Похищенный

Глава 4

На следующий день после обеда Мариэлла ходила с Тедди на «Белоснежку». Детский праздник проходил в нью-йоркском радиоцентре, а потом Мариэлла повела сына в кафе Шрафта выпить горячего шоколаду. День прошел прекрасно для обоих. Тедди сказал, что любит, когда у мисс Гриффин свободный день, и Мариэлле еще больше захотелось, чтобы мисс Гриффин в доме больше не было. Надо бы не забыть еще раз поднять этот вопрос в разговоре с Малкольмом. Он-то все думает, что мисс Гриффин приносит мальчику пользу, учит его хорошим манерам. Малкольм считает, что лучшие гувернантки — англичанки. Но по пути домой ни Тедди, ни Мариэлла о мисс Гриффин уже не думали. К тому же вечером Мариэлла сама искупала Тедди в своей огромной мраморной ванне. Тедди был в восторге. Они напустили полную ванну пены, так что когда Эдит, рыжая горничная, увидела, что делается на полу, она пришла в ярость. Предполагалось, что она посмотрит за Тедди вечером, но у нее имелись свои планы, в которых фигурировал Патрик. Они собирались пойти на танцы в Ирландский танцевальный клуб, поэтому Эдит упросила Бетти, молоденькую девушку, которая работала при кухне, посидеть с ребенком вечером. Эдит обещала по возвращении заплатить Бетти пять долларов. После этого Эдит сможет незаметно проскользнуть в комнату для игр, и комар носа не подточит. Естественно, что ей не понравились лужи мыльной пены на полу в ванной, так как она не могла уйти с Патриком, не убрав все это безобразие. Найти кого-то, кто согласился бы сделать эту неприятную работу за нее, было уже совсем нереально.

Мариэлла перекусила вместе с Тедди в детской, потом почитала ему перед сном. Когда он разделся и лег, она спела ему рождественскую песню, погладила его по голове, и он заснул, удобно пристроившись с ней рядом. Тогда Мариэлла тихо выбралась из его кровати, чтобы не разбудить его.

Спускаясь к себе, Мариэлла думала: а может быть, она и впрямь портит ребенка, как полагает мисс Гриффин? Может быть, она балует его? И что с того? В последнее время Мариэлла все больше времени проводила с сыном, и ей становилось все труднее держать дистанцию. Ее прежние страхи относительно чересчур тесного сближения, кажется, испарились без следа, и она самозабвенно наслаждалась его обществом. А если она и слишком сильно любит его, какой от этого вред? Что в этом плохого? Ей так повезло, что у нее есть Тедди. Поэтому она отказывалась допустить, что может произойти какое-нибудь несчастье. Малкольм прав, она слишком много нервничает, пора успокоиться.

Она легла, намереваясь почитать. В одиннадцатом часу позвонил Малкольм из Вашингтона. Он сказал, что очень удачно провел вечер. Поужинал с Харри Хопкинсом, который, по некоторым конфиденциальным данным, в ближайшие два месяца будет исполнять обязанности Даниэля Роупера в министерстве торговли. На ужине присутствовал Луис Хоу, правая рука Рузвельта. Они подробно обсудили позицию администрации Рузвельта в свете ситуации в Европе. Малкольм чувствовал, что война вероятна, но продолжал надеяться, что ее удастся избежать, если приложить к этому все усилия.

Немецкий посол рассказал Малкольму о ситуации в Берлине. Не оставалось сомнений, что Германия наращивает военную мощь, но высокопоставленный дипломат поручился, что капиталовложения Малкольма по-прежнему в безопасности. На прямой вопрос Малкольма посол признал, что «хрустальная ночь» — дело действительно небезупречное с моральной точки зрения, но, с другой стороны, Гитлер делает великое дело для германской промышленности, и благодаря ему Германия сможет по-настоящему перевернуть мир. Малкольму очень нравилось принимать участие в обсуждении столь важных вопросов. Он сказал Мариэлле, что было очень интересно побеседовать с Хоу, Роупером и их ближайшими сотрудниками, тоже присутствовавшими на ужине. Малкольм высказал мнение, что у Германии и ее союзников большое будущее. Мариэлла была тронута, что он позвонил, чтобы поделиться с ней своими соображениями.

Он сказал, что вскоре опять уедет в Германию, а она, как всегда, хотела остаться с Тедди.

— Кстати, как вам «Белоснежка»? — спросил Малкольм. Он принимал дела Тедди близко к сердцу. После Германии сын интересовал его больше всего на свете.

— Тедди очень понравилось.

— Я так и знал. Мне говорили, что фильм отличный. Может, мы потом еще раз вместе сходим.

Хотя Малкольм все чаще и чаще отсутствовал дома, он по-прежнему любил всяческие совместные вылазки. А Мариэлла очень ласкова с мальчиком, и, несмотря на всю ее излишнюю нервозность, она — прекрасная мать. Слышно было, что Малкольм зевнул, и Мариэлла невольно улыбнулась. Он с раннего утра на ногах, и у него сегодня был трудный день, не то что у нее. Она-то только ходила на детский фильм, а потом купала ребенка.

Они уже все обсудили, когда из холла донеслись непонятные звуки, как будто кто-то двигался там ощупью, натыкаясь на мебель. Потом этот кто-то вроде бы прошел вверх по лестнице. Мариэлла извинилась перед Малкольмом и прислушалась, но больше ничего не было слышно, и она решила, что ей показалось.

— Малкольм, ложись отдыхай, — сказала Мариэлла. — Завтра у тебя нелегкий день. Завтра к вечеру вернешься? — Она в разговоре забыла спросить его, когда он возвращается.

— Скорее всего, буду дома во вторник. Завтра вечером я приглашен на ужин к послу. Во второй половине дня мы с ним встречаемся, а дальше будет видно. Но в любом случае мне имеет смысл приехать во вторник. Завтра вечером я тебе позвоню.

— Ладно, до завтра. Малкольм, успехов тебе в делах. — Внезапно на нее опять напал приступ признательности к нему. Он так много ей дал и так мало требовал…

— Береги себя, Мариэлла. Когда приеду, мы с тобой позволим себе провести вечер так, как ты захочешь.

А скоро уже Рождество. Наступает волшебное время, волшебное потому, что с ней Тедди. У Малкольма раньше никогда не было детей, поэтому с рождением Тедди для него пошла совершенно новая жизнь, ему не терпелось подарить мальчику игрушечный поезд и ввести его в комнату, специально отведенную под железную дорогу.
Положив трубку, она погасила свет и долго лежала без сна, думая о Малкольме, о его бесчисленных достоинствах. Два часа спустя она все еще не спала, но думала уже про Чарльза, не могла не думать о том, что он говорил вчера у пруда. Она молила бога, чтобы от этих мыслей не разболелась голова. Две встречи с Чарльзом усугубили ее тревоги и волнение, и бессонница теперь означала, что завтра она наверняка проваляется целый день с головной болью. Мариэлла решила встать, босиком вышла на лестницу и начала подниматься на третий этаж. Ей хотелось еще раз поцеловать его, коснуться его волос, просто минуточку посмотреть на спящего и потом вернуться к себе. Она заметила, что возле лестницы почему-то валяется полотенце. Значит, одна из горничных допустила небрежность, наткнулась на стиральную машину, зацепила полотенце; вот что означал шум, который она слышала. Подняв полотенце, Мариэлла прошла по коридору, подошла к двери, ведущей в детские комнаты. Помимо комнаты для игр и столовой, на верхнем этаже имелись три спальни: одна для мисс Гриффин, одна пустая, на случай, если появится второй ребенок, а в самой большой спал Тедди. Пробираясь на цыпочках через комнату для игр, Мариэлла услышала какой-то шорох. Наверное, Эдит что-то делает в спальне. Мариэлла знала, что в это время мисс Гриффин всегда уже дома, но официально считается, что в воскресенье она свободна до полуночи, поэтому за ребенком должна присматривать Эдит. Мариэлла сделала еще шаг к двери спальни Тедди, но натолкнулась в темноте на неожиданное препятствие и потеряла равновесие. У нее при этом хватило самообладания, чтобы не вскрикнуть и не разбудить Тедди. Упала она на что-то большое и мягкое, а потом что-то непонятное притронулось к ее ноге, и тогда она от ужаса испустила крик и попыталась вскочить. Но в комнате было темно, хоть глаз выколи. Вдруг совсем рядом с ней взвыло какое-то животное. Мариэлла еще больше перепугалась. Встав на ноги, она сделала несколько шагов вдоль стены, подошла к столу. Теперь она могла определить свое местонахождение, а следовательно, найти выключатель. Прежде чем включить свет, она отогнала от себя мысль, что вот через долю секунды она окажется лицом к лицу с неизвестным злоумышленником. Тем не менее она не могла убежать и оставить без защиты своего ребенка. Однако, включив свет, она увидела вовсе не то, что ожидала увидеть. Она увидела Бетти, кухонную прислугу, с крепко связанными руками и ногами. Во рту у нее было полотенце, обвязанное для надежности веревкой. Лицо ее раскраснелось, по щекам текли слезы, но она не могла говорить, а только глухо выла.

