BIG Фрагмент 16, Сулит Им Гореть, Ступень 14

A. A. A. "Цветущая Во Мгле" [Роман, Версия 16+]

["Wish Them To Burn", Virginia 1858, Ladderstep #14, Choir Version "Ride On, Ride On In Majesty", Choir Version "O Holy Night"]
Гортанью садка прудового искорченно вьётся речная минога, напенивши тучи от илистой мякоти берега возле слоистых коряг, люнетта к парадному створу табачной плантации, медью зари обагряющая горельеф одногрудых воительниц у боевых топоров амазонок с щитами подряд колоннады усадебной фустов немых, плетущихся самбо клеймёных под раковинный лунный рог провожает на сбор кустовых междурядий, ероша масличные столепестковые розы вдоль статуи Триглы базальтовой, шившей бутонный дурман вкруг садов, поверх отрывая ажурные чашечки гущей корзин, полевые невольники снуло блуждают, обвязывая за шипами исколотые пятерни, через вывший хребет пригибаясь над взятой росою листвой, цветения сроками ширящие каждодневное заготовление груд лепестков по холстине мешочной, оттоль начиняя голландский кирпич розоварни у змиев пернатых лепниною, сбросами вслед желобов, рыхлят очистительную перегонку блестевших кубов кипятильных, давя полусотнею фунтов налёт шелухи в тесных двадцать галлонов, заправленных мимо выпариванья, второй перегонкой бутыли сливая всплошную котлов обмурованных, жижей ко снятию плёнки эфирного масла, расцеженной склянками через лужёную утварь впритык, среди подневольных мулат-вертоградарь Патрокл созерцает решётчатый борт прутяной вдалеке пересыльной кибиткою, где надзиратели тешут бодила табунщицкие, запасавшие плотно суконные клетчатые сюртуки до крахмальных сорочек, всё дабы приладить хромой сент-луисской оравою закабалённое племя на ричмондских или же александрийских торгах, скребясь инкрустированной меблировкою от гарнитура подстольями гидрий, молоссов господских намерены потчевать юная леди Гортензия да карапузный сэр Мортимер за чесапикским уловом бугристых морских гребешков, голубых крабов, устриц, моллюсков и прочей осклизло-суставчатой гадости, кутаясь в шаль кашемировую обок платья тафты у кисейных цветов мимо лифа, обвод Королевы Червей парангоном шкатулки баронского дома ютится сквозь опочивальный густой балдахин, супротив глади коего, мучимая после родов младенца двулицего, хвори сгоняет безмыслием упокоения леди, взрезавшая плиточный о..ий мельчимый, размешивая пополам с табаком на клубы от изогнутого чубука трубки долгомундштучной, таящаяся печью румфордовской, будто за коленкор позолоты графитных обоев, к заботным перстам терцеронки-прислужницы, маслом из камфарного пузырька натирая виски Алассандры под лентою жемчуга сетки убора, вослед асфоделей лугов, устилающих ложе на блике гагата камей, поклонничая, управитель Шамбор придвигается, что терафим бельэтажный, подавший владетелю купчие крепости, вверх размыкая фигурный зажим дланей бронзы, от шашечного редингота с жилетом парчи Балтазар, окаймляемый прядками сажи, ветвистостью словно бы клерковых перьев ушных, эмалевый писчий прибор за отводы шандалами подле чернильницы муслит, держа опахало венцом лирохвоста, качавшееся при очине рельефного стержня, светильнею трубчатою вровень масляной лампы аргандовой грея хрусталь колпака, именья печатью к настольной плавильне сургучной меж львиноголовым Анзудом панно, вдовицы запястье неспешное льнёт наугад вензелей перламутровой ручки изяществом зеркальца, отгородив клеветнические суесловья бонтона упрятанной судорогой в истощённые знобкие жесты, покуда её камеристка сверяет дыханье господское пёрышком ниже рывков, Алассандра, змеящийся вязкий цедившая дым загустелого млечного сока дурманного, между внушенья сеансов пытаясь искать голос Фатума, терпит к испарине, вздрагивая, моровые касанья чела вровень месмеризации пассов у трепета вежд на дремотное оцепенение побагровевших очей, закатившихся бельмами, сонно