Выбираясь на свет

«...Тогда не отступишь от моего мнения, в истинность которого я верую, или на истинность которого надеюсь».
Платон. «Государство»

Человек выбирает наиболее невзрачные, бесцветные, холодные, тёмные и малообещающие окраины жизни и пребывает там, ничего не зная об остальном мире, даже не замечая, как он проходит мимо. Расписывая в тщеславной гордости своей окружающие его красоты и собственные достижения, он и не подозревает, что говорит лишь о весьма малой доле мирового целого и довольно скромных успехах. В этих же убогих условиях созревают и осуществляются все зловредные и разрушительные инициативы, им предпринимаемые и неизменно обреченные на неуспех. Конец их в результате приходится обеспечивать усилиями других людей, и побеждают они только потому, что эти усилия совпадают с незримым развитием Мироздания, в основе которого лежат природа со своими законами и неустранимое нравственное требование.
Законы природы человек способен видеть и ощущать на себе. Нравственное же требование он не в состоянии наблюдать непосредственно – или очень редко и мимолётно, как малообъяснимый внутренний укол совести. Очевидно этих напоминаний недостаточно, чтобы составить отчётливое представление о второй основе Бытия, и вместе с тем остаётся догадка о существовании рядом с природным какого-то второго всеобъемлющего требования. Полагая, что он нуждается в более постоянном и внятном руководстве, человек возмещает эту вакансию созданием системы представлений, которую наделяет правами закона, чтобы подчинить ему свою жизнь. Такая псевдо-метафизическая конструкция не предусмотрена Мирозданием. В любом случае человечествое существо не обладает достаточным масштабом для законотворчества на уровне Вселенной, и в конце концов тот или иной сочинённый закон неизбежно приходит в противоречие с природой или нравственностью.

Первым таким законом стал принцип завоеваний, затянувшийся урок эволюционного закона выживания – постоянное состояние обороны, провоцирующее нападение и навязывание своей правоты силой. Время от времени у одних обнаруживалось то, чего не было у других – географическое преимущество, особое достояние, умение управлять и стабильность, заметное увеличение силы и так далее. Позднее к этой динамике прибавились внутренние завоевания, революции, принцип которых – то же самое уравнивание преимуществ.
Всё это были относительно примитивные процессы, и наконец обратило на себя внимание их однообразное повторение, которое вроде уже и не зависело от воли людей, а вместе с тем каждая новая война или революция приносили много горя и значительные разрушения.
Подспудное желание избавиться от этого неконтролируемого, как будто кем-то навязанного побуждения совпало с открывшимся способом более или менее уравнять преимущества, что оказывалось возможным, благодаря некоторым научным открытиям, сокращению духовных поисков, сосредоточению всех усилий на материальной стороне жизни, стремительному развитию техники и созданию относительно равного для всех благополучия.
Исторические сдвиги такого масштаба занимают немало времени. Инерция прежней динамики всё ещё продолжала ощущаться, а благодаря развившимся техническим средствам, конфликты стали даже более опустошительными, но постепенно в сознание проникала мысль, что сражаться, в общем-то, больше не за что – у всех всё есть. А дальнейшие преимущества в усовершенствовании своего достояния гораздо легче приобретать не захватом, а развитием собственных научных и технических средств. И на смену боевому эволюционному атавизму был утверждён новый всеобщий закон научно обоснованного благоденствия.

