о Книге Евгения Степанова Младший брат травы...
Держу в руках подаренную мне автором книгу. Она прочитана на едином дыхании, без принуждения и форсажа. Тихий, уютный разговор по-душам.
В этой книге есть главное: узнаваемый и уникальный авторский голос. Ничего новомодного, надуманного и вычурного ни в поиске стиля, ни в графике стиха, ни в ритмике его, но дышит новизной и, простите за странный термин: свежестью. А в сказанном в прямоте откровения:
«И ветер осенний
Пронзает насквозь.
Все больше сомнений,
Что все удалось»
нет ни так любимого поэтами ритуального танца «про умру», ни, наоборот, бравады поэтического долголетия.
В то время, когда современная поэзия, без оглядки несется к новым формам на космических скоростях, оставив далеко позади себя подуставшего читателя, поэзия Евгения Степанова отрадна силлабо-тоникой короткой строки, локальной строфы и усеченному до двух-трех, а то и до одной строф - объему, делающими все его стихи запоминающимися до прямого цитирования и растаскивания на афоризмы.
Вместимое в геометрию небольшого кубика – любое стихотворение столь емко и полновесно, что в старую загадку о весе килограмма ваты и железа я бы внесла остроумную поправку о его стихах.
Они весомее иных коллективных антологий. В них вечные философские смыслы бытия не пафосны, не менторские – ими полны голос рассудка и память во всегдашней оглядке на прошлое и предчувствии будущего.
«Негодяи учили морали
И марали святых»
« А на до мною небо синее
А подо мной родной суглинок.»
И уже не тело подчинено сознанию, а сознание телу. «Хочу и буду» против «могу и смею» …
И гравируется читателем: «НЕ УМРИ» на щите души седеющего воина, который слагает новую песнь все о том же, но с новой ярью…
И пусть в иных стихах читателю забавиться можно только ворошением углей, так автор, себя испепелив, отстранен, но греют они изрядно.
И невольно рождается мысль: а каков же был тогда костер, если уголек так жарок?
«* * * так мужик западает на запах и движется к цели к этой узенькой щели которая сводит как герыч с ума так язык добывает сахар из леденца-карамели так барсук волочит колосья в барсучьи свои закрома.»
« И бабочка порхает над добром и скверной» - как осознание того, что путь начертан «свыше» - и свыше не дадут, но и коду не обрубят – дает эту хулиганскую отчасти ноту мотива любой его песне:
«Я любил поднебесную синь,
Пилигрим в тридевятом колене.
Я учил луговую латынь.
Но меня понимали по - фене».
С тех самых пор как стал одиноким путником и «братом травы», с тех пор, как явился Христос – человечеством, во сне ли , явью ли, фантазией ли – неважно…главное , что Христос.
«Людей не изменить.
Смерд алчет стать вельможей.
Кто грешен, то кричит, что светел или свят.
Кто прав, кто виноват —
прав Иисус-Сын-Божий.
Но Иисус распят. Но Иисус распят».
И кажется, что именно Он помогает вместить жизнь в 10 строк:
«Жизнь — это храм и кап(н)каны борделя; страстная кровь и страстная неделя.
Жизнь — на плече у меня малолетка;
жизнь — это смерть, вожделенно и метко. бьющая в цель; это снова-здорово.
Жизнь — это сосны в поселке Быково.
Жизнь — это жизнь и строка Мандельштама. Жизнь — это Настя, Наташа и мама.
Жизнь — это жизнь; схватка духа и тела.
Жизнь — это Фёдоров; общее дело.»
«* * * Жизнь тает точно пастила
Во рту – Господь дает отмашку.
И невозможно постирать
Судьбу – как джинсы и рубашку.
И невозможно изменить
Ни дня, ни собственного взгляда.
И невозможно извинить
Себя – а впрочем, и не надо.»
И возведенный на развалинах Царьграда – его детище – его Поэтоград - ни при закрытых вратах, ведь поэзия – храм…
А потому - всякому входящему цыкнет без стеснения:
«Да я и сам — из грязи в князи;
Ем бутербродики с икрой.
А все-таки ни в коем разе
Я не приемлю этот строй,
Где даже чувства на продажу,
Где цель искусства — кошелек,
А ежели не хвалишь лажу,
То ты дремуч и недалек.
А ежели в безумных чатах
Не окопался, то забыт. ...
А мальчик из семидесятых
Со мной, как прежде, говорит.»
И вот, самое мое любимое - у него. Поэта, которого я возвела с первого прочтения в УЧИТЕЛЯ:
«Не точен ни один вердикт,
Я против пафоса гнилого.
Ты скажешь: «Человек велик»,
Я поищу другое слово.
Все так, а, может, и не так,
Бардак от века и до века.
Ты скажешь: «Человек — червяк»,
Я заступлюсь за человека.»
Я не скажу…я и сама из той же субстанции.
Мне отчаянно хочется, чтобы в родном его сердцу Быково, Евгению Викторовичу все больше и чаще писалось и дольше жилось… ибо
расцвет и упадок, -
спишет на войны история, лавры отдав Конфуциям.
С благодарностью,
Р.С. и спасибо за контурную карту еще несуществующего мира: (как же это в точку!)
«Америку большие ждут напасти.
Америка развалится на части.
Таков закон огромных величин.
А что же будет с нами? Промолчим.
Потомки Чингисхана и Наири.
Влияние усилят в этом мире.
Орда окрепнет, ясно и ежу.
А что же будет с нами? Не скажу».
Я не знаю, что будет с нами. Но то, что имя Евгения Степанова будет упоминаться не только в связи с именем Нобелевского номинанта Геннадия Айги – мне очевидно.
Он – поэт Настоящего века. Им прожитого, пройденного, осмысленного и воспетого.
И сколько еще впереди!
Спасибо!
Свидетельство о публикации №123090600515