Если наступт завтра

31, 32
Париж

Среда, 9 июля, полдень

В кабинете на улице Матиньон Гюнтер Хартог втолковывал Трейси:

– Мне понятны ваши чувства по поводу того, что произошло в Мадриде, но Джеф Стивенс оказался там первым.

– Нет, – с горечью заметила Трейси. – Он оказался там последним.

– Тем не менее это он доставил «Порт», и картина уже на пути к моему клиенту.

Вот так: она строила планы, приводила их в действие, а Джеф перехитрил ее. Он отошел в сторону, позволил ей рисковать, выполнить всю работу, а в последний момент вышел из тени и взял приз. Как же он, должно быть, все это время смеялся над ней. «Ты такая особенная, Трейси!» Она не могла снести унижения, вспоминая о вечере фламенко. Чуть не сделала из себя последнюю дуру!

– Никогда не желала ничьей смерти, – заявила она Гюнтеру Хартогу. – Но Джефа Стивенса убила бы с радостью.

– Только не здесь, – мягко возразил он. – Джеф как раз идет сюда.

– Что? – Трейси вскочила на ноги.

– Я же говорил, что у меня есть предложение для вас. Но вам понадобится партнер…

– Лучше подохну с голоду! – выкрикнула Трейси. – Джеф Стивенс – самый презренный из всех людей!

– Кто это поминает мое имя? – Джеф стоял на пороге и улыбался. – Трейси, дорогая, ты выглядишь еще более потрясающе, чем обычно. Гюнтер, дружище, как поживаете?

Мужчины пожали друг другу руки, а Трейси стояла и кипела от холодной ярости.

Джеф посмотрел на нее и вздохнул.

– Ты, наверное, обижаешься на меня?

– Обижаешься!.. – Она потеряла дар речи.

– Позволь заметить тебе, что твой план был блестящим. Ты совершила одну-единственную ошибку: никогда не верь швейцарцу без указательного пальца.

Стараясь сдержаться, Трейси глубоко вздохнула и повернулась к Гюнтеру:

– Поговорим позже…

– Трейси!

– Нет! Что бы там ни было, я не приму в этом участия, если он в деле!

– По крайней мере выслушайте, – попросил Гюнтер.

– Нет смысла. Я…

– Через три дня «Де Бирс» отправляет на грузовом самолете «Эр Франс» из Парижа в Амстердам набор бриллиантов стоимостью четыре миллиона долларов. У меня есть клиент, мечтающий приобрести эти камни.

– Вот пусть ваш дружок и умыкнет их по дороге в аэропорт. Он большой специалист по подобным операциям! – Трейси не удалось скрыть злость.

«Черт побери, как она прекрасна, когда сердится!» – подумал Джеф.

– Бриллианты чрезвычайно хорошо охраняют, – продолжал Хартог. – Поэтому мы планируем взять их во время полета.

Трейси изумилась:

– Во время полета в грузовом самолете?

– Нам нужен человек небольшого роста, который поместится в одном из контейнеров. Все, что от него нужно, – выбраться во время полета из упаковочной клети, открыть контейнер «Де Бирс», подменить камни на заранее приготовленные и спрятаться в другой клети.

– И по-вашему, я именно такого роста?

– Трейси, дело не только в этом, – возразил Гюнтер. – Чтобы все выполнить, необходимы сообразительность и выдержка.



author.today
;;;;;
•
16+
Юморная книга для того, чтобы расслабиться
Потрясающее произведение, которое на оставит вас равнодушным
Узнать больше

Трейси задумалась.

– План мне нравится. Не нравится мысль, что придется работать с ним. Он – проходимец.

Джеф ухмыльнулся:

– Я считал, что мы все такие. Гюнтер предлагает нам миллион долларов.

Трейси уставилась на Хартога:

– Миллион долларов?

– Да. По полмиллиона на каждого, – кивнул тот.

– Все склеится, – заметил Джеф. – У меня в грузовом терминале аэропорта есть свой человек. Благодаря ему мы все устроим. Ему можно доверять.

– В отличие от тебя! – парировала Трейси. – До свидания, Гюнтер. – Она направилась из комнаты.

Хартог посмотрел ей вслед.

– Боюсь, Джеф, Трейси серьезно обиделась на тебя за Мадрид. И не станет этим заниматься.

