BIG Фрагмент 29, Ангела Ночи Гонец, Ступень 27

A. A. A. "Цветущая Во Мгле" [Роман, Версия 16+]

["Night Angel's Herald", Steiermark 1916, Ladderstep #27, Nora Bayes And Jack Norworth "Shine On Harvest Moon", Choir Version "Aberystwyth", Choir Version "The Old Brigade"]
Дробностью за шестигранный обвод радиатора бойлерного к смене врозь передач, листья дубово-каштановых рощ, сыплются мимо кедровников тучных предгорий хребтов, сенью у тента дернины охотничьего шарабана старинного парной запряжки, вослед пивоваренных труб отдалявшимся звоном курантов о Грац, ширя снованье вербовщицкое между Австро-Венгерской Империи, коей рачительно правят седьмой век подряд криворожие Габсбурги конезаводов образчиками, несравненная мадемуазель Суфражози, торча офицерским биноклем над автомашинною картой штирийцев, окутана через бликующий газовый шарф, памятно-фольклористическими сочинениями Анценгрубера, Шенхерра, Розеггера, назади бастионов да верков замшелых границ крепостей бередя поселенья рудничные цинкодобытчицкие треском автомотора у всхрапыванья брабансонов гружёных подвод, лямки врозь кителей бусых рекрутчины на кордегардии за недогляд, Радован Чавар, для нонкомбатантского выезда герцеговино-боснийским шофёром, визитно почтивши сараево всякое меж полевою фургонною кухней обозов сквозь чардаш мадьярский вширь огнеприпасов телег, четырёхместный Америкэн Джонз направляет восточней, указывая о готовимые эшелонно осадные парки орудий сварных цислейтанские грюндера отпрыску, Рэмбрандту Третьему в колком ошейнике, вымотанной поэтессе ночными забавами, да поедающему из мешочка печёности венгров Изделию Божьему, справа завидевшему выходной самодвижущийся экипаж австрияк Делоне-Белльвилль шестицилиндровый, кой занимают почтенностью Шрайхарт с Гертрудою Фюрнберг, лейб-гвардии гауптманн Штрауб да фельдцойгермейстерский прихвостень Бюркель, язвя трепетанье обвислыми мётлами на пикельхаубе тугих, флангово сопровождаемые однофарными Татра вдоль купольных тентов брезентовых, к жалости неописуемой через войска не приводится уж лицезреть джентльменства каплунскую ряженость около смрадом горчичным брехающих кавалеристов, теснящих вокруг фуражирские поползновения мимо крестьянских дворов, колера гехтграу мундиры при бергмютце листьях дубовых, затёртые фески по герцеговино-боснийцам от ранцев походных брезентовых иль шкуры конской, шинели двубортные инфантеристов, припасы и противогазы мешочные обок аллюра остфризенского, дегтевые тирольских фельдъегерей шляпы с кокардой, плюмажами ваксенными добровольческого батальона, к привескам темневших помпонных шнуров, туши зенитные спицеколёсных орудий вздымавшихся Крупп Флагзойгабверканоне среди карабинов Маннлихера полупустых, ельником вровень обсыпавшейся гущи лиственниц мерно плутает роскошный Бразье четырёхпоршневой, госпожи Ёсикавы с баронским, оскалившимся пилозубой остроте японки вослед, камердинером, ёрзает сбоку отцовский бювар, хомбург визитный Пажа Кубков мраморным догом облизан вкривь дымки застолий, рубцом экипаж новоолбанский, выписанный через Бостон за три года ранее, встрявшим к обочине ластится, мимо капотной гармоники слышно работавший Чавара газовый ключ, с пособляющею сноровисто Трёхлапою Невидалью, из прогулочного Делоне-Белльвилль шлемово-кочетное скрежетанье, гостей иностранных впрок остерегает и придурь выказывает, от застрельщицких гнёзд телескопов ружейных сквозь тушу ардена издохшего, будто к запрошлой неделе, в шестнадцати ярдах пальбу учиняя меж Фроммеров, Крнка, Рот-Штейров да Бергманнов-Байардов, звавшие Корда присоединяться, не повод ли с Борхардтом долгозатылочным папенькиным вынуть Маузер короткоствольный от сумочки, дабы порадоваться баллистита хлопкам врозь одёра боснийского горного, Чавар сквозь гам колымажного выезда сызнова перегоняет фургоны ликёрной загрузки бортов, к пихтовой мгле буковинцы рекрутчиною под расходы