ответствуя плену сквозь беглый терцет костяных клавиш вдоль фисгармонии до полировки ореха, в пучинах беспамятства над оттоманкою аркой волюты завес будуара, отвне исподтишничанья при рокайлях дуги визитёрских теней половины за опочивальню с широкой тахтою набросанной груды подушек узорно-бахромчатых, для средостенья недугом, изъяном, пороком ли, горечью уст на осадке, вразрез погружений держащая отрока Нумена из буреломно-ущельных цыганских скитальцев, имевшего пиковое начертанье вкруг правой глазницы, у сгиба теряющей зов без видения полулежащей фигуры младой дамы, вслед посерелого облака лёгкими, где неизбывною тяготою ретивое кровит, морские коньки глухо вьющиеся за потоком фонтана солёной воды, подвозимой из бочек обозных от месяца к месяцу, при очистных ситах между базиликой нефовой, точно резьбой лошадиные головы строящие к мартингалу, цепляются вёртко ажуром придонной лепнины, заметившие окторона, кормящего горстью артемий-рачков да креветок из пёстрого канфара, полня затейливый внутренний грот, о скользнувшее мимо садка взбеленённой миноги кручение над паровой помпой, что, присосавшись к добыче, воронкою рта с бахромой издирает заливных коньков подле кожистых гребней пластин, размалывая плавники дрожи струй задыхавшимся ёрзаньем жабер в просоленной мгле, выше коей безмолвием ждёт бородатый Тифон змеехвостый базальтового изваянья, от кромок Селены танцующая чернотой этажей анфиладных, курильщица о..ия мутно-бессонную качкую поступь атласными туфельками направляет среди львинолапых столов да греденций именья дворянского, точно бы дланевручательница, сплошь искланиваясь пред столбом да бочонком, покуда их милость в своей арабесковой опочиваленке, вычурностью папильоток завитый, кнаружи локтей поспешает втирать ревматический оподельдок, размеренностью на коленках стоящий молебствие искорке тлевшей лампады о прибыльном торге невольничьей завали для пятижбанной гурьбы терафимов, зажмуриваясь от того, как привратники, грумы, лакеи да горничные непрестанно щекочут лобзательностью восхищенья баронские пяточки, споро выгадывая, обручком приведётся ли сбыть Алассандру отцу Эридана, ещё не утратившую ныне облик прилавочно-годный, что не из особ, вознамеренных к послевенчальным альковам супруга де-гравами и о-брионами потчевать, дабы себя самоё оказать благочинною нетелью, провозгласив забутыльным болваном означенного колпака меж господского склещиванья запортьерной усладой, где сколько-нибудь многоного-нагих сцепок высокородья среди полюбовниц устраивают цуговой шмендеферной трусцой состязания вперегонки наравне меблированного блудуара до пробочных залпов игристых о веер пальметтой из перьев карминных фламинго, раскрытый под штив, слугою усадьбы Патрокл наблюдает в катальпах садов леди юную, вспять кружевной окантовки подола вальсирующую извилисто через сиянье Кометы Великой подряд бессловесных напевов у ломкого смеха за лириодендроны, отданную в поругание, в притчу, проклятие да посмеяние, кущей господского парка ночного тревожимую назади вертоградного скрипа цикад и сверчков, игольных зениц Василисковых сталью гранясь, по ракушечным тропкам ступая, вдовица сжимает прораном ногтей куафюры бурунную смоль, изнутри будто слышащая хруст от прежних морских обитателей в крошево туфелек, маранной шаткостью саговых пальм корча тёмные дукты, среди барабанного стука за плац гарнизонный окрест инфантерии марширования кожаных ранцев со скатками ближе винтовок, драгун отставной Орион Корд, печатью копытной сквозь неторопливый аллюр огибает кирпичные домики штаб-офицеров, ристалищной выездкой до полевых состязаний нашедши рекрутский барьер каприолями врозь баллотад следа конной муштры, взывающий жестом, что кантор при хоре, сержант Эридан грозным детищем кавалерийского корпуса, спешившийся в гарцеванье армейского кителя, брюки лампасные