– Ошибаетесь, – беспечно заметил Стивенс. – Не устоит.

– Прежде чем тару грузят на борт, ее опечатывают, – объяснил Рамон Вобан, молодой француз со старческим не по возрасту лицом и мертвенными черными глазами. Он работал экспедитором грузового терминала аэропорта, и от него зависел успех всей операции.

Вобан, Трейси, Джеф и Гюнтер сидели за столиком у поручней на экскурсионном кораблике, который плавал по Сене.

– Если контейнер опечатан, как я попаду в него? – осведомилась Трейси.

– Для грузов, поступающих в последнюю минуту, компания использует то, что мы называем мягкими контейнерами, – ответил Вобан. – Это большие, обтянутые парусиной и перевязанные веревками деревянные клети. В целях безопасности ценные грузы, такие как бриллианты, всегда прибывают прямо к отлету, поэтому их помещают на борт последними, а выгружают первыми.

– Значит, и наши бриллианты полетят в мягком контейнере, – предположила Трейси.

– Именно так, мадемуазель. Как и вы. Я устрою, чтобы контейнер с вами поставили рядом с тем, где будут находиться бриллианты. Таким образом, когда самолет наберет высоту, вам придется всего лишь перерезать веревки, вскрыть контейнер с бриллиантами, подменить коробку на аналогичную, вернуться к себе и снова упаковаться.

– Когда самолет приземлится в Амстердаме, – подхватил Гюнтер, – охрана заберет нашу коробку и доставит ее огранщикам. Пока они обнаружат подмену, мы посадим вас в другой самолет и вы улетите из страны. Поверьте, сбои исключены.

У Трейси на языке вертелся вопрос, от которого леденело ее сердце.

– Я же там замерзну до смерти.

Вобан улыбнулся:

– Что вы, мадемуазель! В наше время грузовые самолеты отапливаются. По воздуху часто перевозят скот и домашних животных. Вам будет вполне удобно. Немного тесно, а в остальном вполне нормально.



familyresidence.ge
;;;;;
Квартира у моря в Батуми. От 1916 $/м;. ВНЖ Грузии
Успейте купить апартаменты по стартовой цене. От 1916 $/м;. Рассрочка 0%.
Узнать больше

Трейси наконец согласилась выслушать их план. Полмиллиона долларов за несколько часов неудобства. Она прикидывала и так и эдак. Все должно сработать. Если бы только в этом деле не участвовал Джеф!

Ее чувства к нему были настолько запутанными, что Трейси злилась на себя. Он надул ее в Мадриде, решил потешиться, предал, обманул. И теперь исподтишка смеялся над ней.

Мужчины выжидательно смотрели на Трейси. Суденышко проплывало под Понт Неф – старейшим мостом Парижа, который нелогичные французы называли Новым Мостом. На набережной обнимались влюбленные, и Трейси заметила счастливые глаза девушки. «Дурашка», – подумала она. Приняв решение, Трейси посмотрела на Джефа в упор:

– Хорошо, я в деле. – Она сразу почувствовала, как спало за столом напряжение.

– У нас немного времени, – предупредил Вобан, и его мертвенные глаза обратились к Трейси. – Мой брат работает агентом по отправке грузов и позволит упаковать контейнер с вами на своем складе. Надеюсь, мадемуазель не страдает клаустрофобией?

– Обо мне не беспокойтесь. Как долго продлится полет?

– Вам придется провести несколько минут в погрузочной зоне. И еще час пути до Амстердама.

– Какого размера контейнер?

– Вполне достаточного для того, чтобы вы могли сидеть в нем. Но в нем будут и другие вещи, чтобы вам удалось в них спрятаться. Так, на всякий случай.

Ей обещали, что сбои исключены. Так при чем тут это «на всякий случай»?

– Я составил список всего, что тебе понадобится, – вступил в разговор Джеф. – И уже успел заказать. – «Самодовольный сукин сын! Он не сомневался, что я отвечу “да”». – Вобан проследит, чтобы твой паспорт имел необходимые въездные и выездные штампы. Тогда ты беспрепятственно покинешь Голландию.

Суденышко начало швартоваться к набережной.

– Окончательный план обсудим завтра утром, – предложил Рамон Вобан. – А теперь мне надо вернуться на работу. Au revoir. – Он ушел.