С самого своего зарождения и упроченья эта идея, господствующая и по сей день, вела отчаянную борьбу – сначала со всемерно укрепившейся к тому времени религией, затем с разнообразными остатками метафизики и этической культуры. Но вот уже довольно давно у неё нет соперников, и можно заметить, как в отсутствие противоборства стали атрофироваться её мышцы. Даже её финальный победный призыв к глобализации быстро утрачивает энергию и привлекательность. И всё отчётливее на первый план выходят порочные и опустошительные результаты её сражений: так и не устранённое (и по-видимому, неустранимое известными средствами) неравенство, повреждённая природа, массовое интеллектуальное обнищание, общественное разочарование и аппатия.
Стоит ли упоминать, что основное достижение этой инициативы – создание значительного материального богатства – в историческим смысле не стоит ни гроша? Достаточно взглянуть на  руины прежних цивилизаций. Единственные значимые ценности, остающиеся в истории человечества, связаны с преемственностью творчества, а отношения творчества с благополучием всегда были, мягко говоря, напряжёнными.
Историческая необычность состоит в том, что у этой инициативы нет уже и лидеров. Те, кто руководит её осуществлением, действуют как будто по принуждению или по привычке и ищут не столько новых аргументов в её пользу, сколько оправданий и сокрытия болезненных симптомов. Но поскольку в настоящий момент ни у кого в мире нет внятного стремления вступить в противоборство с господствующей идеей, не исключено, что за дело примутся сами эволюционные силы – в виде ли природного или социального катаклизма или ещё неведомого нам явления в сфере естественных или гуманитарных наук.
Возможно, что это процесс уже начался некоторое время назад. На рубеже 19 и 20 столетий внезапно, практически в одно и то же время возникли генетика, квантовая механика, теория относительности, импрессионизм и новая странная литература, которые не укладывались в традиционные представления. Как они взялись сразу вместе? Были попытки объяснить все эти явления, как производное глубоких общественных премен – то есть, опять же как результат дела наших рук. Но это был всё тот же традиционный способ мышления, и концы с концами не сходились. Такая интерпретация неадекватна масштабу и радикальности этих явлений, которые всё ещё ждут истинного истолкования. В физике нашлись умы, которые сумели установить соразмерность классических и новых представлений и намекнули на необходимость иной перспективы во всех остальных областях человеческой деятельности. Эстетика, философия и психология с этим не справились. На самом деле этот радикальный прорыв эволюционного процесса вероятно был запущен через нас – наиболее восприимчивых среди нас учёных и художников – самим Мирозданием в противовес заблуждениям Ренессанса, Просвещения и научно-технической революции. Возможно потребуются дополнительные парадоксальные открытия или явления, которые вынудят нас отказаться от вздорного законотворчества.
Удручающим обстоятельством здесь являются сроки, несопоставимые с относительно короткой человеческой жизнью. В противодействие ложным инициативам становятся по необходимости вовлечены отчасти безнравственные же средства, и разрешение часто надолго затягивается. Ничего фундаментально ошибочного нет и здесь. От самого человека зависит как скоро он сумеет прийти в гармоническое согласие с основами Бытия и откажется уродовать его своими измышлениями.

Отказываясь внимательно взглянуть вокруг и полагая, что вполне способен сам создать себе от начала до конца надлежащий мир для обитания, человек отслаивается от Мироздания и начинает принимать за основополагающее развитие событий им самим запущенные процессы.
Упорное пренебрежение одной из двух основ Мироздания было замечено очень давно. По наблюдению Главкона – персонажа в диалоге Платона «Государство» – люди ведут себя в соответствии с этическими правилами только если знают, что за ними наблюдают другие.
То есть, они не сомневаются, что по каким-то высшим требованиям именно так человеку следует себя вести, и что об этом известно всем живущим, но при этом считают, что могут быть в жизни обстоятельства, которые позволяют эти требования не выполнять. Но тогда получается, что либо эти требования не такие уж и высшие, либо мир человеческий не слишком плотно связан с той глубинной сферой, откуда такие требования исходят. Двуединство Бытия представляется чем-то слишком тесным, удушливым, и мало кто берётся ему довериться. Так начинается расслоение, и человек создаёт себе несуществующий третий закон.
Но мир был создан до человека. Если вообразить, что человек так и не появился, можно представить себе, как этот мир продолжает существовать без него. Нам трудно понять, какой для Высшего Разума был бы смысл в таком заповеднике, но сама его возможность сомнений не вызывает. Во Вселенной есть бесчисленное количество помещений, где человеком и не пахнет, и где присутствие его не требуется.
Тем не менее, этот мир человека принял и, при весьма незначительных встречных стараниях предоставил ему превосходные условия существования и широкую свободу действий. И с первых же шагов, лишь изредка, умами лучших своих представителей изучая этот мир со всей благодарностью к его загадочному гостеприимству и со всем уважением к его сложности и величию, нетерпеливый человек в основном ограничился ролью мира, как внешней среды, и стал навязывать ему собственные взгляды.
Однако, этот изначальный мир, включающий живую природу и этический императив, ожидающий своей, как можно более полной реализации, продолжает самостоятельно развиваться и после появления в нем человека. Пришелец, естественно, вступал с ним во всё более интенсивное взаимодействие – иногда конструктивное, чаще разрушительное, всегда не вполне осознанное, то способствуя ему в развитии, то задерживая его, но развитие идёт и независимо от этих авантюр. Сам по себе мир не ставит себе целью ни поощрять человека к прогрессу, ни сопротивляться ему. Возможно, такая его инертность тоже способствует созданию у людей представления об отдельности – мир как бы равнодушно наблюдает за деятельностью одного из своих обитателей. Особенно остро такую отчуждённость можно испытать, представив, что однажды человечество тем или иным способом самоистребится, а мир при этом, никак не отреагировав на «гуманитарную катастрофу», продолжит благополучно существовать сам по себе.
Такая, искусственно сформированная обида укрепляет чувство оставленности и даже некоторую враждебность человека в отношении Вселенной. Поправить его некому. Что, в сущности, справедливо – нужда во внешнем попечительстве это свойство раба, а не человека. Рабу нельзя доверять заботу о судьбе Вселенной.