— О боже! Что случилось? — Увидев связанную девушку на полу, Мариэлла забыла, что надо говорить шепотом, так как нельзя будить малыша. Неужели ограбление? Следы борьбы! В дом проник взломщик! Что произошло? И что эта девушка делала в детской? Она работает на кухне. Все эти вопросы Мариэлла задавала несчастной девушке, вынимая кляп у нее изо рта и пытаясь хотя бы ослабить путы. Но веревка была крепкая, узлы завязаны прочно. Мариэлла решила, что придется резать веревки, но тут девушка истерически завопила и освободилась сама.

— Что случилось? — повторила Мариэлла, тряся Бетти за плечи. — Где Эдит? Где мисс Гриффин?

Девушка не могла успокоиться, она только рыдала, заламывала руки и силилась что-то сказать, но не могла произнести ни одного членораздельного звука. Тогда Мариэлла, затаив дыхание от страха, прошла все-таки к спальне Тедди и рывком распахнула дверь. Реальностью стал самый страшный из ее кошмаров. Сына не было. Кровать пуста. Нигде ни следа. Подушка на месте, а его нет. Мариэлла потрогала кровать. Все еще теплая. Осознав, что произошло, она задрожала всем телом.

Она бросилась назад, к Бетти. Девушка все еще всхлипывала, растирала затекшие ноги и руки и ловила ртом воздух. Мариэлла с силой тряхнула ее.

— Что произошло? Расскажите мне!

— Не знаю… Тут было темно… Я уснула на диване… Меня схватили… Я только помню, что слышала мужской голос.

А Тедди, замирая от страха, подумала Мариэлла. Бога ради, где же Тедди?

— Что вы здесь делали? — закричала Мариэлла, и бедная девушка расплакалась так, что некоторое время не могла говорить. Теперь ей было ясно, что придется сказать правду.

— Эдит ушла… на танцы… Рождественский вечер… Попросила меня посидеть… Она обещала прийти… Я не знаю, что это было. Мне показалось, их было несколько. Они закрыли мне лицо подушкой, там еще был какой-то жуткий запах, по-моему, я упала в обморок. Когда очнулась, я была уже связана, а их не было. А потом вы меня нашли.

— Где мисс Гриффин?

Может, это она унесла ребенка? Разве она на это не способна? Сама не понимая, что делает, Мариэлла бросилась в комнату гувернантки. Ее мальчика нет… Его украли… Она не знает, кто его украл, не знает, где он… Но подсознание уже нашептывало ей ответ… Он? И он пошел на такое? Неужели месть?

Она рванула дверь комнаты мисс Гриффин, и у нее подкосились ноги. Англичанка лежала на кровати, связанная и с наволочкой на голове. Мариэлла развязала веревки, стянула наволочку и почувствовала резкий запах хлороформа. Ей показалось даже, что гувернантка мертва, но мисс Гриффин тут же шевельнулась, и тогда Мариэлла оставила ее, кинулась к телефону, вызвала дежурную телефонистку и попросила срочно связать ее с полицией. Ее голос ей самой казался чужим. Про себя она молилась, чтобы сына нашли как можно скорее.

— Что-нибудь случилось? — спросила телефонистка.

На секунду она заколебалась, вспомнив про журналистов, которых всегда боялась как огня, а потом решилась. Она уже потеряла когда-то ребенка и знала, что еще раз такое испытание ей не вынести.

— Пожалуйста… Пожалуйста, срочно вызовите полицию.

Она почти не могла говорить, но, когда все же сумела облечь в слова вечный кошмар всех матерей, самообладание вернулось к ней.

— Меня зовут миссис Паттерсон. Моего ребенка похитили.

На том конце помолчали, потом телефонистка ожила, быстро записала адрес, и Мариэлла положила трубку. Руки ходят ходуном. Невидящими глазами Мариэлла уставилась на Бетти, сидящую на полу и полумертвую от страха. Бетти понимала, что этот ужас отчасти на ее совести.

Мариэлла стояла долго… и представляла себе его, его маленькую мордашку, мягкие кудри, которые она так долго гладила несколько часов назад, гладила и пела ему колыбельную песню. И вот настала полночь, и его нет.

Она опомнилась, когда из комнаты мисс Гриффин донесся стон, и немедленно кинулась на помощь. Она вытащила наконец кляп изо рта гувернантки и позвала Бетти, чтобы та помогла ей освободить англичанку. Мисс Гриффин в первые минуты была почти парализована парами хлороформа, к тому же ее тошнило, но наконец она обрела дар речи. О преступниках она могла сказать не больше, чем Бетти. Они вошли в комнату, когда она уже спала. Ей показалось, что она слышала два мужских голоса, а может быть, и больше, но говорили они мало, а потом подействовал хлороформ.Слушая мисс Гриффин, Мариэлла не могла стряхнуть с себя оцепенения. Она слушала англичанку так, как будто эта история совсем не касалась ее. То, что случилось, было трудно переварить. Потом она услышала, как позвонили в дверь, и бросилась вниз, все еще босая и в ночной рубашке. Хейверфорд вышел открывать в халате и с удивлением увидел госпожу, спускающуюся по лестнице, как привидение. Он тоже уже спал, звонок в дверь разбудил его. Открыв дверь, он принялся убеждать полицейских, что у них в доме все в порядке, что их никто не вызывал, что тут какая-то ошибка…

— Должно быть, кто-нибудь пошутил… — говорил дворецкий, очень расстроенный, как будто извиняясь за дурацкую шутку. Но когда спустилась сама миссис Паттерсон, стало ясно, что никакой ошибки нет. Дворецкий и трое полицейских застыли в холле, ожидая хоть каких-нибудь объяснений.

— Это не ошибка, — произнесла она, приблизившись, и вдруг опять задрожала. Хейверфорд заметил это и поспешил накинуть ей на плечи шубу. — Моего сына похитили.