да сапоги верховые, бренчащие шпорами, кажет солдатчины отрокам, гложа маневренные построенья отрядами, взводами и полувзводами к смотру во фронт, шеренгою или в каре за виргинские сосны подростом кизиловым обок тренажных преград выполняя канатов парфорсы, служивые, мимо побудки лесной удостоенные кордегардии, никнут сопением от поручения наново взять шомполов, училищные юнкера чинодральства приплодом скребут густо четырёхъярусных коек рядами казармы бревенчатые, различить где дрянного горниста милее, зарю ввечеру отыгравшего, нежели при бенуаре внимать багателям искристым, в парадный казённый сюртук обрядившийся, Гипербореец торчком салютует приятелю давнему, ибо упёрт вне дозволенного, лишь хлыстом привечавший окрест щегольство под гражданской штафиркою, ныне Табунщиком прозванный Аполлодор-Сципион, командующий обок трёх дюжин всадников, чьи меж плантаций охотничьи навыки да пустоплясные ставит струной на потребу Отчизне, выкидывать споро артикулы ружьями казнозарядными для караулов развода вчерне обязующий сквозь холостой шестифунтовый залп, оттоль проповедуя шанцевое укреплений рытьё, громовым репримандом стрелковые гнёзда стегающий к безотлагательности мастерить полковые люнеты до брустверов глиной, стращая войною, что зверем при гриве штыков, обнажающим наискось шпаги клыками в горниле плавильного зева, под жерлами пушек очей задымлённых, несущим у холки столицы, селенья да кряжи, за привойсковою обслугою морганом вожжи среди перестука взбивает караковый Зебулон под Эриданом, терзающим взвод регулярников цепью карманных часов гунтер мимо железного гласа, Табунщик вслед Гиперборейца честит строевых эскадрона виргинского на полторы сотни всадницких спин, гранильно суля занести в послужной кондуит небреженья, исправно ссылавший бойцов ко шпицрутенам, вольтижировкою у набивного коня рядовые стрекалом погонщика мчатся осваивать вровень преград войсковые снаряды дощатые, скатки, винтовки, походные ранцы, шако, панталоны да кители оберегая меж выговоров, посреди штурмования двадцатифутовой башни тесовой, рамен изготовленной лестницей друг через друга при полном обмундировании, на восхожденье стеною бревенчатою от валов мимо рва за бечёвкой в плетёные да приставные ступени, десятками рекруты, будто оравой жуков-дровосеков, ползут о командное рявканье хэмлоков гущей вослед остролиста, ероша латунные стрелки часов, грядущее мреет сквозь дёготь имения опочивальной кареты в ступицах до мази колёсной у шёлковости алой лентой колков по узорной романсной гитаре отвне, шелестит вадемекум, тропой рудников позабытых ютя рощи грабовые назади красных кедров, немотно купающих гербовый плоскорессорный дормез цуговою запряжкою на шестерик ольденбуржцев, опутывая кошенилью лучей подле кучера место драбанта, оконце фигурное распоряжением для камеристки сдвигающая, Алассандра Корд правит в мерцании сквозь ореол экипажный салонный фонарь, шелестит вадемекум, резьбой до коньячного тона каменьев под вермикулярный узор тарлатановым платьем с глухой шемизеткою, серьги тройчатками плавно качавшая перед собранием внутренним библиотечного шкафчика, точно закатною фата-морганой влезающих сумерек близости глыбовых сколов у известняка наравне переплёта стекольного ромбами дверец тугих, бедламом гагачьих перин изнутри покрывал мавританской тесьмы, шелестит вадемекум, топазового колькотара пестревшие броши с булавками от ридикюля напротив курильницы для терафимов, конгревом изорванный Фридриха Месмера том подле шляпной картонки, порожний офорт соли нюхательной, мимо ржавчины бурой темневший пернач, гравировкой трёхствольного дерринджера возле ломаной о..