В наши дни, в начале 21 столетия, эта усвоенная человеком позиция по отношению
к миру начинает проявляться в ещё более обострившемся ощущении брошенности. Мы совершаем один промах за другим; несколько общих идей, ещё недавно не вызывавших сомнения, быстро теряют влияние, поскольку своего предназначения не выполнили; относительное благополучие значительной части населения Земли оказалось слишком малой наградой, чтобы служить конечной целью. Человек разочарован, рассчитывает на утешение и поддержку, а тот самый мир, который предоставил ему условия существования, продолжает свою самостоятельную жизнь, как ни в чём ни бывало – меняются времена года, опадает и вновь вырастает листва, созревают плоды, размножается животный мир, дождливые дни переходят в солнечные, жара и зелень уступают холодам и снегу, по своим стихийным расписаниям возникают ураганы, наводнения, извержения вулканов и лесные пожары, по ночам наблюдают за нами знакомые созвездия, не обращая внимания на наши самолёты, спутники и космические телескопы…
Хотя все эти проявления вовсе не адресованы нам, человек на свой житейский лад интерпретирует их, как некую высокомерную укоризну: «Конечно, ты можешь и дальше суетиться, сочинять новые законы, размножаться и обогащаться, но, как видишь, пока старания твои Вселенной не касаются. А если они и тебе самому не приносят счастья, наверно ты в чём-то ошибаешься…».
Чем же отзывается человек на этот спокойный и доброжелательный – воображаемый, но, по существу, его собственный внутренний голос? Он не слышит его, как свой, для него он по-прежнему звучит со стороны. И человек отвечает, удваивая свою самонадеянность. Не доверяя этому миру, он решает изготовить для себя собственный, в котором будет чувствовать себя наконец полным хозяином, ещё раз подтверждая тем самым свою юношескую незрелость. Этот его новый проект с патетическим названием Метавселенная – наивное подражание Творению, пародия его. Не разобравшись в истинной действительности и махнув на неё рукой, человек увлекается созданием её удобной копии, не задумываясь о том, что, при всём своём правдоподобии, она будет лишена настоящей животворной цели и, тем самым, неизбежно вернёт его к вопросу о смысле существования, ответить на который он так и не сумел.
Останавливать его никто не станет. Вероятно, человечеству суждено потратить время своей драгоценной истории ещё и на это бессмысленное предприятие. Может быть, оно станет последним в длинном ряду самоуверенных и обречённых проектов. Погружение в сон виртуальной реальности было бы, кстати, не самым страшным, скорее щадящим вариантом изъятия из действительности интеллектуально слабого, но преобладающего в деструктивном поведении большинства. К этому большинству следует отнести и самих создателей и апологетов этой виртуальной реальности. Обладая своеобразными технологическими и организационными дарованиями, они открыто демонстрируют отсутствие срьёзного интеллектуального уровня, что становится заметным, как только они вступают в публичные дискуссии о состоянии дел в мире. В лучшем случае они являются новым воплощением нередко появлявшихся в истории человечества задорных провокаторов, вроде Макиавелли или Вольтера.
  Тем временем, естественное развитие Мироздания идёт своим чередом. И если мы успеваем ещё услышать некоторые его редкие отголоски в неожиданных открытиях науки, общая картина движения становится нам всё менее доступной. За действительные, формообразующие события мы принимаем собственную беспорядочную и бесцельную деятельность, всё менее глубокие идеи, всё более вздорные и вызывающие правила поведения и даже свой внешний вид. Если попробовать для описания ситуации воспользоваться метафорой, то получится какой-то вывернутый наизнанку парафраз сказки о Голом короле.
Наш король как раз одет. И одевается всё лучше и лучше. Но с какого-то времени ткани и сама одежда начинают терять свою природную плотность и прочность – ту внутреннюю силу, которая удерживает их элементы вместе – и стремительно ветшают.
Не помогает и быстрая смена обновок. Вот уже и из ткацких станков выходят марля или рогожа. То, что, по их мнению, носят вельможи, сначала выглядит старомодным, потом начинает сыпаться и становится прозрачным. Кто-то по-прежнему заставляет себя видеть нарядные костюмы, мундиры и платья, но всё большему числу наблюдательных глаз открываются висящие лохмотья, а то и вовсе исподнее. Нервные звёзды популярной культуры, не дожидаясь неловкости, раздеваются сами, ищя опоры в самых низменных инстинктах.
Никто их не обманул. Ни ткачи, ни портные не виноваты. Но время уходит, и если хочешь пристойно выглядеть, пора отвлечься от нарядов и перейти от производства тканей и шитья модной одёжи к более важными делами. Во времена братьев Гримм нужно было всё же чтобы кто-то обманывал. Постепенно люди сами сумели заморочить себе голову.
Самое последнее интеллектуальное достижение – безудержный критический анализ. Особо чувствительные подозревают, что в этой картине заключён какой-то обман, и пытаются его разоблачить, тщательно изучая подробности, чтобы отделить полезное содержание от ложного. Но обман состоит в самом существовании этой картины, созданной ложной задачей в соответствии с несуществующими законами. Эти исследователи напомнают пчёл, привлечённых яркой расцветкой и искусственным ароматом. Всё это на самом деле есть, нет только ни нектара, ни пыльцы. А в этом случае искать более привлекательных сочетаний цветов и составлять новые запахи – значит увеличивать размеры всё той же бесплодной картины. Искать нечто безусловно подлинное можно только в стороне от этого зрелища. Но есть ли, куда отвернуться? И как далеко следует отодвинуться, чтобы увидеть в нём то, чем оно на самом деле является – не панораму нашей жизни, а нагромождение мёртвых препятствий?