эрцгерцогства иль же маркграфства, сопит носогрейки резьбой пучеглазый болгарин, усищами ёрзающий да с цыганом торгующийся за кибитки обшарпанный скарб, флангово примкнуты иглы штыков назади караульщиками рядовых закарпатцев, толкаемых для трибунала расстрельного, дымчатые упряжные гуцулы всплошную зарядных повозок, величием хворая крепко держава корячится в глине, разжёвывая солитёрный имперский навоз, где баронский кортеж посещает окраин деревни фахверковые с обрешёткою прусской дощатою вдоль кабаков, исшерудивши сосновою выпушкой морды фасадные перед раскосами брусьев за кровельною черепицею, вскользь уминая гуляш да слащёный мучнистостью кайзершмаррн, дол вожевато шарашится, словно бы кряжистоспинный открыточный Винервальд, полный дриадами обок сатиров копыт, выспренного чернородства окутанный образностью госпожи Эбнер-Эшенбах, на распевание дудельнов ставен, фальцетно-грудных под французские аккордеоны с кларнетами, корча раззявам портрет челюстной добродушья за мелочь отвне талергофских канав, празднично впору окрест увенчаться макушечной дамскою чашею в тон лавальер для Жозетт разъездных, юною девой себя оказавши средь общества, где буколическое простолюдье метельчатошляпное гулко из выгоды местным прикидываться дурачьём завсегда поспешает, когда джентри кланяется благодетельно, кроны отсчитывая ассигнациями в паритет, юрко билеты цепляют ручонкой фольклорные ряженые при сутажной расшивке двубортной, вослед посажённою жёнкою для лесника водевильного бродит крестьянка в жакете-корсаже, фонариками рукавов подле блузы да с юбкой цветастою, все, сговорившиеся будто ныне, уборами егерскими щедро одарены вровень конского маранного репейка, Вардемен прочно объятьями тешит знакомца давнишнего Рихарда Гейстингера, контрабас нагружающего струнным аккомпанированьем, сквозь отверстые хойригеры австрияк меж кофейных домов, иноплеменных дурных праздношатаев радостно потчевавшие окрест всем подряд, Сэлем, явив благорасположенье ко штруделю из пятерни левой, черпает верхнею правой гарнир от копчёностей, третьею лапой хватая тирольские клёцки мясные на диво буфетчикам, ведь не отыщется рядом пекарный эрзац-порошок, ибо же сих цислейтанцев шкафы несгораемые грузно полнятся стопками тайных рецептов кухмистерских, обок завидевши конным гусаром вестфальца муругого, возле карбидных фонариков на экипажах, от фордеков между колясок прогулочных моторизованных вьётся Дьердь Гидаш, поручик венгерского гонведа, демаскированный, точно лесной артрасчёт, будто бы вскользь интендантской обязанностью прочно занятый для остолопов из ряженых, высясь трусцой да гарцовкою, Радован, перебирая о гладкий излом револьвер воронением герцеговино-боснийский при сумке сухарной, курочивший тафельшпиц жижей с огузком, барону ликёрному сплошь растолковывает, как же надобно выглядеть нынешнему офицеру, всё хоть бы вне петельной и канительно-галунной докуки носить шестиклапанный за поясницу мундир беспогонный, от исчерна-сизого колера, шарф поясной да лампасные брюки с шако при гербе, слишком в образчики не назначая лихих каплунов, рьяно приветствует фенриха кайзеровских егерей Вольфа Хуттера над бронеавтомашиной трофейною панцирною за обшивкой железных пластин, мимо щитка оборудованною станочным верлюгом для цапф самострельной картечницы Хайрема Максима, подле басонных мадьяров, старающихся отколоться вне гадины чванно-имперской, башмачник вихрастый газетные передовицы шуршаньем протряхивает, будто жаждущий прочь неугодные вести обсыпать, калеки-штирийцы, у флёра почтенности дам завозных вспоможенье испрашивают на пропой, корча траншейные россказни меж резервистов, покуда оттоль конвоиры бригад принимаются чащ анархистов украдкою вслед революционеров отлавливать, клапанами боковыми о рядный мотор верещавший Бразье, у рессор дуговых поровняв лонжеронную раму из отсверка через вольфрамовые фонари навесные ко дверцам салонным, где