ийной трубки, густелого млечного сока лепёшки, раскрошенные от узорных саше, испорченный автоматон с горихвосткою бронзы, сутажная тальма бахромчатой кистью у лиры колёсной, раскиданные ассигнации, карты старинные до барибалового кольбака, неотосланных писем витьё каллиграфии около сбитых ларцовых замков, подряд истощённые длани вдовицы младой копошатся в сумбуре рассудочно-спутанной горклости чада, что Авессаломовы космы на дубе, испариной взяв куафюры смолистые волны за сетчатым жемчугом, клейко внушенья звериного опыты, вырванные ко страницам, ощупывая, шелестит ваде мекум, дробя козодоя шумливые оклики через ущелье гурьбой сикоморовых жил искривлённых стволов дымки завечеревшей, гарнируются чернотой лошадей запылённые шкуры с подперстьями кверху овражных мостов, дормез бередя, гардекор озадаченностью тормошит пелерину возницы, от каповых шишек вдоль буков дивящийся сквозь лунный серп на ущербе затейливой фантасмагории нерукотворности происходящего, сетью меж горной дороги растянутым вширь обнаружив садовый гамак, о торчащие корни платанов уступами, коим, хрустально смеясь, возлежит страстотерпица, мульих ушей антрацитные кудри взвивая за трепет кокардою веера, тюлевой гладью шальваров бликующие театральной суккубы лодыжки браслетами дразнят Пенумбры тревожимых слуг, пальбой отуманенных до лебединого схода мушкетных курков давней штуцерной линии под настигающий факельцуг дебрей уступчатых, сонма черты маскарадных гусар, канониров и лёгких драгун, всплошную рычания крутятся хмарью волков и медведей шерстистых личин двууголками в поле, за выпушкой ментика при галунах торопя гладкоствольного Шарлевилла эхо, вырывшее горловинную впадину через драбанта шинель, чакчиры, мелькавшие стрёкотом шпор, тащат вздыбленное шестиглавое ржанье ударом копыт ольденбуржцев, среди Гарпалики надсадного вопля, торочимой у бандальер доломана к тамбуру звериных когтей барабанщика, ряжеными егеря с гренадёрами, перемежавшие лаковые шлемы кожаные сальной гривою вслед пикельхельмов двухвосто-имперских, свинцовой проточиной Бурая Бэсс пелерину багрит станом кучера до винтового ружья Харперс Фэрри, ссадившего левое ухо к цилиндру бонтон врозь плюмажа, огнистая пакля за опочивальней колёсной дворянскою, около чучельных морд барибалов, гудзонских волков, серых гризли да бурых кадьяков, растрескавшийся пистолет семиствольный кремнёвый свищами дормез испещряет, затравкой готовый вразлёт полыхнуть, задвижками дверец у сборчатых шторок пестрит Королева Червей при каретном светильнике, вычурностью нахлобучив из груды салонного хлама кольбак со шлыком, о дурман снаряжавшая встык перелома казённого дерринджер Марстона, за откидной тесной лесенкою появляясь меж гербового экипажа, где публика смутной гористой чащобы взволнованной делается чрезвычайно, в поток световой от Кометы Великой, хвостом через звёздный свод наискось, ряженых факельщиков дерзновенье кропит масла хвойного слякотностью многожильные плети, за выстрелом леди по краге наезднической, режа ватой подбитый трёхбортный лесной доломан с эполетом, чернильный ванкуверский волк отстраняется глиною кавалерийских сапог, вымачивая скипидаром горящим хлысты, долженствующее исполняя среди маскарадных беспутников, рьяно сшибавших на даме гусарский кольбак, отскакивает бисер пулею через налобник метельчатого пикельхельма кадьякового, пламеневшим кнутом иссекая вдовицы наряд обок фижм кринолиновых, грея окованную рукоять огневого бича, вздев над пастью медвежьей кутас гренадёрского кивера, вспышкою пороховой до латунной оправы трёхствольного дерринджера госпожи, довлеющий натиск шальных истязателей мечется девятихвосток оравой, Червём-Победителем скорченной мглисто за пламень кусачий, низринуто гетрам рейтузным под шрамы горючей смолы вровень лифа землистых уступов корней, ожоговый морок слоится, глушимый сквозь о..