Убитое небо

Вдали звучат невнятные слова,
скрипит осина или ветер воет,
и глаз не разделяет вещества –
живое это или не живое?
Откуда звук – не чудится ли мне,
но вот опять – иголками по коже…
Кто в этой бесконечной тишине
вот так звучать и так тревожить может?

Вот так вздыхать – а не сама ль Земля,
уставшая от топота и крика,
протяжно, бесконечно тянет – Глянь!
Сюда, бродяжка, стой и посмотри-ка –
и прикуси безудержный язык,
и задави, стремящийся из горла,
нелепый крик, а строчки слов борзы́х
уйми, останови. Земля исторгла
потоком слов сжимаемую боль.
И, отворив неведомые схроны,
рванула боль на свой последний бой,
напялив каску, будто бы корону.

Царица-боль, ночная маета…
В окопах строчек, в буквенных редутах,
уже не разбираю ни черта,
жестоким звуком до костей продута.
Уже не грежу – не о чем давно,
и, разбирая старые тетради,
я, боли вопреки, читаю. Но,
скажи зачем, скажи, чего же ради,
не спать ночами, плакать и писать,
и рвать листок на мелкие кусочки…
Зачем? И что диктуют голоса
ночной сове, добравшейся до точки?
О Родине? Быть может, о любви?
Дожде и снеге, пасмурной погоде?
Кто шепчет – «Неуда́лая, лови!
Лови слова!» Но снова стих негоден.

И наблюдая медленный рассвет,
я пью, горячим чаем обжигаясь,
а за окном такой декабрьский цвет,
и полоса багровая такая –
как будто бы убили небеса,
ножом разрезав тучи на востоке…

О чём писать, мой свет, о чём писать,
когда убили небо так жестоко?