эмансипе Изэнэми японскою странницей выисканно созерцает гостиничные переплёты фасада манерою хайматкунст, за барабаны кирпичные серые башенками восьмигранными при островерхости крыш, руста затейливой кладкою мимо балкончиков дерева вскользь обрамляя фигурные ставни, Паж Кубков нарядностью при офицерском латунном горжете о лацканы смокинга да антрацитных визитках сподручников из камердинера с чучельником дарит неотворённый Гертруде, владелице дома заезжего, ящик ликёра, увитый цветочной гирляндою, впрок расцеловываясь меж Христиной и Бертой, трактирными кельнершами госпожи Фюрнберг, очаровательностью Ёсикавы обуженной шляпки с плюмажем, вокруг церемонных приветствий раскланиванья перед всеми окрест, давней ольховой лошадкой-скакалкою пользуясь, будто властителей дебрей густых перначом, вкось помавая среди грумов да вертоградарей, об вислоухого чёрного бракка венгерского с кручи травильный лай, подле звучания коего эхом скалы Вильгельм Штрауб, лейб-гвардии гауптманн, чинно бросается вниз, палевым орнитоптером каркасные жилы напруживая, тормошит пикельхаубе с завесою конского волоса, гордо стремящий парение энтузиастского мускулолёта из прутьев нервюр, обок мерцающих перьев да шёлка, сапожною ваксою точно бы сдобривший бороду к тяге воздушных боёв против благоразумия, трепетом взяв аксельбанты мундирные до эполет, юрко разбегом сапог приземлившийся около возгласов, полнимых дуростью от восхищенья, расстёгивает аппарат птицекрылый вдоль шкивных бечёвок, поставом топчась гренадёрским, что кочет лихой во дворе, множа фырчание ландвера врозь декадентских особ, званого вечера тени носильщиков близ остеклённых люнетт, вынув из двухпоршневого Америкэн Джонза глухим багажом чемоданы, портпледы, чехлы да картонки, покуда Изделие Божье ступает, ведомое сквозь мастерскую гранильщика флигельную госпожой Ёсикавой, нарёкшей попутчика мглистого Ангела Ночи гонцом, янусоликих громад изваяния обозревающий, Сэлем гривастый при охровом стетсоне кэттлмен широкополом, распахивает за штирийской поездкою автомашинной ременный жакет норфолк, двигавшийся фонарём керосиновым, в зыби лучей под старинный узорный колпак, мимо наваянных идольских профилей, густо окутанных пылью закольщиков с молотами, подобрав камнерезчицкий штихель от гравировального сора, шурша по зубильцам, чеканам, рифлёвкам да сечкам вослед пьедесталов базальтовых многоголовых фигур, сомкнутостью отдаётся ей где-то молчанье трёхрукого чучельника и лошадника, точно задворками глыбы поместья Бэргарден, раскупорить между завёртки у бантов игристые отсверки глади перчаток шанжана для платья велюровым конфекционом, сменить по приезде лак туфельками выше юфтевых полусапожек, засим облачаясь в картинный фасон Бэлль Эпок мервельёзницей, стать поэтессою американской отвне эссеистики бравого Крауса под музыкальный фонограф среди офицерских двухвостых бород, серна, олень благородный, косуля и лось через трапезную об охотничьи доски трофейные стен, частью облезлый давнишний портрет Карла Пятого Габсбурга в шаубе клокастом по вамсу да плоском берете, гостей припозднившихся сбор угощая токайским вином, от графинов хрустальных прелестницы-кельнерши, Густава меж восклицания зык рапортует о съеденном прежде, давя над отрыжкой затянутый марш в унисон грудобрюшных преград, ценностью законодательною возносящий обжорство парадное около глины траншейной, признав главным боепитанием чавканье вровень хайла, отсверком чертится на Изэнэми входящей границею узкой вечернее платье маренго, при тёмном очелье эгреточного оперения в духе блистающих иллюзионных актёрок, прореживая алармистский настрой брюхошвыров, плюмажностью шлемовой кустоголовых, обслугою прежнею фельдцойгермейстера Бюркель горланит блицкрига дерзаньями, сплошь восхваляя штирийский ячмень да овёс на прокорм боевых кавдивизий, гуляш уминающий, сей отставной адъютант императорский, он же тугой