавая антрацитную кадзаори-эбоси вместо хомбурга маренго-клер, добавил, мимо жидкой сделки Варди-Корди первого разбора обелисков сюзерен, упорхнув рубчато сквозь пальбы занавес.
Свидетельство о публикации №123091105329