– А почему бы нам не отметить это событие? – обратился к оставшимся Джеф.

– Прошу прощения, – извинился Гюнтер. – У меня назначена встреча.

– А ты? – спросил Стивенс у Трейси.

– Нет, спасибо, – быстро ответила она. – Я устала.

Трейси выдумала предлог, но стоило ей произнести эти слова, как она поняла, что действительно валится с ног. Скорее всего сказывалось долгое напряжение. В голове она ощущала пустоту. «Вот покончу с этим делом, – пообещала она себе, – вернусь в Лондон и буду долго-долго отдыхать. – Во лбу запульсировала боль. – Да, надо обратить на себя внимание».


 А ты? – спросил Стивенс у Трейси.

– Нет, спасибо, – быстро ответила она. – Я устала.

Трейси выдумала предлог, но стоило ей произнести эти слова, как она поняла, что действительно валится с ног. Скорее всего сказывалось долгое напряжение. В голове она ощущала пустоту. «Вот покончу с этим делом, – пообещала она себе, – вернусь в Лондон и буду долго-долго отдыхать. – Во лбу запульсировала боль. – Да, надо обратить на себя внимание».

– Я купил тебе небольшой подарок. – Джеф подал ей коробочку в обертке. В ней оказался изумительный шелковый шарф с вытканными в углу инициалами «Т.У.».

– Спасибо. – «Может себе позволить на мои полмиллиона», – разозлилась Трейси.

– Так ты не передумаешь насчет ужина?

– Ни в коем случае.

* * *
В Париже Трейси остановилась в красивом старом номере классического отеля «Плаза Атене», окна которого выходили на ресторан в парке. В самой гостинице был тоже изысканный ресторан, но Трейси слишком устала, чтобы переодеваться к ужину. Она спустилась в гостиничное кафе и заказала мисочку супа. Но отставила, не съев и половины, и вернулась в номер.

Сидящий в дальнем конце зала Дэниел Купер отметил время.

У Дэниела Купера возникли проблемы. После возвращения в Париж он решил встретиться с инспектором Треньяном. На этот раз глава Интерпола держался с ним не так сердечно. Ему битый час пришлось выслушивать команданте Рамиро, который жаловался на американца.

– Парень спятил! – волновался начальник полиции. – Я тратил деньги, время и ценные людские кадры, чтобы следить за этой Трейси, которая, как он считал, хотела грабануть Прадо, а она, как я и предполагал, оказалась безвредной туристкой.

После этого разговора инспектор Треньян усомнился в правоте Дэниела Купера. Может, он с самого начала ошибался в Трейси? Ведь против этой женщины не нашлось ни одной улики. А то, что она приезжала в разные города в те дни, когда там совершались кражи, еще не доказательство для суда.

Поэтому, когда Дэниел Купер явился в Интерпол и с порога заявил: «Трейси Уитни в Париже. За ней необходимо установить круглосуточное наблюдение», – инспектор огрызнулся:

– Только в том случае, если вы представите доказательства, что она замышляет преступление. Иначе ничего не могу для вас сделать.

Купер ошпарил его взглядом своих пылающих, темных глаз.

– Безумец! – И тут же его бесцеремонно выставили из кабинета.

Тогда он решил начать слежку сам. Купер таскался за Трейси повсюду: в магазины, в рестораны, по парижским улицам. Обходился без сна, часто – без еды. Он не мог позволить Трейси Уитни взять над собой верх. Его задание не будет выполнено, пока он не посадит ее в тюрьму.

Ночью Трейси лежала в постели без сна и обдумывала план на следующий день. Болела голова. Она приняла аспирин, но боль не прошла, а только усилилась. Кожа покрылась потом, казалось, что в комнате очень жарко. «Завтра все кончится, – успокаивала она себя. – В Швейцарию. Вот куда я поеду. В прохладные швейцарские горы. В замок».

Трейси поставила будильник на пять утра, и когда прозвенел сигнал, ей почудилось, что она снова в камере, и Старушка Железные Порты кричит: «Подъем! Одевайтесь! Живее!», и в коридорах разносится эхо звона. Трейси проснулась. Грудь давило, свет резал глаза. Усилием воли она заставила себя дотащиться до ванной. Из зеркала на нее смотрело покрытое красными пятнами лицо. «Мне нельзя сейчас болеть, – сказала она себе. – Только не сегодня. Слишком многое предстоит сделать».