артбригады мешок из кишок, яростностью призывает румынов по фронту гонять за войсками Центральных Держав, шницелем подле слюняво давящийся сквозь монархистских воззрений припадок, триумфом зовя Галлицийский Погром, Вардемен Корд мичиганской иль бостонскою плутобестией обок виргинских корней, исстари что закопёрщиков да бузотёров является штатом, внимает заботностью скотской бредятине мимо уставов, когда объясняет своей Суфражози к эстетике войн хилиазма раздор госпожа Ёсикава, при том урождённая враз шинтоисткою, дабы всех прочих язычниками величать, оное ибо в железном обычае средь правоверных японцев, и знать не желающих разных курусу, покуда меж Эдо лишь только бунташных крестьян распинают, среди контрабасного шраммеля Гейстингера и мадам Фюрнберг сенью услады жующей гурьбе выпивох, угольностью пикельхаубе трясёт конским пуком навеса копны Вильгельм Штрауб, вослед салютуя штык-шпагой Лебеля под вызов да колкий бросок о визжащую ругань плевков штурмовых кастелянши за трёпкою вымаранным утиральником буйно по гауптманну, вкривь ликёрного ящика Тёмной Лошадки, Вольтерчик пестрит кистевою суконной шапчонкой флейтиста, в цепочки мерцание разоблачившись до пары жилетной к бильярду, избрав оппонентом вчерне камердинера, папенька, благочестиво с японскою гостьей общающийся, полюбовницей давнею, что именует его ныне Вардемен-сама, К-сан, Варди-кун или даже порой Варди-Корди, а также бугайства разряженного сюзереном, её приглашает в Медвежий Сад по окончании раутов австро-венгерских, беседы ведя о трёхлапом аляскинском чучельнике, с леди Жози, невообразимо изысканной, грацией к обворожительности напоённой, собой шедевральность являющей, непревзойдённой, чего уж там, бешеностью в лоскуты знатно цапавшимся лет с шести, флигельно кой варковой случкой между Христины да Берты премного теперь озабочен, что блёжник иной одобряет, вне праздных сомнений, всецело, как девоусладное и неподдельное сутью трёхрукомесло, газовый шарф по наряду отбросить, романами братьев Гонкур зашуршать, начадив папиросною струйкою от миловидного носика эмансипе, сборчатых штор нависание средь ар-нуво меблировки вдоль тканых обоев, шанжан комбинации тона вьёроз и шампань о фигурку прельстительной юности для Изэнэми, замучившей всех толкованьем про Ангела Ночи гонца, хоть в полресницы не будь столь пленительна, виться бы ей никудышной торговкою Эдо, лошадки-скакалки подпихивая обалдуям раскосо-смурным, иль же фривольной девицей-позёркой тереться, мусолимой через окрашенные по набору солдатские карточки, отзвук фонографа песенками возле дымного полога уст, жмётся душистым птифуром за крышечкой мыльницы, щуря акценты парфюма с воздушным распрыскиваньем, дребезжание вскользь портативной машинки футлярной, печным лаком густо покрытый, не топленный десятилетье, камин, газокалильные лампы вослед коридора гостиничного, Суфражози неслышные мягкие туфельки, герму дубовую рядом венчает резной деревянный жбан Франца Иосифа, плешью натёрто сверкающий при усобаках, за передовицами и кривотолками ныне сие императорское насыпное величество прахом кряхтящим валяться изволит при Шенбрунне, чучельных тетеревов с глухарями пестрение между вазонов, замочною скважиною опускается, будто игольностью северный взор к илгаакам, шалунья уже восемнадцатилетняя, не поспевая взрослеть, гранью их милость ловя по ночному шлафроку с узорами шёлковыми, Варди-Корди, блуждающий в хлопковом бланжевом спальном трико, чуждою спорностью кроя разительно напоминающем тон гимнастического одеянья, у поднятой маски для вежд бередя куп-папье, расслоивший конверт, мимо увражей эстампов среди остеклённого шкапа, ярится вольф-шпиц госпожи Ёсикавы гулянием вдоль тишины, приотворяя гостиничный нумер, шаги семенящие за полудлинною юбкою-хоббл, Маккавей Сэлем Бёрн, чинно кальсонами из фильдекоса, при слишком вульгарно топорщимых через достоинство пуговицах, обзаведшийся, трудится