Полицейские быстро направились наверх, в детскую, Хейверфорд потащился за ними. У спальни Мариэллы он задержался, чтобы принести ей домашние туфли и халат. Потом он тоже поднялся в детскую, как раз вовремя, чтобы услышать рассказ Бетти и мисс Гриффин. Он был потрясен. Ошибки не было. Ребенок похищен. Один из полицейских не отрываясь что-то строчил в блокноте, двое других совещались вполголоса. Затем один из них прошел к телефону. С тех пор, как произошло сенсационное похищение сына Линдбергов, дела о похищении детей расследовались не полицией штата, а федеральными властями. И в нынешнем расследовании должно принять участие ФБР.

Один из полицейских, по-видимому главный, попросил всех присутствующих по возможности не прикасаться ни к чему, чтобы случайно не стереть отпечатки пальцев похитителей. Затем он изъявил желание поговорить с Мариэллой. Бетти все еще всхлипывала. Гувернантка выглядела так ужасно, что Хейверфорд пошел к телефону вызывать врача.

— Они не оставили записку насчет выкупа?

Здесь, в комнате, не было никакой бумажки? — спрашивал офицер, судя по внешности, ирландец. Ему было слегка за пятьдесят, у него самого было пятеро детей, и его охватывал ужас при мысли, что его собственного ребенка могут похитить. Глядя на Мариэллу, он думал, может ли тот, у кого все благополучно, понять, какие чувства ей сейчас владеют. Она выглядела очень серьезной, спокойной, хладнокровной до такой степени, что наводила на мысль о замороженном трупе. И хотя Хейверфорд принес ей теплый халат, она не могла унять дрожь. Она так и не обулась, не причесалась. По глазам казалось, что она не до конца осознает, что случилось. Ему много раз приходилось видеть такое выражение глаз во время пожаров, один раз — после землетрясения. Такие глаза бывали у людей в войну… или когда убивали их близких… Шок вызывал своего рода ступор разума и души. Но рано или поздно она полностью очнется, и тогда утрата поразит ее с новой силой. Ее сына похитили.

Она ответила, что никакой записки не было, только пустая кровать и две связанные женщины, и у обеих во рту кляп. Офицер кивнул, что-то записал. Его подчиненные вызвали тем временем подкрепление. Через полчаса по всему дому и вокруг уже рыскали человек двадцать пять полицейских, стараясь отыскать хоть какие-то улики. Пока ничего не нашли.

Всех слуг разбудили, и сержант О'Коннор, начальник оперативной полицейской группы, допрашивал их по очереди, но, по всей вероятности, ни один из них ничего не видел и не знал. Внезапно Мариэлла сообразила, что ни горничной Эдит, ни шофера Патрика нет дома. Она им никогда не доверяла, подозревала, что и они по каким-то причинам терпеть ее не могут. Теперь ей пришло в голову, что они могли ненавидеть ее до такой степени, что решились украсть ее ребенка. В это трудно поверить, но это не исключено, такую возможность стоит рассмотреть. Она сразу же рассказала сержанту о своем открытии. Приметы обоих, а также приметы Тедди были переданы по радио на все полицейские посты города.

— Чем скорее мы его найдем, тем лучше, — заявил О'Коннор. Но он не стал объяснять, что похитителям может потребоваться гораздо меньше времени, чтобы искалечить ребенка, увезти его бог знает куда или, что хуже всего, убить. Но Мариэлла сама вспомнила, что сына Линдберга убили, по всей вероятности, в первую же ночь.

Сержант предупредил Мариэллу, что если по полицейским рациям передадут сообщение о случившемся, в дом максимум через полчаса явятся репортеры. Она согласилась, что если такое сообщение по радио поможет отыскать ребенка быстрее, его надо передавать невзирая ни на какие неудобства. Она прекрасно понимала, что обязана сообщить Малкольму прежде, чем он услышит обо всем по радио или прочитает в газете. Но она еще не успела позвонить, а дом уже был наводнен полицейскими. Не заставили себя ждать и агенты ФБР. Все это было похоже на кошмарный сон или на плохой детективный фильм: полиция в доме, все носятся туда-сюда, высовываются в окна, раздергивают занавески, двигают мебель, зачем-то роются в саду, шныряют с фонарями по кустам, допрашивают слуг. Все это было настолько не правдоподобно и страшно, что Мариэллу не покидало чувство, что на самом деле ничего не было и нет. Дурной сон, после которого обязательно должно наступить пробуждение. Утром окажется, что ей все это приснилось. — Миссис Паттерсон!

Сержант О'Коннор стоит рядом с ней, а с ним еще несколько мужчин в темных костюмах. Кажется, все в шляпах, кроме одного. Этот, похоже, старший. Ему лет сорок или чуть за сорок, он высокий, худой, хмурый, у него каштановые волосы и проницательные голубые глаза. Он как будто сделан из стали и смотрит так, как будто уже знает все, что ему нужно.

— Миссис Паттерсон, — слегка смущенно повторил сержант О'Коннор, — позвольте вам представить специального агента Джона Тейлора. Он будет расследовать ваше дело по линии ФБР.

Ваше дело? Какое еще «ваше дело»? Что такое? Где она? Где Малкольм? И где, наконец, их сын?

— Здравствуйте, миссис Паттерсон. Она протянула руку, он пожал ее, одновременно изучая ее лицо. Глаза у него холодные, как у всех этих. Она опять рассказала ему о том, что видела. Он не проронил ни слова. Он в свое время занимался поисками сына Линдберга, но подключился только на последнем этапе, когда было уже поздно. Полиция успела много чего натворить, прежде чем дело оказалось в руках ФБР. В итоге все усилия оказались бесполезны. Тейлор был специалистом по похищению детей, а на этот раз в кои-то веки спецслужба была вызвана вовремя. Правда, работать пока не с чем, улик нет. Пропали шофер и горничная, их уже разыскивают, а что еще можно сделать? Ни записки, ни следов, ни отпечатков пальцев, ни примет преступников. Только тот факт, что двое или больше мужчин, имея в своем распоряжении хлороформ, унесли ребенка. Это Тейлор знал и без нее, но сама женщина его заинтриговала. В ее глазах читался какой-то беспросветный ужас, как будто в любой момент она могла потерять контроль над собой, руки у нее дрожали, а в остальном она держалась даже спокойно и собранно, но видно было, что она на грани срыва. И можно не сомневаться, она действительно напугана. И при всем том вот она стоит перед ним в халате, наброшенном на ночную рубашку, удивительно спокойная, царственная и не правдоподобно красивая.— Найдется у вас какое-нибудь такое место, где бы мы могли поговорить? — спросил он.

Во всех комнатах шуровали полицейские, толпились в ожидании допроса слуги.

— Конечно, — отозвалась она.

Она провела его в кабинет Малкольма. Кабинет был обставлен со вкусом: кожаный диван, кожаные кресла с высокими спинками, на стенах книжные полки, большой письменный стол, за которым Малкольм сидел еще сегодня утром. Войдя в комнату, Тейлор вспомнил, что еще не видел мужа этой женщины, и сразу спросил про него. Миссис Паттерсон жестом пригласила его сесть и сама присела на диван, вся дрожа.

— Он уехал в Вашингтон. Я поговорила с ним по телефону, а часа через два пошла наверх… и обнаружила… — Она не смогла заставить себя выговорить страшные слова: Тедди исчез.

— Вы ему уже позвонили?

Она покачала головой, и на ее лице отразилось глубокое страдание. Да как же ему сказать?

— Я еще не успела позвонить, — сказала она мягко, вдруг почувствовав, что давно надо было позвонить.