Стараясь не обращать внимания на болезненную пульсацию в голове, Трейси медленно надела черный комбинезон с глубокими карманами, обувь на резиновой подошве, а на голову – баскский берет. Сердце бешено колотилось – то ли от волнения, то ли от накатившей болезни. Трейси чувствовала слабость, у нее кружилась голова. В горле пересохло и саднило. Взгляд упал на лежащий на столе шарф – тот самый, что подарил ей Джеф, и она повязала его на шею.

Главный подъезд отеля «Плаза Атене» выходит на улицу Монтань, но за углом, на улице Боккадор, есть служебный выход. На скромной табличке значится: «Для персонала». Туда из глубины вестибюля ведет коридор, а дальше на улицу выводит проход, уставленный мусорными контейнерами. Дэниел Купер занял наблюдательный пост у главного входа и не заметил, как Трейси прошмыгнула через заднюю дверь. Но благодаря внутреннему чутью догадался, что добыча сбежала. Выскочил на улицу, огляделся – Трейси нигде не было.

Серый «рено», подобравший ее у бокового выхода, повернул к площади Этуаль. В этот час движение было небольшим, и шофер, прыщеватый юнец, явно не говоривший по-английски, устремился в одну из двенадцати улиц, образующих лучи звезды[119]. «Лучше бы он ехал потише», – подумала Трейси. В машине ее укачивало.

Через полчаса автомобиль остановился у ворот склада. На вывеске были слова «Брукер и Ко», и Трейси вспомнила, что здесь работает брат Рамона Вобана.

Молодой человек открыл дверцу и бросил:

– Vite![120]

Из склада вышел мужчина среднего возраста с суетливыми, вороватыми манерами.


– Следуйте за мной, – сказал он. – Поторопитесь.

Трейси поплелась за ним в здание. Там стояло с полдюжины контейнеров; большая часть была уже загружена, опечатана и подготовлена к отправке в аэропорт. Один, со стенками из парусины, наполовину набили мебелью.

– Забирайтесь! Быстро! У нас нет времени!

Трейси стало дурно. «Я не могу туда! Я там умру!»

Мужчина удивленно покосился на нее:

– Avez-vous mal?[121]

Вот момент, когда еще можно отказаться. Положить всему конец.

– Со мной все в порядке, – пробормотала Трейси. Скоро все останется позади. Через несколько часов она будет на пути в Швейцарию.

– Хорошо. – Он подал ей обоюдоострый нож, моток крепкой веревки, фонарик и маленькую, перевязанную лентой синюю коробочку, в каких держат драгоценности. – Копия той, которую вам надо подменить, – объяснил он.

Трейси вздохнула, вошла в контейнер и села. Через мгновение сверху упало полотнище холста и загородило вход. Трейси слышала, как снаружи контейнер стягивали веревками. Голос мужчины едва донесся через холст:

– С этого момента никаких движений, никаких разговоров. И не курить!

«Я вообще не курю», – хотела ответить Трейси, но у нее не хватило сил.

– Bonne chance![122] Я проделал с этой стороны несколько дырочек, чтобы вы могли дышать. Только не забывайте дышать! – Мужчина рассмеялся собственной шутке, и Трейси услышала, как удалились и затихли его шаги. Она осталась одна в темноте.

Контейнер был узким и заполненным вещами – большую часть пространства занимал столовый гарнитур. Трейси горела огнем. Кожа была такой горячей, что казалось страшно дотронуться; стало трудно дышать. «Подхватила вирус, – решила она. – Но с болезнью придется повременить. Теперь надо работать. Думай о чем-нибудь другом».

В ушах опять прозвучал голос Гюнтера: «Вам не придется ни о чем беспокоиться. Когда самолет разгрузят, ваш контейнер отвезут в частный гараж неподалеку от аэродрома. Там вас будет ждать Джеф. Отдайте ему камни и возвращайтесь в аэропорт. Идите к стойке «Свиссэр» – вам оставят билет до Женевы. Улетайте из Амстердама как можно быстрее. После того как полиция обнаружит кражу, они намертво закупорят город. Сбоев быть не должно, но вот вам на всякий случай адрес безопасного дома в Амстердаме».

