Писать поэзию

<Ироикомическая пиеса-фарс в одном действии>

~

"Мои рассказы были одновременно и очень реалистичными, и очень фантастическими. Иными словами, фантастическое рождалось из какого-нибудь обыденного эпизода, из повседневности, из того, что происходит с самыми заурядными людьми. <...> Мои персонажи — люди с улицы: дети, подростки, взрослые. Самые что ни на есть простые люди, но фантастическое вдруг вторгается в их жизнь".

"Я же первый не знаю своих глубинных пластов, так что иногда постигаю себя по тому, что пишу. Уже по написанному открываю определенные вещи в себе самом".

[Хулио Кортасар]

~

Однажды я крупным планом взглянул на распластанную жизнь, как на кадр чужого сна, увидел свою судьбу в обрамлении древней ризы и трепетно к ней склонился, взял её в руки всю, временной промежуток, горное озеро неведомой глубины, но едва ли бездонное, мутное на поверхности, прозрачное в глубине. И я начал писать, потому что взалкал по итогу прожить не зря, охватив всё это, — и тогда скупые на время энтузиасты глобальной жизни подглядывали за ясновидцем в дверной глазок, не зная французского языка, не играя свободным часом, ветром и одиночеством, не находя особенных удовольствий духовной гастрономии, лексико-фонетической парфюмерии, не будучи искушёнными в тонкой, доселе не выдуманной науке внеполового секса.

Я долго был один, и только свиньи, мои очарованные друзья, поклонники и хранители унитаза, неизменно сопровождали меня в протяжённом шествии вокруг чаши кратера (обрыв демонической крутизны) — там раздражение неудобства на узкой вытянутой тропинке, тревожная мгла грядущего; узловатая трость, перочинный нож, испытанная сума и хлеб, озарённо тонкая дрожь городских мостов; прохлада в трепете карнавальных лент, погружение, сон глубоко в глубинах, цунами вегетативного наваждения; колесо превосходного года: зима и лето, весна живая, осень воспоминаемая. И надо мной всегда — магнетически фасцинирующие россыпи фейерверков, до краёв заполняющие бескрайний небесный свод изобильнейшим восхищением, щедрым пламенем преисполненности, без остановки и без конца.

<...>

Известны случаи, когда человек засыпал в Христиании, а просыпался в Рейкьявике. В эту ночь я заснул на обломках бара, потерпевшего оглушительное крушение, — случилось некогда и мне в шумливом мире быть, — а проснулся на бахче, с головою покрытый плотными лоскутами цепких арбузных листьев, залитый сплошною стеной густого, горячего и насыщенного жёлтого света, как бы жидкого и текучего, словно духовное масло, некая невещественность.

Куда я был приведён? Куда я привёл себя?
Два совершенно разных места.

Но всё же жизнь пролетит ожиданием вечно иного, истлеет, пойманная в ловушку неутолимости — её никогда не бывает достаточно, как вина, если сегодня ты всё же начал пить. — Так не всё ли равно, где слоняться? Я вечно был на одном месте, не начинал движения и уже никуда не сдвинусь; я не рождался и не был рождён, не засыпал и не просыпался, не умираю и не умру; не исчезну — не возникал. Кто здесь?

28 августа, 2023 год.