Тейлор кивнул, продолжая глядеть на нее. Эта женщина интересовала его все больше. Она принадлежит совершенно другому миру, он таких женщин никогда не встречал. Она такая изысканная, любезная и в то же время такая ранимая…

Сам он родился в захолустье в почти что нищей семье. Во время мировой войны служил во флоте, а сразу после окончания боевых действий вышел в отставку и поступил на работу в ФБР. Это было ровно двадцать лет назад, и недавно он отметил свой сорок второй день рождения. Он женат, у него двое детей, к которым он очень привязан, но сейчас, сидя напротив Мариэллы, он вынужден был признать, что такой женщины ему до сих пор не доводилось близко видеть. Даже в домашней одежде она выглядела как настоящая аристократка. У нее такое невинное лицо, исполненные такого страдания глаза, что ему захотелось ласково обнять ее.

— Прошу прощения, миссис Паттерсон. — Ради нее самой он заставил себя вернуться мыслями к событиям нынешней ночи. — Расскажите мне обо всем, что случилось, и как можно подробнее.

Он прикрыл глаза и приготовился слушать. Затем время от времени он смотрел на нее из-под опущенных век, чтобы убедиться, что выражение ее лица соответствует ее словам. Он слушал ее и думал, все ли чисто в этом деле, нет ли здесь лжи. У него есть нюх на ложь. Но в этой женщине он чувствовал нечто иное, не ложь, а непонятный, непостижимый страх. Он дождался окончания рассказа, а затем спросил:

— Вы можете еще что-нибудь добавить? Может быть, вы заметили что-нибудь сегодня вечером или в последние дни? Может быть, что-то вас испугало или произошло что-то непонятное, а сейчас вы догадались, что это означало?

В ответ она только отрицательно качнула головой.

— Может быть, вы хотите мне что-нибудь сказать, поделиться со мной какой-нибудь конфиденциальной информацией, пока за вас не принялись официальные следователи и журналисты? Нет ли чего-то такого, что вы хотели бы утаить от них… или, скажем, от мужа?

В других случаях он просил женщин откровенно рассказывать о своих любовниках, поклонниках, но инстинкт подсказывал ему, что сейчас дело не в том. Ему она казалась не такой, как все… За такую женщину он мог бы отдать жизнь.

— Есть ли в вашей жизни человек, который, по-вашему, мог бы иметь отношение к этому преступлению? Может быть, такой человек был в вашем прошлом? О ком бы вы подумали в первую очередь?

Наступила долгая пауза, очень долгая, а потом она покачала головой с заметным усилием.

— По-моему, такого человека я не знаю.

— Миссис Паттерсон, подумайте еще раз… От того, насколько вы будете откровенны, может зависеть жизнь вашего сына.

А Мариэлла думала о нем. Неужели ей сейчас придется оправдывать его? Да неужели это вообще он? Имеет ли она право ничего не сказать Тейлору?

Она еще не произнесла ни слова, а в дверь резко постучали, и в кабинет вошел сержант О'Коннор. Он объявил, что шофер и горничная уже в доме, но мальчика с ними нет.

— Где эти двое? — раздраженно спросил Тейлор. Он знал, что Мариэлла пережила борьбу с собой и была уже почти готова сказать что-то важное, и тут-то их перебили.

— Они в комнате, Джон… — О'Коннор посмотрел на Тейлора и бросил извиняющийся взгляд на Мариэллу. — Оба пьяные в стельку. Хороша парочка. А она, черт побери, в бальном платье, — добавил сержант, обращаясь к Мариэлле. — Готов спорить на что угодно, что это платье ваше, и взяла она его без спросу.

Ох, сейчас все это неважно. Где сейчас мальчик, вот вопрос, у кого он?

— Отведите их на кухню и накачивайте крепким кофе, только смотрите, чтоб не лопнули. Потом позовете меня.

Сержант кивнул и вышел, а Джон Тейлор опять обратился к несчастной матери. Но тут же опять вошел О'Коннор.

— Миссис Паттерсон, мы только что позвонили вашему супругу.

Она не знала, стоит ли их благодарить за это. Она чувствовала, что виновата, раз не позвонила ему сама, но одновременно испытала облегчение, что теперь звонить уже не придется. К лучшему, что эту новость сообщил ему чужой. Такое известие нельзя смягчить. Она думала сейчас о том, как сильно Малкольм любил сына.

— И что он сказал?

Инспектор проследил за ее лицом и отметил новый прилив испуга.

— Он был очень огорчен.

Сержант посмотрел на Джона и решил не говорить Мариэлле, что ее муж по-настоящему заплакал, но не попросил ее к телефону. Такая реакция показалась ему странной. Впрочем, у людей их круга, наверное, свои привычки. За годы работы он видел всякие реакции.

— Он говорит, что приедет утром.

— Благодарю вас, — сказала она и кивнула сержанту, и тот немедленно вышел из комнаты. Мариэлла взглянула на агента ФБР. А Тейлор все это время не сводил с нее глаз. Ему нужно было срочно решить, как вести себя, если она солжет, упадет в обморок, притворно возмутится и выбежит из комнаты или выкинет еще что-нибудь в этом роде. Но она ничего подобного не сделала. Она просто сидела и смотрела на него. И слушала его. Он — видный собой, сильный мужчина, но на нее его внешность, казалось, не производила никакого впечатления. Ее внимание было приковано к его словам.

— Миссис Паттерсон, бывает, что людям трудно сообщить что-то посторонним, трудно в чем-то признаться даже самим себе. Трудно бывает признаваться в том, что касается нас самих или тех, кого мы любим. Но в таком деле… все должно быть иначе. Мне не надо вам объяснять, что сейчас поставлено на карту. Вы это знаете… И мы знаем. Пожалуйста, подумайте, может быть, вам есть что сказать?

Не дожидаясь ответа, он добавил, что поговорит пока с Патриком и Эдит и сразу после этого вернется. Мариэлла осталась в кабинете Малкольма, со страхом думая о том, что утром предстоит объяснение с мужем. Она понимала, что должна быть предельно откровенна.— Благодарю вас, — сказала она и кивнула сержанту, и тот немедленно вышел из комнаты. Мариэлла взглянула на агента ФБР. А Тейлор все это время не сводил с нее глаз. Ему нужно было срочно решить, как вести себя, если она солжет, упадет в обморок, притворно возмутится и выбежит из комнаты или выкинет еще что-нибудь в этом роде. Но она ничего подобного не сделала. Она просто сидела и смотрела на него. И слушала его. Он — видный собой, сильный мужчина, но на нее его внешность, казалось, не производила никакого впечатления. Ее внимание было приковано к его словам.

— Миссис Паттерсон, бывает, что людям трудно сообщить что-то посторонним, трудно в чем-то признаться даже самим себе. Трудно бывает признаваться в том, что касается нас самих или тех, кого мы любим. Но в таком деле… все должно быть иначе. Мне не надо вам объяснять, что сейчас поставлено на карту. Вы это знаете… И мы знаем. Пожалуйста, подумайте, может быть, вам есть что сказать?

Не дожидаясь ответа, он добавил, что поговорит пока с Патриком и Эдит и сразу после этого вернется. Мариэлла осталась в кабинете Малкольма, со страхом думая о том, что утром предстоит объяснение с мужем. Она понимала, что должна быть предельно откровенна.

Когда Джон Тейлор вошел в кухню, Патрик и Эдит еще не протрезвели окончательно, но были уже в состоянии ответить, где они были, с кем и что делали. Тейлор допросил их, О'Коннор записал показания. Патрик разгневался из-за того, что его посмели допрашивать, — это, мол, испортит его репутацию. Однако его репутация нисколько не заботила ни О'Коннора, ни Тейлора. Более того, они подозревали, что Патрик — весьма сомнительный субъект. Эдит же решила, что у нее есть шанс оправдаться.