над Изэнэми, узревшей в нём дивное нечто, к изножью болтающийся пистолет королевского гонведа Фроммер от вывешенной плечевой кобуры, заворожённою дамою нового века, последовать разве образчику, вчуже приюта не то чтобы жаждет, однако не брезгует сим Господин Бутерброд, стоеросовый да смуглокожий, прислужником шастающий обок полную дюжину лет, крадучись эманципанткою, Жози впускает немотно к себе на ночь флигельного камердинера, горный туман расстилая о хвою макушек, залит переплётом фасад хайматкунст, башенки сахарные под щипцом островерхою да леденцовою кровлей, поплина жакет и шальвары, не быть же иному отсель, капелина с плюмажною брошью у загнутых кверху полей, дочка барона, заимствующая престиж трициклетта прогулочного обрешёткою к выезду дамскому, возле колёс пары задней от шалых встреваний подола, слева клаксонно шныряет французский, радетельно отполированный лигерад Шрайхарта с полулежачим наездником, торфодобытчика отпрыск, что Наполеон Третий при залихватских усах под каскеткою твида, изважничавшись, точно оберст, вплотную кедровника мимо дубрав предлагает себя высшим обществом, грезить о коем позволено лишь, слугами впрок отутюженные бриджи с гетрами обок педалей, тесня самокатчика в кофте при галстуке, орнаментальною геммой штирийцев украшенном, небесполезно заметить, что лучшее общество здесь у карманного короткоствольного Маузера подле вышитой сумочки да стихотворного томика, живописующего все окрестные хойригеры австрияк, хриплостью кайзершмаррн выплюнувши за хайлом дрожжевым, Бюркель испытывает адъютантские бздёжно-бомбёжные тяготы, сплошь захламляя собой табльдот пансионного толка, на бражничанье пустобрёхов от кельнерш, припасами врозь кладовой обносящих кругом офицерский убогий паноптикум отставников, по заводу индукторного аппарата стенного Корд просит о ключ увязать его между делячества в Граце, отпихивая Маккавея, гораздого споро из трёх телефонов настольных с прелестницами коммутаторными тараторить, гусарским поручиком гонведа ряженый Дьердь Гидаш вертится обок заезжего дома, посёдланного жеребца от вестфальской породы гарцовкой пустив за Жозеттой, ус перекрутивши стартёром над кавалеристскою выпушкой ментика при галунах с бранденбургами, щёткою из репейка об имперский шако, праздничностью настигая дамья трициклетт, чтобы для поэтессы явить панталоны сутажные всадницкие перед ольстром, бунтарских намерений полный, завидевши Вильгельма, резво отстёгивает щелью малокалиберный юнкерский Йоргенсена карабин, Штрауб, направив чубарый обвод вюртембергца за бусой пятнадцатисильною автомашиною Айрис вослед шестигранного ростра, придёргивает выше Крнка на десять патронов, аллюр повторивши гусарский, напротив крыльца иностранные нонкомбатанты, сочувствующие потугам Антанты, дожёвывают от мадам Фюрнберг яства вчерашние, фенрихом кайзеровских егерей поприветствованные, Вольф Хуттер, косым будто вооруженьем несущий селянского кочета пук дегтевой мимо шляпы тирольца-застрельщика, папеньке сонному впрок отдаёт восходителей трикони да альпеншток, вперегонки с догом Рэмбрандтом шустро бросающийся ризеншнауцер Конрада, из перелесков еловых богемские конники, словно оплотом всего устарелого подле асфальтом разостланных автодорог, рыхлой замшелой империей для одного управителя, вовсе не чудаковато ль быть старше Отечества где-то на тридцать семь лет, Радован Чавар шофёром при Вардемене, поэтесса-мотовка и Шрайхарт внутри лонжеронного американского бойлера, через глухой к тарахтенью узлов самодвижущийся экипаж вразнотык обсуждая следы покушенья на Рузвелта между кампании, точно бы Шрэнк, ошалелый баварец-трактирщик, за Чолгоша мстящий, всё то проворачивает анархистам во вред, балочно из поволоки встречаемы узкой шеренгою висельников, дроги правят болгары слоистой тропинкой обоза, ползущего с кониками да гуцулами, кроветворение меж разгородок от сетки железной