Трейси, должно быть, задремала и проснулась от толч ка, когда контейнер подняли в воздух. Ящик раскачивался, и она хваталась за все подряд, чтобы удержаться на месте. Контейнер опустили на что-то твердое. Стукнул за крываемый борт, взревел мотор, и через секунду грузовик тронулся с места.

Трейси повезли в аэропорт.

Весь план основывался на том, что ее контейнер поступит под погрузку в последнюю минуту перед отлетом – почти в то же время, что и контейнер «Де Бирс». Водитель грузовика получил строгие инструкции – держать постоянную скорость пятьдесят миль в час.

Движение на шоссе в аэропорт в это утро оказалось оживленнее, чем обычно, но шофер не беспокоился. Он довезет контейнер вовремя и получит премию в пятьдесят тысяч франков – вполне достаточно, чтобы повезти в отпуск жену и двоих детей. «Поедем в Америку, – думал он. – Посмотрим “Диснейленд”».

Водитель взглянул на часы на панели и улыбнулся. Все в порядке. До аэропорта осталось три мили, а у него в запасе десять минут.

Точно по плану он оказался у поворота к грузовой зоне и, оставив позади серое здание пассажирского аэропорта имени Шарля де Голля, поехал вдоль ограждения из колючей проволоки. Он уже направлялся к занимавшему три квартала огромному складу, когда раздался хлопок, машину за трясло, и руль перестал повиноваться ему.

«Проклятие! – подумал водитель. – Чертова шина!»

Трейси посветила фонариком в контейнер. Он был набит упаковками, конвертами и свертками. На самом верху клети лежали две маленькие, перевязанные красными лентами синие коробочки. Их оказалось две вместо одной! Трейси проморгалась, и две коробки слились в одну. Ей показалось, что коробку окружает золотой ореол.

Трейси достала из кармана фальшивую коробку и, преодолевая тошноту, стиснула обе в руках. Сделав над собой усилие, зажмурилась. Снова открыла глаза и уже собиралась положить коробку в контейнер, как вдруг поняла, что забыла, какая из двух настоящая. Та, что в левой руке? Или та, что в правой?

Самолет пошел круче к земле. Скоро он коснется колесами посадочной полосы. Надо принимать решение. Помолившись, чтобы не ошибиться, Трейси поставила в контейнер коробку и пошла к своей клети. Вынула из кармана целую веревку и уставилась на нее. «Я что-то должна с ней сделать». Гул в голове мешал сосредоточиться. «Разрезанную веревку спрячьте в карман, а новую завяжите. Не оставляйте ничего, что вызовет подозрение».

Тогда на теплом солнышке на палубе экскурсионного теплоходика все казалось таким простым. А теперь Трейси не могла совладать с собой – не осталось сил. Охрана обнаружит перерезанную веревку, груз проверят, и ее арестуют. Что-то в глубине души Трейси отчаянно сопротивлялось: «Нет! Нет! Нет!»

С нечеловеческим усилием она начала обматывать вокруг контейнера целую веревку. Пол под ногами вздрогнул – самолет коснулся бетона. Двигатели заработали на реверс, и ее швырнуло вперед. Трейси ударилась головой о настил и потеряла сознание.

«Боинг-742» снова набрал скорость и по посадочной дорожке приблизился к разгрузочному терминалу. Трейси скорчилась на полу, волосы щекотали ее лицо, но она не чувствовала этого. Лишь когда смолкли двигатели и наступила тишина, Трейси пришла в себя. Лайнер замер. Трейси приподнялась на локте, с усилием встала на колени, затем на ноги. У нее кружилась голова, и, чтобы не упасть, она все время цеплялась за клеть. Наконец новая веревка оказалась на месте. Прижимая к груди коробку, Трейси поплелась к своему контейнеру, пролезла внутрь и рухнула на пол, заливаясь потом. «У меня получилось! Но осталось сделать что-то еще. Что-то очень важное. Но что именно? Перевязать веревкой свой контейнер!»