— Почему вы ушли из дома с этим человеком? Разве вы были свободны сегодня вечером? — спросил Тейлор, не обращая внимания на ее попытки прельстить его своей сексуальностью и шикарным платьем. Накануне Мариэлла была в этом платье у Уитов, потом попросила Эдит отдать платье в чистку. Эдит решила сначала покрасоваться в нем, как она делала уже не раз. Она хотела «взять напрокат» и горностаевую шубу, но не хватило смелости.

— Ну и что? — вскинулся Патрик. — А какая разница, кто посидит с ребенком? Была бы она здесь, ее бы траванули газом и скрутили как цыпленка. Какого хрена? За эти гроши, что нам тут платят?

Он был еще слишком пьян, чтобы понять, что его слова могут обернуться против них обоих. Зато Эдит быстро приходила в себя и, похоже, страшно нервничала.

— Я не знаю… Надо было… Я подумала… сегодня почти что Рождество…

— Откуда у вас это платье?

— Это мое платье. Его мне сестра сшила. Тейлор понимающе кивнул, уселся напротив нее с таким видом, как будто он видел ее насквозь и не собирался покупаться на то, что она плетет.

— Если я попрошу миссис Паттерсон прийти сюда, она сможет подтвердить, что это ваше платье?

Эдит опустила глаза и принялась всхлипывать, но Патрик опять яростно взвился:

— Слушай, дура, кончай хныкать. Ну ладно, ты взяла платье поносить. Так ты их всегда возвращаешь. Мать твою, да они думают, наверное, что наша мадам — Дева Мария. Послушайте, — обратился он к Джону Тейлору, — не верьте вы этой святой мадонне. Я за эту неделю ее дважды видел с любовником. Она однажды даже брала с собой пацана, так что не надо на нас клепать. Ну-ка идите поговорите с ней и спросите про этого парня, с которым она в пятницу целовалась в церкви, а вчера она к нему в парк и Тедди таскала.

О'Коннор подробно записывал показания. На его лице не дрогнул ни единый мускул. А вот Джон Тейлор очень заинтересовался. Он знал по опыту, что если он будет достаточно терпелив, может последовать продолжение. И он оказался прав.

— По-моему, тот парень похож на лунатика, он орал на нее, похоже, угрожал ей, потом хотел чмокнуть. Тедди, бедняга, перепугался до смерти. Если хотите мое мнение, у того парня шариков не хватает.

— Почему вы решили, что это ее любовник? — ледяным тоном спросил Тейлор. — Вы видели их вместе раньше?

Патрик на секунду задумался.

— Нет… Только в пятницу в церкви, и вот вчера, в Центральном парке. Конечно, может, она и раньше с ним встречалась. Он ее явно знал. Она не всегда позволяет, чтобы я ее возил.

— Она сама водит машину?

— Иногда бывает, ездит гулять, — помолчав, ответил Патрик. — Не очень часто. По-моему, больно себя бережет. У нее голова болит чуть не каждый день.

Что ж, Патрик нарисовал любопытный портрет миссис Паттерсон. Почему-то Джону Тейлору пришло в голову, что у нее не такое уж слабое здоровье.

— Вы когда-нибудь видели ее в обществе других мужчин?

Скрепя сердце Патрик признал, что никогда не видел. Тогда Тейлор задал Патрику следующий, очень неприятный вопрос:

— А вам приходилось видеть мистера Паттерсона в обществе других женщин?

Наступила тишина, прерываемая только редкими всхлипываниями Эдит, которая решила, что теперь наверняка потеряет работу. Проблемы, которые неизбежно возникнут из-за платья, тревожили ее гораздо больше, чем судьба похищенного ребенка. Патрику же очень не хотелось отвечать на заданный вопрос.

Джон Тейлор повторил вопрос, напоминая Патрику, что он здесь является официальным лицом и уполномочен вести расследование.

— Вам приходилось видеть вашего патрона в обществе других женщин?

— Не могу припомнить такого… — Помолчав, Патрик добавил:

— Ну секретарши только…

Тейлор отметил, что этой проблемой следует заняться более детально, но позднее. Вопрос о любовнике миссис Паттерсон не мог оставить его безучастным. Ему казалось, что для адюльтера она слишком холодна, слишком умна, благопристойна. Но трудно судить наверняка. Ее обязательно придется расспросить. Он не любил такие ситуации, когда необходимо нажимать на людей, чтобы вытягивать из них ответы на неудобные вопросы. Но в этот дом его привело происшествие, само по себе неприятное, и если в его силах спасти мальчика, то игра стоит свеч.

Он поднялся на ноги и окинул взглядом водителя, к которому с первой же минуты испытывал острую неприязнь. Скользкая парочка. Но интуиция подсказывала ему, что едва ли они участвовали в похищении. Возможно, конечно, что их подкупили, сунули им сотню баксов, чтобы они, скажем, не заперли какую-нибудь дверь. Но даже и это вряд ли. Просто они ушли потанцевать без разрешения хозяев, воспользовались платьем хозяйки, машиной хозяина. Девушка не выполнила своих обязанностей по отношению к ребенку. Но не более того. Их счастье, иначе он с большим удовольствием засадил бы их в тюрьму.

Тейлор велел О'Коннору пока отпустить этих двоих и пошел в кабинет. Утром он еще допросит Эдит и Патрика. Сейчас оба сказали, что ни сегодня, ни в последние дни не заметили ничего необычного. Единственная странность последних дней, если верить Патрику, состояла в том, что Мариэлла дважды встречалась с «любовником».
— И что вы об этом думаете? — вполголоса спросил О'Коннор, задержав Тейлора в дверях.

— Возможно, сплошная ложь, но я вынужден задать ей вопросы в связи с этим сообщением.

— Судя по виду, она не из таких, — энергично затряс головой О'Коннор.

Очень может быть, что этот любовник и осуществил похищение. Нельзя исключать, что у нее есть внебрачная связь. Люди иногда совсем не таковы, какими кажутся.

— Да, по виду не из таких, — без энтузиазма согласился Тейлор.

Если это правда, тем более необходимо как следует поговорить с ней, пока не вернулся муж.

Войдя в кабинет, он нашел Мариэллу на том же диване. Возможно, она не трогалась с места все это время. Только дрожит она еще более крупной дрожью. В доме было тепло, но она в шоке. Невольно Тейлору стало жаль ее.

— Не хотите чаю или кофе?

— Нет, спасибо, — отозвалась Мариэлла. — Они что-нибудь знают? — спросила она с надеждой, но Тейлор отрицательно покачал головой. — Как вы думаете, может так быть, что они увезли его куда-то и вернулись?

Она сама думала об этом, пока сидела одна, и очень хотела, чтобы это оказалось правдой.

— Возможно, но маловероятно. Утром я еще поговорю с ними. Но вот лично мое мнение: они действительно пили и развлекались.

Он понимал ее, он сам был разочарован. Если преступники — Эдит с Патриком, все было бы крайне просто.

— Они оба меня не любят.

Ей неловко было говорить, что в доме Малкольма, как выяснилось, ее почти никто не любит. Для слуг единственный полноправный хозяин — Малкольм. А миссис Паттерсон может быть к ним добра, снисходительна, они все равно будут позволять себе любые грубости, любое хамство. Им и невдомек, насколько ей это тяжело.

Существование жены Малкольма было не таким безмятежным, как могло показаться. Много, много одиноких и безрадостных ночей. Целые годы. Но она по-прежнему предана Малкольму, она достойная жена и хорошая мать. Впрочем, этого никто не ценил. Иногда, казалось ей, не ценил и Малкольм.

Тейлор наблюдал за выражением ее лица и пытался разгадать ее мысли.

— Почему вы считаете, что они вас не любят? Нет, он не спорил с ней, он был с ней согласен, потому что видел ненависть в глазах Патрика, видел лицо Эдит, когда зашла речь о платьях Мариэллы.