ворот жердяных бороня к наставлениям Берты Фон Зуттнер, любую войну презиравшей, тогда Суфражози, беседующая вдоль отпрысков грюндера бостонского и валежного торфодобытчика, неторопливой каймой погружается за горделивостью выкованной цислейтанцев твердыни, визитом почтившая Талергоф, через прораны концентрационного лагеря для интернированных, штыковые заплечные ружья к подсумкам винтовочных огнеприпасов двубортных шинелей да бергмютце, у подбородка застёгнутых, вязкая хмарь тылового острожного сора, отколе Господь мастерит человека из глины, пуская на обжиг, разглядывая монархических выродков прелое логово слёз, мимо барачного строя для инакомыслящих, австро-венгерских предателей и вольнодумцев, но вширь переполненного только жертвами сытых доносов, где впору эстетствующим декаденткам ажурно закутаться плотною автомашинной вуалью, лишь дабы не портить жутчайшим уродством изблёванной яви своё поэтически верное миросознанье, вне коего суть человечества сплошь безобразная дырка седалищная, назади изуверств конвоирских частей арестантами ждут эшафота подряд закарпатцы, румыны и сербы, окрест галичан с буковинцами, подозреваемые в иностранных симпатиях, не уличённые разом, однако же ссыльные бездоказательностью вшивых Габсбургов, о христианами выстроенный слепоты обелиск, дабы стократ умерщвлять христиан приграничных ко славе Иисуса, хранимого при ретивом караульных, застёжки гамашей капральские с пуговицами начищенными, поясные манерки да сумки припасов у кителей гехтграу, штирийские рекруты вровень с кухмистерскою мертвечины готовкою военнопленных, скребясь на потребу мясницких дерзаний ублюдочного скотоложца эрцгерцога Фридриха перед штатгальтерами клаки праздничной обок растресканной рухляди главнокомандующей, солдатни цислейтанцев отлаженные Репетиры, Кропачеки да карабины Маннлихера в шествиях из регулярников горных селений, за касками Броди наряженных, искровенённых железом, неряшливо сброшенных тел, эмансипе, Корд и Шрайхарт беззвучностью следуют меж утопического разглагольствованья Вольфа Хуттера, что и любая окрест моложавая погань, довольная сей гекатомбой, тирольский фельдъегерь с кокардой австрийской при шляпе да бронзой эмблемы рожка о плюмаж, искренностью непритворной гордится чинимою давкою подле раздачи объедков с помоями, движущийся оберлойтнант верхом на остфризене, у десяти тысяч вымотанных арестантов сквозь голод, в заношенных драных пальто, фенрих сопливою гнилью шатается пред изуродованным человеческим скопищем, через нутро войсковое потворствующий истязаниям жертв до горячки заразной, всплошную служивых ничтожеств Отечества, будто волов, насмерть бивших крестьян, что их кормят, станочников, их одевающих, каменщиков, возводивших дома их питейно-наструганным семьям, ликёрный барон, хомбургом от пелерины дорожной старающийся заградить исподлобья досужие взоры, нестройно шагает сквозь Тaлергоф, рядом с дочуркою милой и Шрайхартом, около полога сизого между подводами колотые буковинцы и сербы печатью штыков у соломы наволгшей, стенаниями галичан-арестантов под выкрики призванных Родиной, долг исполнявших сынов, будто пророчески выбранных дланью Горшечника глиной для низкого и для почётного употребления, коим отвне рукоплещут средь кафешантанов, ревю, кабаре, простолюдинами верного корня себя нарекая, вплотную телес пансионов сжирают копчёности, хлюпая вентильным пивом от кружек дубовых, считающие ассигнации кронами за душегубство, к желанной цепной безвозбранности нелюдей, чинно лобзаемых папеньками у рейхсрата намеренья в клейкие, семенем скотским обгвазданные да великодержавные щёчки, на вой закарпатцев из проволочной стылой ямы концентрационного лагеря, мимо тифозных бараков от пыточных, войлочный строй караульными бергмютце, шаркая за талергофскою площадью, к близости висельников по столбам, в назиданье для неумерщвлённых, поленьями словно, румыны, набросанные