ийные арабески забвения скальной дороги вслед кущи Селеной безликою, ниже провалов коптившего дыма по волглому хворосту известняковых ложбин, Алассандра Корд выдохом цедит пещерное упокоение меж самочинцев от угольных копей да прежних кандальников, где сивый кряжистый Найтсмит в шерстистом покрое рамен барибаловом с широкополою шляпой надсмотрщика трудится, будто бы перелицованный знахарь крестьянский, поивший отварами хвои к испарине через дубильный озноб зараженья преградою леди недвижной безгласность, мельчённой смолою проходит бугристые язвы, настоем из почек еловых да шишек снимающий хворь, тугим суровьём под иглою, калёною мимо валежин костёрных, заштопывает на стенании лопнувшую от бичей кожу юной вдовицы, тряхнув из мешочка огниво с кремнём, давящаяся хрипотой, Алассандра среди грубошёрстной надёвки, узрев обиталищем для Близнецелого склизкое логово между расселиной, подле двухлезвийного топора лесорубского чует волнующийся головешками сип чугунка, тропой до навалоотбойщика Сойера в шорох скобленья точильный невольные каменщики братьев Ловердэйл кормят у миски шамота бульонною жижей оленьею руганную пламенами ночлежницу гор, отворяя вприкуску сухарный бочонок, меж зева порогового ворошатся почтеньем капканы звериных путей да хвостатые шапки нимвродов, прилежностью сладивших ей мокасины отстрочкою, Найтсмит окутывает Алассандру под выскобленный капюшон платьем из вилороговой кожи с густой талисманной шнуровкою жил антилопы, стянув на индейский манер, бережливо сверяющий зарубцевавшийся край при ожогах, спускается Нумен, врозь пепла изладивший лик, перемазав чело да уста Балтазаровой дочери, втуне отторгнутой, зыбко долепливает из прослоек черты, зажав неврасцеп, точно маску посмертную, обжигом линий крепя отражение, чтобы телячьим пергаментом вежд заволочь, на румяна сурьмлёно расписывая, обок Ловердэйл старший узлы щитомордника медноголового шипом вылавливает ниже стылых камней, позвонками обмерив охотничий широколезвийный давний тесак, отсвет гадины вьющейся судорогой, опадая и вновь собираясь кольцом, без потребы отринув раздавленный череп, снимающий выползком нор о подрез чешую, словно дамский чулок, вдогон зачищающий мясо сквозь мелкие рёбра змеиные к вареву, спуски ютит устьем ножен при толстой рубахе фланели с прострочкой вслед пуговиц, щурясь капелью среди потолочных изломов, томит чередой твердолобое жестоковыйное семя окрест, уступивший вдовицу могильщикам, произведённым от чресл, ибо сей господин досточтимый изводится ныне меж скнипа, лютующего на срамной стороне, обок мазей стригущий под ятрами космы при складне добытчицком, разволочив наготу её, простоволосой вдоль шкур, обряженное Близнецелое парою карточных иззолочённых корон у медвежьего ворота, с кубками при инкрустации от разъездных балаганов да вытряхнутых под разбой дилижансов, на ложе дикарское чинно восходит, мохнатые станы и тяжеловесные рожи ощеренные приближая к избраннице зодчих пожарища, выгнуто сальной свечою, покорством чадящей в резном колпаке фонаря, исчеркавшего своды пещерные сплошь великанами янусоликости, где Королева Червей с Королями Лопат наравне грота скального множатся четырёхногою да шестилапою тварью, язвя паровой молот сросшихся братьев двуснастья, альковною вахтой меняя друг друга при яросностью изнурённой вконец госпоже, смесившихся с нею, познавших её, дабы сделаться бурею для Саваофа, и дланью Его зёрен сеять огнистый удел, возницы, качавшие до трензелей гужевой паланкин зыбкой дрёмы грядущего, разворошив пелериною мох на виргинских дубах через шалей платанов бахромчатые окантовки, слоистой печатью Болота Уныния сквозь остроклювый загибов обвод змеешеек плывущих, костистые пальцы бликуют о полог шатровых кисей, отдалив авангард мошкары под игольные ростры, без вымесков работорговых, теряющих след мимо топей, из шрамов терзается странствиями Алассандра Корд в сопровожденье цыганского отрока Нумена, за балахоном таящего пиковое начертание вежд, отвне подавая осоки настой, вычищающий кровь, скитальческой мглой раувольфии пеня