— Думаю, что они мне завидуют. Большинство слуг в доме появились еще до моего замужества. У них сложились свои отношения с хозяином, и вдруг явилась я, а им не хочется, чтобы в их отношения вмешивались. У каждого из них в доме есть какой-то свой угол, все они делают что-нибудь тайком от хозяина, и им не понравится, если их маленькие хитрости будут раскрыты. Я им как кость в горле.

Тейлор вспомнил про ее регулярные головные боли. Даже странно, почему эти головные боли так не дают ему покоя. А еще после рассказов Патрика возникает вопрос, насколько Мариэлла и Малкольм счастливы в браке.

— Наверное, вы правы. Теперь давайте о другом. Уходя, я попросил вас кое о чем подумать.

— Только об этом я и думала.

Она все еще продолжала бороться с доводами рассудка, со своими страхами. Ей все еще не хотелось верить, что Чарльз решился украсть ребенка. Что бы он ни говорил, сделать этого он не мог.

— Значит, вы уверены?

Тейлор подошел к двери кабинета, открыл ее, подозвал полицейского в форме и сказал, что очень хочет чашечку кофе, а миссис Паттерсон необходим чай. Ему стало вдруг мучительно холодно. Должно быть, потому, что Мариэллу бил озноб.

— Есть какие-нибудь новости? — спросила Мариэлла, глотая слезы. Тейлор отрицательно покачал головой.

Если она сейчас поднимется наверх, неужели же она не найдет там Тедди? Да он же там… Нет, в глубине души она знала, что там его нет.

Полицейский принес чай и кофе и вышел из кабинета, оставив дверь распахнутой настежь. Тейлор поднялся и закрыл дверь. Только после этого заговорил:

— Миссис Паттерсон, должен вам сказать, что водитель кое-что мне рассказал. Мне хотелось бы обсудить его сообщение с вами наедине. Если до этого докопается пресса, может получиться скандал. — Он помедлил, но Мариэлла уже знала, о чем пойдет речь. Возможно, ей будет даже легче, если она расскажет. — Мистер Рейли утверждает, что у вас есть любовник.

Он произнес последнее слово без всякого выражения, и Мариэлла улыбнулась. Улыбка могла показаться абсурдной, но она-то знала, что сам Патрик порочен до мозга костей, и могла себе представить, как подобное обвинение прозвучало в его устах.

— Интересно.

— Это правда?

Она чувствовала, как он буквально давит на нее. Ему нужно знать о ней все. Ради спасения ее сына. Поэтому, хоть она ему и симпатична, он обязан быть безжалостным. Она вздохнула и подняла на него глаза.

— Нет, это не правда. — Как нелепо предполагать", что Чарльз ее «любовник». — Это мой бывший муж, я не видела его семь лет и неожиданно встретила два дня назад. Мы встретились случайно в соборе Святого Патрика.

— Вы предварительно не договаривались о встрече?

Она серьезно покачала головой, и Тейлор ей поверил. В глазах ее застыло горе, и он видел, что это — наследие давней драмы.

— Мы встретились совершенно случайно.

В последние годы он был в Испании. Воевал против Франко.

— Боже, так он из тех, кто…

Тейлор отхлебнул кофе. Уже очень поздно, а на ногах наверняка придется оставаться еще долго. К тому же ему очень хотелось услышать от нее все, пока не приехал муж.

— Он коммунист?

Она опять улыбнулась. Еще одно смешное слово, неприложимое к Чарльзу. Хотя теперь не может быть ничего смешного… Теперь с ней нет Тедди… Смеяться теперь нельзя… Не быть ей больше никогда счастливой… красивой… И жить теперь незачем… Но он вернется. В этот раз все будет иначе. Непременно. Все кончится хорошо на этот раз.

— Нет, что вы, политика его вообще не интересует. Просто в этом вся его жизнь — сражаться с ветряными мельницами. Он — идеалист, мечтатель, писатель. Он сначала поехал в Памплону, чтобы попробовать принять участие в бое быков. Он как Хемингуэй. Я думаю, он услышал, что в Испании воюют, и решил повоевать сам. Не знаю. Я его много лет не видела. По-настоящему мы не были вместе с двадцать девятого года. А с тридцать второго я его вообще не встречала. В тот год я уехала в Штаты и вышла замуж за Малкольма.

— Почему же вы встретились теперь? Зачем он так внезапно приехал? Чтобы увидеть вас?

— Нет. По семейным делам. У него очень старый отец, он умирает или почти умирает.

— Когда он приехал, он позвонил вам? Или, может быть, написал? Она покачала головой.

— Вы не думаете, что он искал встречи с вами? Как он отнесся к вашему новому браку?

Она вздохнула и долго сидела молча, глядя на агента ФБР.— Вы не думаете, что он искал встречи с вами? Как он отнесся к вашему новому браку?

Она вздохнула и долго сидела молча, глядя на агента ФБР.

— Искал ли он встречи — не знаю. Не думаю. Он не звонил. Конечно… он расстроен из-за моего брака. Он рассердился… И из-за Тедди… Он не знал. В пятницу я сказала ему, что снова замужем, а про Тедди… не сказала… А вчера он его увидел…

— Вчера? — Ее рассказ заинтересовал Тейлора.

— Мы гуляли с Тедди в Центральном парке. Подошли к пруду посмотреть на лодки, а пруд замерз. Инспектор кивнул и спросил:

— А о новой встрече вы договаривались?

— Нет, это опять совпадение. Дом его отца сразу за парком, совсем недалеко от пруда.

— Но вам хотелось там его встретить?

— Я об этом даже не думала. — Она посмотрела ему прямо в глаза. Но ее дрожь не унялась.

— Вы думали о нем?

Она кивнула. После встречи в соборе она думала только о нем.

— Вам не кажется, трудно поверить, что вы дважды встретились случайно после семилетней разлуки? Семь лет не виделись вообще и вдруг встречаетесь два дня подряд, не договариваясь заранее! Вы не считаете, что ему зачем-то нужно было вас увидеть?

— Может быть.

Это действительно могло быть так. Она сама задавала себе тот же вопрос.

— Может быть, он хотел чего-то? Мариэлла снова подумала, потом наконец кивнула.

— Да… Он хотел видеть меня.

— Зачем же?

— Не знаю… Поговорить… Да, поговорить…

У нас когда-то были недоразумения… Теперь все это позади… Давно прошло. Я замужем за Малкольмом… Он мой муж… Уже шесть лет…

Она с трудом выговаривала слова и жалобно глядела на Джона Тейлора. Этот человек вошел в ее жизнь в тяжелейший момент, и сейчас она почти не замечала его. Она видела черты его лица, слышала его голос, но совершенно ничего о нем не знала. Ею владело только одно чувство — отчаянный страх за Тедди.

— Когда вы вышли замуж за этого человека? — Монотонный голос Тейлора звучал вежливо, но достаточно настойчиво.

— В двадцать шестом году. Мне было восемнадцать лет… — Мариэлла неожиданно твердо посмотрела в глаза Тейлору, бесповоротно решив, что все ему расскажет. — Инспектор, мой муж не знает об этом. Он считает, что, когда мне было восемнадцать лет, я как-то «легкомысленно себя вела» во время поездки в Европу. Мне представляется, что мой отец распустил среди своих знакомых слух, что у меня был флирт с неким неподходящим типом. Не более. Мой отец любил выдавать желаемое за действительное. Но отец, конечно, прекрасно знал, что пять лет я была замужем, и мы с мужем жили в Европе. Когда Малкольм сделал мне предложение, я попыталась ему рассказать, но он не стал меня слушать. Он сказал, что у каждого человека есть какое-то прошлое, и лучше не трогать его и не ворошить лишний раз. Поэтому он слышал только версию, изобретенную моим отцом ради спасения своего реноме. Отец, по-моему, так никому и не говорил, что Чарльз был моим мужем. Мы с ним жили во Франции… — Казалось, сейчас Мариэлла перенеслась в мыслях куда-то далеко. — И мы были счастливы. — Теперь она была еще красивее.