Те немногие, кто продолжает размышлять об этих вещах, склоняются к тому, что такое место есть. Сложность в том, что по нормам торжествующей системы ценностей, это место не выглядит комфортабельным, предусматривает сосредоточенный труд и, для начала, не предлагает известных удовольствий, кроме одного – почувствовать себя живым и обладающим будущим.
Нетрудно догадаться, что речь идёт не о выдающейся новой организационной идее,
а о самообуздании и самовоспитании, то есть о предметах, связанных с душой, сознанием и волей. Но что же удивляться? Из-за того, что мы в своё время легкомысленно расстались с этими предметами, мы и находим себя теперь в состоянии кризиса. И столь же очевидно, что отправная точка для обретения мудрости и равновесия находится всё там же, где мы её оставили без присмотра – в трудах наших выдающихся предшественников, среди которых каждый сумеет выбрать себе то, что разбудит в нём мысль и ясное зрение, чтобы продолжить их дело. Это как раз и были те, кто с самого начала присматривались именно к миру, а не к навязанным ему людским конструкциям.
Может создаться впечатление, что таким отшельническим способом отвергая действительность, которую своими руками построили, и отказываясь активно продолжать её строительство, мы теперь в свою очередь отслаиваемся и от неё. Что ж, она всемерно того заслуживает. Это именно она в своё время отслоила нас от Мироздания и вынудила вступить с ним во враждебные и противоестественные отношения. Мы постарались сделать эту действительность вездесущей и сильной. Благодаря безнравственности своей она может напоследок причинить нам много бед и даже убить некоторых из нас, но это нисколько не обеспечивает её прав продолжать существование.
Мы же, по существу, никуда и не отодвигаемся, мы – на своём месте, которое предстоит очистить от цивилизационного навоза. Есть надежда, что, убедившись в нашей доброй воле, Бытие не то чтобы бросится нам помогать – это не входит в его задачу, но станет охотнее открывать нам свои возможности и средства. Мы ведь на самом деле не гости, а порождение этого самого Бытия, только наделённое значительной свободой. Мы с ним – одно, и это наши средства и наши возможности, которыми мы отказываемся пользоваться в полной мере.

Выхолощенная мудрость – порождение ложного законотворчества, повествует о дороге в Ад, вымощенной благими намерениями. Благие намерения не обязательно ведут в Ад, но они не ведут и в Рай. Они вообще никуда не ведут – всего лишь освещают возможные пути. А вот над усвоением этической основы и источника Бытия рано или поздно придётся наконец потрудиться, под терпеливым и поощряющим оком Вселенной.
Можно, конечно, остаться в состоянии ожидания. Но в этом случае лучше отдать себе отчёт в том, что ждём мы, в сущности – будущих поколений. Когда-нибудь Мироздание тем или иным способом несомненно позаботится о возникновении человека, который возьмётся за ум. На нашем же веку, и без наших усилий, рассчитывать на какие бы то ни было благие перемены, даже на их первые признаки, не стоит.