отвар меж снобродства, изгнанницы тень черевостая перегибается мукою до волдырей струпьев неотверделых, вглубь зарослей цепкостью слыша нагими невольников, глиной промазанных вровень трясины, скрывавшихся мимо паскудства собачьего нюха, исправностью служащего истязателям высокородья среди душегубских арапников, длинные цевки суставчатых лап в оперенье каштановом стаи фламинго, тревожимо вспархивая обок зеркала, ряской оправленного, ввечеру пробавлявшихся ловлей рачков да моллюсков при илистой гуще, цедя клейкий смрад испарений болотных огней через тленье извилистых водорослей на мерцании юркающем, будто лучик дразнящий гадюки придонной, среди разуменья пучины взывавшей ко свету нароста утопленников, чтобы, подле коряг разлагаясь, питать сей глубинно-сметливый бульон, мешки зернового гниющего кофе до ямса буртов начиняют разборный баркас паровой, отгружённый телегами к нуждам дозора рекрутского, на застреванье гребного колёсного движителя у лесистого южновиргинского Озера Драммонд, за рубкою сосен под мачтовый штабель хлыстов для отправки мозольно прорытым каналом столетья зари, немой сухощавой отверженки, сызнова затяжелелой, является следом клеймёного люда общин чернокожих, отшельничество вне господских плетей взявших жребием спин, окрест наречённое Кинкейдом чадо, среди поселенцев держа назорейский приплод, Нумен, вскользь омывающий Ловердэйла, рассекает исток бечевой пуповины к тавру для Валета Копыт, шерстистыми зарослями тростника на крестьянских серпов многозвучное шиканье в чёлна болотного плеск, разгоняющий змей водяных изнутри кипарисового позумента тилландсий у выгиба ярдов корней, извивая парящий обряд клювача над цветеньем ковровой ажурною ряской, петляющая Алассандра ерошит виденье наяд перескока о месиво хлипко-истлевшее, через глумливые выпи насмешки да гуканье под стрекотаньем волчка, зажжённый фитиль обрешеченных створок тесня, Королева Червей, благонравно ответствуя книксеном иль реверансом, вальсирует меж колченогих бродяг, мокасинами жил щекотавшая ломкие баржи, в ночных фонарях мотыльковой расшивки, оттоль вспоминая гавоты, кадрили, галопы, сквозь па-де-труа ниже лязга трёхструнной пошеттою до иноземцев, поднявших дубовый стаканчик за Бэсси, в лодчонке плывущую через ручей, разделанной выдрою занятый, мимо золы пропекаемой к трапезе, беглый Патрокл самочинцем из бывших невольников, движется стёжкой лесов обмахрённых, свечою вкось горла порожней бутылки надтреснутого кот-дю-рона узрев госпожу в тарлатановом платье на вермикулярном пестренье рубцов, под личиною дамской железного взора, каймою изъяна гортани безмолвствуя, между проранов ланит швом ползущей слюны вдоль зубов о пергамент, картинно мерцавший по скулам, из дебрей зовущую жестом к себе, ладонью в ладонь, прочь от шалых балов, где спешат исступлённо лобзать афедрон юным девам иль высокородью поместному, дабы кривиться согбенным покорством ночного носка, что влачится без дамского весельчака, ибо суть он брюшная кишка, баронским драбантом ступающий Рэмбрандт Ван Горн, застегнувший двубортный парадный сюртук, держит край при глянцовке цилиндра-маркиз у перчаток, сарайною тьмой отчищающий ссадины уст запекавшиеся, подле из камеристок разжалованной Гарпалики, владетель угодий Пенумбра, устраиваясь до табачных тюков, созерцающий, как терцеронку вдовицы сажают на цепь, в ошейника пыльный чугун с колокольчиками, наставленья растрачивает неизбывною милостью, плавно склоняющийся кабошона резьбы гиацинтом от банта манишки вослед редингота шотландки цветной, персты углубив по курчавящимся отраставшим невольницы клейким власам обок правки стригальных щипцов, издёвочкою нахлобучив ей кивер обтрёпанный артиллерийский у свеса плюмажного кочетного при болтающихся этишкетах, вытряхивает пепел трубочный, стон подъяремной камены граня о червивые раны колодок ножных.