— А потом ваша жизнь переменилась? Из-за чего?

Тейлор был настойчив, и он очень старался не отвлекаться, не любоваться Мариэллой.

— Были причины.

Он немедленно почувствовал, что она избегает ответа. Должно быть, одна-единственная причина разрушила их идиллию. Только одна причина.

Один-единственный день, который ни для Чарльза, ни для Мариэллы не закончился до сих пор.

— Миссис Паттерсон… Мне нужно знать, что произошло. Ради вас. И ради Тедди.

Эти слова тронули ее. Она снова взглянула на него, и в глазах ее опять стояли слезы.

— Я сейчас не могу об этом. Я никому… — Только врачу в клинике.

— Нужно, — решительно сказал он, но она еще продолжала сопротивляться:

— Я не могу.

Она встала, прошлась по комнате, остановилась у окна и принялась всматриваться куда-то. За окном темно, и где-то там, в темноте, — Тедди. Когда она повернулась к инспектору, в глазах ее было столько страдания, сколько Джону Тейлору еще не приходилось видеть. Ему вдруг захотелось приблизиться к ней и взять ее за руку.

— Простите меня. Мне тяжело причинять вам боль, — сказал Тейлор. Таких слов он тоже никогда раньше не произносил при допросах. Но и ни одна женщина еще не производила на него такого впечатления. В ней была чистота, она казалась такой хрупкой, что он боялся за нее. Даже не спросив разрешения, он назвал ее по имени, чувствуя, что необходимо сделать все возможное, чтобы облегчить ей признание. — Мариэлла, вам надо все рассказать.

— Я никогда не говорила мужу… А если бы он знал… Может быть, если бы он знал…

Вероятно, в этом случае Тедди не появился бы на свет, а возможно, и самого их брака не было бы.

— Мне вы можете рассказать, — настаивал он. Он хотел, чтобы она доверилась ему.

— А потом? Вы не расскажете журналистам? Она сверлила его взглядом. Он медленно покачал головой.

— Ничего не могу обещать. Но даю вам слово, что сделаю все, что только будет в моих силах, чтобы сохранить вашу тайну. Выдам ее только в том случае, если это поможет найти Тедди. Вы согласны?

Она кивнула в ответ и опять стала смотреть из окна в сад.

— У нас с Чарльзом был сын… Наш маленький Андре. — Когда она выговорила его имя, ее горло болезненно сжалось. — Он родился через одиннадцать месяцев после того, как мы поженились. У него были черные волосики, они блестели… Большие голубые глаза… Он был похож на маленького ангела. Пухленький такой херувимчик, мы обожали его. Мы всюду возили его с собой. — Теперь, когда она решилась рассказать ему, она не отводила взгляда. — Он был прекрасен и все время смеялся. Мы ходили с ним к друзьям… Он всем нравился.

Джон наблюдал за ней, и его вдруг насторожил тон ее рассказа. И глаза Мариэллы подозрительно заблестели.

— Чарльз буквально надышаться на него не мог… И я тоже. Однажды мы поехали на Рождество в Швейцарию. Андре было два с половиной года. Нам было там очень хорошо. Мы играли в снежки… Даже лепили снеговика… — По ее щекам текли слезы, слезы горя и боли. Джон не прерывал ее. — И вот однажды Чарльз отправился в горы покататься на лыжах, а я осталась в Женеве. Мы с Андре пошли гулять на озеро. Мы болтали с ним, играли. А озеро замерзло, и у самого берега стояли какие-то женщины с детьми. Мы подошли к ним. Я разговорилась с одной женщиной, у нее мальчик был такого же возраста… — Каждое слово давалось ей с трудом, как будто бы ей не хватало воздуха. — Вы же понимаете, как женщины любят поболтать о детях, так что мы заговорились… заговорились…

Она поднесла дрожащую руку к глазам, и в этот момент Джон Тейлор подбежал к ней, словно предлагая помощь, и она судорожно вцепилась в его руку.— Мы разговаривали, а он выбежал на лед вместе с другими детьми, потом вдруг… Это было ужасно…

Она почти не могла продолжать, в этой комнате слишком душно, но Джон так сжал ей руку, что это дало ей силы. Теперь она забыла о нем, теперь она вернулась в то время, которое почти убило ее.

— Что-то ужасно захрустело… Похоже на гром… Лед треснул, трое детей провалились… Один из них — Андре… Я выбежала на лед, другие женщины тоже… Все закричали… Я первой добежала до воды… Вытащила двух девочек… Да, обеих… — Она всхлипнула. — А его никак не могла вытащить. Я старалась… Я очень старалась… Я сделала все, что можно, даже сама оказалась в воде… Но он был подо льдом… Потом я нашла его… — Голос ее прервался от боли. Джону Тейлору хотелось плакать вместе с ней. — Он весь посинел и покорно лежал у меня на руках, такой холодный… Чего я только не делала… Искусственное дыхание… Я согревала его… Потом приехала «Скорая помощь», его отвезли в больницу, но там…

Она опять посмотрела на Джона. Они оба сокрушались о судьбе маленького мальчика, провалившегося под лед на Женевском озере.

— Его не смогли спасти. Сказали, что он умер у меня на руках, когда я только вытащила его… Он уже не дышал… А откуда они знали, что он уже тогда был мертвый… — А не все ли теперь равно? — Это все моя вина… Надо было смотреть за ним… Я стала болтать с этими женщинами… Я как раз о нем рассказывала… А он умер. И я его убила.

— А ваш бывший муж?

Едва оправившись от всего услышанного, Тейлор тут же задал ключевой вопрос, потому что по ее опустошенному горем лицу он видел, что было что-то еще.

— Конечно, он обвинял меня. Меня оставили в больнице… Я хотела там остаться, рядом с Андре. И меня с ним надолго оставили. Я все держала его на руках и думала, что он ко мне вернется, что я смогу его отогреть… Но конечно… — Рассказывая, она, казалось, снова переживала то давнее безумие.

— Ваш муж, наверное, приехал в больницу. Как он повел себя? — мягко спросил Джон Тейлор. Очередной важнейший вопрос. И снова на агента ФБР смотрели невидящие глаза.

— Он стал бить меня… Он сильно бил… Долго… Потом мне сказали… Нет, неважно… Я подумала… Сказали, что, когда я прыгнула на лед…

— Миссис Паттерсон, что он делал?

— Он чуть не убил меня. Говорил, что из-за меня погиб Андре, что я во всем виновата… Правильно, я заслужила… — Она захлебнулась слезами и издала какой-то странный звук, напоминающий собачий вой. — Я потеряла ребенка.

Она опять посмотрела на него, а он положил руку ей на плечо и притянул к себе, чтобы она могла поплакать ему в плечо. Она прижалась к его груди, а он принялся безотчетно гладить ее по голове.

— Боже мой!.. — Только тут смысл ее последних слов дошел до него. — Вы были беременны…

— На шестом месяце… Девочка… Умерла в тот же день, что и Андре.

Мариэлла долго молча плакала, а Джон Тейлор поддерживал ее.

— Я так вам сочувствую… С вами столько случилось… Вам пришлось много перестрадать. И я опять заставил вас все это пережить…

Что ж, у него не было выбора. Ему обязательно нужно было знать то, что она скрывала. Он видел по ее глазам, что она пережила трагедию, но он предположить не мог, что все было так ужасно.

