Дневник Евы

(Из романа "Издалека долго")

      После беспримерного полёта Юрия Гагарина Ева порадовалась вместе со страной и, поговорив с Ириной, тихо умерла. В старом чемодане невестки она как-то обнаружила её дневник... Ирина Ершова оказалась хранительницей семейных родовых преданий и тайн.

Дневник Евы

Здравствуй, Ева.

Космос бесконечен. Для чего я живу?
Ритмы Вселенной бьются во мне. Сочиняю стихи – сами приходят, я только записываю.
Женщины умнее мужчин, но они – разведчики и смешные.
Волга непостижима. Я здесь не случайна. Сама выбирала реку, город, семью. Очень люблю их!
Рыбинск и Молога древнее, чем считается.
Обожаю эскимо.
Я совершенно без ума от Серафима. Он слишком красивый и необыкновенный. Я буду его женой.
У меня замечательные сестрёнки. Почему дети болеют? – Карма, искупление грехов прошлых жизней?
Юхоть – река любви и молодости. Я влюблена и ревную Серафима. Ох, и намучаюсь я с ним…Слишком хорош! Ведь врёт про жизнь на Марсе, а я ведусь.
Я какая-то опасно взрослая, но прехорошенькая. Ха-ха!
Необъяснимое затмение – отдалась ему без остатка. Что-то делаю греховное.
Глеб женится. Хочу свадьбу с Рафом. Его мама, Мария Семёновна – улёт.
Ребята уехали учиться в Санкт-Петербург. Не была, но ненавижу столицу. Тоска.
Печальная подруга Осень. Он пропадёт без меня, но стихи писать стал лучше.
Послезавтра приезжают. Жду-не дождусь.
Встретила, согрел. Опять уехал. Проводила. Одна снова на полгода. Ка-та-стро-фа.
Заучился жених. Не пишет-не слышит. Видимо, столичные искусы возобладали.
Конец – он женится на какой-то Алисе - замаливаю грехи. Война.
Простила глупого. Бог простит. Отчаялась, а это тоже грех.
Счастлива, дурёха. Сына вынашиваю. Муж на фронте – летает сумасшедший. Два раза был ранен. Я вымолю его.
Родила первенца, назвала Григорием. Купила икону Георгия Победоносца.
Революция. Серафим и Борис вернулись. Тревожно всем.
Отец и братья участвовали в мятеже. Они исчезли. Жду репрессий.
Серафим ушёл в рейс, а меня арестовали и били. Конфисковали имущество, запугали тюрьмой.
Ершов скучает по бору, что за жёлтой рекой, а отец похоронен в Астрахани - привиделось…
1927-й, вернулась из монастыря, который власть закрыла. Дети выросли. Супруг ошалел от радости. Сестры ушли на небо без меня, и появилась племянница, Антонина от Серафима и Алёны, умершей при родах. Она не призналась Рафу, что знала, где я. Бог ей судья.
В стране индустриализация и коллективизация. Мы живём скромно и мирно: дети учатся, муж трудится в речфлоте. Он – капитан буксира, тягает баржи с грузом по Волге.
Два года назад нас арестовали и изувечили обоих, спасло чудо…
У Серафима правая нога собрана из кусочков, и я-то вижу, что болит она, но он не признаётся и ходит с палкой.
Работаю в городской библиотеке. У нас в Рыбинске строятся плотина с шлюзами и ГЭС. Тётушку, Клавдию Степановну, переселили из затопляемого города Молога к нам. Колокольню моей Казанской церкви разобрали на кирпичи, а храм ограбили и закрыли.
 Бог сподобил нас ещё на одну дочку.
Видела отца Афанасия: жив-здоров, передавал приветы родным и близким. Через год прислал весточку из Печорского монастыря.
Только маленько обжились, началась финская, а потом Отечественная война с немцами. Серафима призвали на службу в Сталинград. Мы определились в военный госпиталь. Голодно, но терпимо.
Слава Богу, Москву отстояли и отбросили врага. Богородица помогает России.
Я стала сильно уставать. Стихи давно не сочиняются.
Отец Афанасий служит на Ленинградском фронте вместе с Григорием в артиллерии, а Серафим сопровождает танкеры по Волге. Рыбинск редко, но бомбят, в основном, неудачно – противовоздушная система справляется.
Наши заводы эвакуировались на Урал. В 42 году летом ждём нового наступления фашистов.
Немцы обрушились на Харьков, Ростов-на-Дону и Кавказ. Обстановка критическая.
17 июля враг осадил Сталинград. Очень боюсь за мужа – он страшно отчаянный.
Серафим прислал всего два письмеца. Не пишет, значит, там жарко. Раненных везут отовсюду, госпиталя переполнены. Голодаем. Чай, корка хлеба, иногда, уха.
Пошли слухи об окружении армии Паульса в Сталинграде.
Ура! Немцы сдались на Волге.
Как я выкарабкалась после получения похоронки на Серафима, не помню. Девочки помогали, соседи, писал Григорий, Ирина почти не покидала дом. Весной Михалыч привёз его сохранившиеся вещи, тетрадь со стихами.
Последнее его стихотворение:

 Прощай

Война холодная на небе
Мне в душу смотрит не хитро.
Я верю в русскую победу,
Но сильный разыгрался шторм

Слов разума не слышит тело,
И колебаний нет в душе.
Река разлуку плавно стелет,
И нет возврата мне уже.

Прощай!
             Нам выпавшей дороги
Конца не видно…
                Дышится легко.
Я только твой –
                спроси у Бога,
Но мы не выбрали покой.

Как счастлив я, тобой любуясь,
И каждый раз,
                и каждый раз
Я сладко обо всём забудусь,
Увидев свет родимых глаз.

Мы позже встретимся на небе -
Над Волгой чёрная гроза.
Не доведётся, но вот мне бы
На миг пропасть в твоих глазах.

Слов разума жизнь не хотела,
Доверилась своей судьбе.
Душа моя не слышит тело
И в высоту берёт разбег.

Он выдержал пик напряжения битвы, предчувствуя гибель, понимая, что чрезмерно рискует. Больше не буду писать стихи, лишь молиться.
Радость покинула меня. Делаю вид, что радуюсь. Живу по инерции. Молилась за сына, за Победу, за душу Серафимову. Пришла победа над Германией и следом похоронка на Григория.
Вернулся наш Егор с орденами и медалями. В городе у него нашлись сын и дочь, а я как неживая. Делаю всё автоматически, и Серафим смотрит сверху, вижу его.

У маленькой звезды

Там далеко,
       за ширмой звёзд
В парсеках спят века,
А ты в благоуханье роз
На наш глядишь рукав.

Там высоко слепящий свет
В разлитом молоке,
Родные души,
           все-не все
В космической реке.

Там на ветвях одной из ив,
Склонённой у воды,
Ты выбрал место
             для двоих
У маленькой звезды.

Там знаком православный крест
Стремится в облака
И духовой звучит оркестр...
Как музыка легка!

Там карма крутит колесо,
Там ждёшь на берегу,
Сдувая золотой песок
С руки,
     А я к тебе
               бегу.

Сил нет. Простите меня, родные. Смотрю на два портрета мужа.

Ирина заплакала, прижимая к груди записки Евы.
- Где же мой Борис?!