вкривь телеги, с ошмётками пленных Войны Мировой, заблаговременностью не верней ли подчас обвалиться блиндажником, только бы Родины глистных кишок не узреть, славя окрест подпогонный расчёт куртизанок монарших, блудильные щели надменностью выставивших к орденам для забойщицких лап между раута, потчуя титульные корневые народы кадаврами радостно, в душеспасительных требах найдя утешенье, где кланяются сплошь убогие лавочники перед сворой помойно-вонялой, обряженной сквозь христианства стихарь, ёрзаньем вдоль портсигара дрожащего, не размыкавшегося, у позорного крошева верующих мерзопакостных гадин имперских, среди добродушья трактирщиков да Присносущного, в кадке народы топтавшего, ибо дано Ему впрок ретивое звериное, дымкою лагерною Чавар герцеговино-боснийским поручиком, листья дубовые переменивший о бусую феску при кисти, зовёт мичиганского джентри, близ вахты австрийцев к бортам поршневого фургона меж клеток для пойманных раков, тягуче штык-шпагой Лебеля разрезав озёрную тушу сома, вогнутостью обнаруживая чада утлый скелет по желудку, за вываленным пузырём Корд отслаивает молчаливо плавник жировой, тронувши вкривь рамена обок черепа, странно марая перчаточный замшевый крой над осклизлой усатою пастью чудовища, точно бы мнимоумершего, сап от Рено гнутомордого панцирного сквозь отъезд госпожи Ёсикавы о гул четырёхпоршневого Бразье, вермутом аперитива Жозетты конверт с эбонитовою грамтарелкой за рупором, тень поэтессою американской в жемчужном расшитом очелье с плерезой, вокруг отставные армейцы потешные, сутью гнильё очервивевшее над бессмысленностью их паскудной империи, к сопровождению Рихарда Гейстингера мимо вайдовой дымки вечерней тушуются яствами глыбы печёного мурского блюда трактирные кельнерши Берта с Христиной, о скрип миннезингерской ротты смычковой, штириец-вагант, бюргером ряженый в бархатном шаубе чернильном под мех оторочкою ворота шалевого и весомой нагрудною воинской цепью до вамса, гагатовый плоский ландскнехтский берет накреняет учтивостью, шествуя тьмой отворотов у кавалерийских сапог, через гостиничный нумер ликёрный барон, сняв офицерский латунный горжет по визитке, затвором прощёлкивает Борхардт на образце Девяносто Три, распоряженья отдав камердинеру да компаньону аляскинскому в соумышленниках, будто к навивам Библейским из Тракля, бювар тормошит, пожигая бумаги всплошную очажного сора, ровняющий хомбург над проседью от куафюры, застёгивая трёхрукавный жакет норфолк, Божье Изделие в охровом стетсоне кэттлмен широкополом среди камнерезчицкого инструмента гранильного флигеля молот короткий под футовую рукоять прибирает, ударами вровень закольщика голени к трещинам прежним фигурно кроша от базальтовых многоголовых наваянных статуй углов, пылью устлавший чеканы, рифлёвки да сечки, обваливая истуканов среди мастерской, грохотом вкось пьедестала хребты низвергавший, дробит одного за другим, выпачканно укрывая зубильца и скарпели взвеси клубами от ящиков при верстаке, фельдцойгермейстера прихвостень, туже стянув перьевою метёлкою шлем, в гарканье Бергманна-Байарда жмётся за тумбою, коя увенчана подле расщепов ольхи музыкальным фонографом, проволочный звуковой шнур, обрезанный вне коммутатора связью индукторного аппарата смахнув острогубцами, Вардемена камердинер фельдъегеря хрипло сгоняет отсель пистолетом Рот-Штейр цислейтанского конника, споро меняя обойму, Вольф Хуттер, броском серебренья штык-шпаги пробивший Каламе за свес пелериною край подреберья, вытаскивает Фроммер вдоль плечевой кобуры, сколом пилястр о цветочный орнамент, застрельщик тирольский несётся из чада патронного, рухнув меж горной сноровкой матёрого скотозабойщика, гривою Сэлем качавший над фенрихом кайзеровских егерей, вкривь переводит резерв добровольческий, ширя трёхрукоприкладство гранильщика молотом, папенькою загордиться имеются все основания, ибо же, не прикрываясь близ горничных