— Со мной все в порядке, — тихо произнесла она. В каком-то смысле так оно и было. А в чем-то совсем даже не в порядке. Она вдруг вспомнила, что с ней не было Тедди. Это уже слишком много для нее. И поэтому Джон Тейлор теперь просто обязан найти его.

— Мне было потом очень плохо. И очень долго.

Наверное, это можно назвать нервным срывом или еще как-нибудь. Мне кажется, Чарльз тоже был не в себе. В тот вечер его пришлось оттаскивать от меня. Потом мне сказали, что во время похорон он совершенно сорвался. Не знаю, мне не разрешили пойти. Меня положили в частную клинику в Вилларе, и я пролежала там двадцать шесть месяцев. Лечение оплатил Чарльз, но я его не видела. Наконец, перед тем как выписывать меня, его пустили ко мне. Он просил меня вернуться, но я уже не могла. Мы оба с ним думали, что это я убила нашего сына. Даже, может быть, обоих наших детей. Я ведь не только не усмотрела за Андре, но еще и прыгнула в воду, и от этого погиб второй ребенок.

— Да что же вы могли сделать? Неужели позволить Андре утонуть?

— Нет, я все правильно сделала, но прошло два года, прежде чем я пришла к такому выводу. А потом еще шесть лет надо было жить с этим. Я думаю, — она опять расплакалась, — я решила, что Тедди потому родился, что бог решил простить меня. Когда я никак не могла забеременеть от Малкольма, я все время думала, что он наказывает меня.

— Ерунда. Вы и так уже наказаны. Вы ничего не сделали плохого, чтобы заслужить такое наказание.

Она печально улыбнулась человеку, с которым только что разделила тайну своей жизни.

— Все эти годы я тоже старалась себя в этом убедить.

Он еще раз дотронулся до ее ладони, потом подлил ей чуть-чуть бренди в чай. Ему было трудно поверить, что она ничего не рассказала Малкольму. Как же тяжело было ей нести это невыносимое бремя! Неудивительно, что она страдала от головных болей.

— Теперь расскажите про вашу встречу в церкви, — попросил он, но смысл этой встречи он уже понял.

— В тот день была годовщина… смерти детей. В этот день я всегда хожу в церковь и ставлю свечи за упокой их душ. И еще за родителей. И вдруг появился Чарльз, как призрак.

Радостной ли была та встреча, подумал про себя Тейлор. Теперь он был полностью на стороне этой женщины, и потому, что она пережила так много горя, и потому, что она нашла в себе силы жить дальше. Она была сильнее и глубже, чем могло показаться с первого взгляда. Теперь ему захотелось получить ответ еще на один вопрос:

— Вы его все еще любите?

— Да. Думаю, что какая-то часть моего сердца, души моей навсегда принадлежит ему. — Она говорила теперь так открыто и искренне, что невозможно было не поверить ей. Тейлор вспомнил шофера, который орал, будто миссис Паттерсон ходит на свидания с «любовником», и его передернуло. А Мариэлла добавила с полной убежденностью:

— Но он принадлежит прошлому. Эта часть моей жизни окончена.

— А он что хотел? Чтобы вы вернулись к нему?

— Не знаю. В соборе Святого Патрика мы говорили недолго, нам обоим было трудно говорить. Он сказал, что я ни в чем не виновата, но я знаю, что он всегда будет обвинять меня. Он обвинял меня в том, что я убила нашего сына. Преступная небрежность. — Мариэлла отвернулась от Тейлора, и он почти заставил ее глотнуть чаю с бренди. — И ведь правда. Я была совсем девчонкой, мне был двадцать один год, и я допустила непростительную ошибку. Я говорила с той женщиной совсем недолго, а Андре тем временем отошел от меня. Я была удивлена, что Чарльз намерен простить меня, я же знаю, что он чувствовал тогда.— А он действительно намеревался вас простить? Вы абсолютно уверены?

Она посмотрела инспектору прямо в глаза. Вот большой вопрос.

— Не знаю. В пятницу, в соборе, я думала, что да. Я сказала ему, что опять замужем, и он, по-моему, удивился, наверняка ему это не понравилось, но мне показалось, что он принял эту новость. Но на следующий день мы встретили его в парке… Он пришел в бешенство, когда увидел Тедди. Оттого пришел в бешенство, что у меня опять есть ребенок, а у него нет. Он сказал, что я этого недостойна, и я почувствовала, что он мне угрожает, хотя, по-моему, это были пустые угрозы. Он сказал, что способен отобрать у меня ребенка, чтобы заставить меня вернуться.

Наконец-то Джон Тейлор услышал то, что хотел услышать. Теперь он не сомневался, что преступник рано или поздно будет у них в руках. Остается только найти его. Слава богу, Мариэлла почувствовала доверие к нему, Тейлору. Что бы теперь ни случилось, они смогут упрятать бывшего мужа Мариэллы в тюрьму и забыть о нем. Сочувствуя Мариэлле, ее горю и страданиям, он куда меньше сочувствовал Чарльзу, который избил беременную жену в больнице, и вместо того, чтобы ее утешать, обвинил в детоубийстве. Потом он покинул ее на два года в больнице и так или иначе заставил ее нести тяжкий крест всю жизнь, заставил ее жить с сознанием, что по ее вине погибли оба ребенка. Джон Тейлор рассудил, что этот субъект заслуживает наказания.

— Как вы думаете, он серьезно говорил?

— Не уверена. Просто не знаю. Не могу себе представить, что он может причинить кому-то вред, тем более ребенку. Но с другой стороны, я не знаю, насколько он еще сердится на меня. Поэтому я не могу утаить все это от вас.

Что ж, в конце концов к лучшему, что шофер обвинил свою хозяйку в тайных отношениях с «любовником».

Было уже шесть утра, а расследование не продвинулось дальше. Вот только информация, которую сообщила Мариэлла, обещает многое. Джон Тейлор аккуратно записал фамилию и адрес Чарльза и пообещал, что через пару часов осторожно с ним побеседует. Если Чарльз представит удовлетворительное алиби и Тейлор сможет ему поверить, тогда вопрос о Чарльзе Делони можно будет считать закрытым. А вот в противном случае он должен будет дать этой информации ход. Втайне Тейлор рассчитывал, что ему удастся узнать больше. Скорее всего этот парень — круглый дурак, раз он так открыто угрожал похитить ребенка. Не исключено, что он и украл его. Может быть, чтобы отомстить за смерть собственных детей той, кого он считал виновной, либо просто в безумной надежде вернуть ее. Но ведь он уже пообещал Мариэлле ничего не рассказывать ни представителям прессы, ни ФБР, ни Малкольму. Сначала нужно поговорить с Чарльзом Делони. Так будет лучше для всех. Она это и сама понимает.

Они вышли из кабинета почти в семь часов утра и еще долго простояли в холле, беседуя. На улице еще не рассвело. Он смотрел на нее и думал: как было бы хорошо, если бы он мог пообещать обязательно найти Тедди. Ей это нужно. У него создалось впечатление, что брак Мариэллы с Малкольмом Паттерсоном был всего-навсего сделкой. Вся ее жизнь сосредоточилась в Тедди, а Тедди у нее отняли. Тейлор видел, что мать обожает сына. Насколько Тейлор может судить, она никогда не вернется к Чарльзу, но у нее нет человека, который помог бы ей в этой жизни. Невозможно понять другое: как удалось похитить ребенка в полночь совершенно бесшумно и не оставив никаких следов. Его, одетого в красную пижаму, вынули из постели…А потом он исчез.

Даниэла Стил