да кастелянш, не созвав батальон самочинцев, их милость от Борхардта восьмизарядного благоволит надырявить мундир адъютантский разлатого Густава Бюркеля, впрок подбирающий гильзы отстрелянные у визитки графитной, топча строевой монархический шлак при засунутом пуке сквозь рожу, надёрганном из пикельхаубе австрийца, с подливою клейкой для шницеля, Жози ютит чемоданы, напиханные вглубь салона Америкэн Джонз, через густой мичиганский акцент подгоняя боснийца-шофёра, от ельника зрящею стаей борзых воротившийся Дьердь Гидаш, бравою выучкою на муругом вестфальце, спешит из трусцы в кентер, пред цислейтанским биноклем взревевшего гауптманна, вкривь аллюра парадный гусар снаряжает поверх ольстра малокалиберный Йоргенсена карабин юнкеров, Ангела Ночи гонца различающий орнитоптером утёса меж дебрей скалы, бросившийся, Маккавей держит энтузиастский планёр-махолёт врозь пальбы офицерского Крнка, буравящего ветра свиристом ткань за нервюрами прутьев, окрест умостившийся Радован Чавар, законный владетель помпонных шнуров, гнёт крепежи телескопа ружейного над болтовою винтовкой Лебеля, взрезающий конскую поступь к бедру, мимо гостиничных рощ опрокинув гусара венгерского гонведа, целит вослед пикельхаубе с завесою над козырьком бородатого Вильгельма Штрауба, мускулолёт птицекрылый стремящегося гарью пороховою низринуть, когда бечевой по шкивам выправляет Изделие Божье устройство порхалищное, третьей лапой швырнув ржавый артиллерийский снаряд от пособников Радована, между прыснувшей осыпи лиственниц руша углами щипцовую кровлю, бахромчатые эполеты тряся лейб-гвардейца, в галопе кренится чубарый дурной вюртембержец под гауптманном, чуя брызгами выстланные аксельбанты мундирные Штрауба, к пулям Лебеля роняющего пистолетный гам Крнка, от лязга стремян вылетая бугорчатым грохотом на Делоне-Белльвилль, орнитоптер черногривого Сэлема вертится около Гидаша перед зенитным орудием Крупп Флагзойгабверканоне станины колёсной, немного и смыслящего в наведенье пушкарском, за пихтовый склон отдаляясь, парением вкривь обогнув артрасчёт, жилы каркасные дёргая шёлковых крыл оперением, Ангела Ночи гонец поправляет сквозное творенье гренадкою шомпольной герцеговино-боснийца, уродуя авангардизмом кабацкого фахверка брусья распоров, глубинно взрывающий газопровод осветительный мимо шрапнельно-хрустального всплеска люнетт, складчатостью разодравший портьеры на балочном вое пещерно обваленной башенки правой о ломаную черепицу, снижавшийся взмахами треска летательного аппарата к дубравам, сподручники Вардемена близ укрытья стояночного окружают гранёный обвод поршневой бронеавтомашины Рено, через железо пластинчатое оббивая нагар самострельной картечницы вровень щитка, пистолет Людвиг Лёве баронский, Рот-Штейр, Бергманн-Байард и Фроммер, стучатся меж кителей гехтграу в упор, искровенив щелевые бойницы винтовочные, подле шин каучуковых цельных давясь мелодическим звяканьем гильз, повод ли эманципантке закутаться впрок фаэтонной вуалью глухого пальто, гаубицы скрыв эшелонные рельсовою переправкой вдоль сосен, поручик-шофёр иностранцев заталкивает наравне грузовых Татра с купольным тентом брезентовым, профили странной коляскою моторизованной, огнеприпасы ликёрного ящика Тёмной Лошадки, оставив Америкэн Джонз новоолбанский, через бидон керосина да пару гренадок бесшомпольных тлеть подожжённым в кюветной листве, иллюзион справедливости выкроив для Омбрамана Надзвёздного, может и статься, что лишь для себя, Радован Чавар капотный сундук однофарного автофургона ерошит цилиндровым боем, отколь упряжные кобылы шарахаются назади самодвижущихся экипажей, чуть ближе к венгерскому сейму, до Боснии автодорожную карту мусоля, столкнуть портативной машинки футляр, обок винтов дребезжаний скамей бортовых, Рэмбрандта Третьего выгнутый стан при мерцанье застёжек бювара отцовского, узостью строк, в путевом дневнике суфражистки чертой.