Трейси полезла в карман за новым мотком – там было пусто. Воздух хриплыми толчками вырывался у нее изо рта, и этот звук оглушал ее. Трейси показалось, что до нее доносятся голоса. Задержав дыхание, она прислушалась. Да, вот опять. Кто-то рассмеялся. Теперь каждую секунду мог открыться грузовой люк, и тогда аэропортная бригада приступит к разгрузке. Грузчики заметят перерезанную веревку, заглянут в контейнер и увидят ее. Надо найти способ стянуть оборванные концы. Трейси встала на колени и вдруг нащупала исчезнувший моток. Он, должно быть, выпал из кармана, когда самолет угодил в болтанку. Трейси подняла мягкую стенку контейнера и начала искать обрезанные концы. Потянула их друг к другу, пытаясь связать.

Она ничего не видела. Пот градом катился по лицу и заливал глаза. Трейси сдернула с шеи шарф и вытерла пот. Стало немного легче. Наконец удалось завязать узлы. Она подсунула под веревку парусину и затихла – все было сделано, оставалось только ждать. Трейси ощупала лоб – он показался ей еще горячее, чем прежде.

«Надо уйти с солнца, – подумала она. – Тропическое солнце опасно».

Трейси отдыхала на Карибском море. Появился Джеф, хотел отдать ей несколько бриллиантов. Но вместо этого прыгнул в волны и исчез. Она бросилась спасать его, но Джеф ускользал от нее. Трейси погружалась все глубже, задыхалась, тонула.
Послышался шум – бригада грузчиков вошла в самолет.

– На помощь! – крикнула Трейси. – Пожалуйста, помогите!

Но ее крик был не громче шепота, и его никто не услышал.

Гигантские контейнеры начали выкатывать из люка. Трейси снова была без сознания, когда ее клеть грузили на машину «Брукер энд Ко». А на полу самолета остался шарф, подаренный ей Джефом.

Трейси очнулась от того, что кто-то поднял холст и в контейнер ударил луч света. Она медленно открыла глаза. Грузовик стоял в помещении склада. Ей улыбался Джеф.

– У тебя получилось! Ты просто чудо! Давай сюда коробку!

Трейси безразлично наблюдала, как он взял футляр.

– Увидимся в Лиссабоне. – Джеф уже собрался уходить, как вдруг остановился и повернулся к ней. – Слушай, Трейси, ты ужасно выглядишь. Ты в порядке?

– Джеф… я… – еле выговорила она, но не докончила – он исчез.

У Трейси остались самые смутные воспоминания о том, что произошло дальше. На складе ее ждала смена одежды. И какая-то женщина сказала:

– Мадемуазель, вы больны. Вызвать вам врача?

– Никаких врачей, – прошептала она.

За стойкой «Свиссэр» ее должен ждать билет до Женевы. «Выбирайтесь из Амстердама как можно быстрее. Как только полиция обнаружит кражу, город намертво закупорят. Сбоев быть не должно, но на всякий случай вот вам адрес и ключ от безопасного дома в Амстердаме».

Аэропорт. Ей необходимо в аэропорт.

– Такси, – пробормотала Трейси. – Поймайте мне такси.

Поколебавшись, женщина пожала плечами:

– Хорошо. Сейчас вызову. Ждите здесь.

Трейси воспаряла все выше и выше, все ближе к горячему солнцу.

– Ваше такси уже здесь, – сказал ей мужчина.

Как бы Трейси хотелось, чтобы ее больше не трогали. Она желала одного – уснуть.

– Куда ехать, мадемуазель? – спросил водитель.

«За стойкой «Свиссэр» вам оставят билет до Женевы».

Нет, она слишком больна, чтобы лететь на самолете. Ее снимут с рейса и вызовут врача. Начнут задавать во просы. А ей всего-то и нужно несколько минут поспать, и все будет хорошо.

– Так куда ехать? – нетерпеливо осведомился водитель.

Трейси дала таксисту адрес «безопасного» дома.

Полицейские задавали вопросы про бриллианты, а поскольку она отказалась отвечать, настолько разозлились, что бросили ее одну в комнату и так раскочегарили отопление, что Трейси начала задыхаться. Но когда жара стала невыносимой, копы опустили температуру так, что на стенах выступил иней.

Трейси с трудом вынырнула из морозного марева и открыла глаза. Она лежала на кровати, и ее била дрожь. Под ней было одеяло, но не хватало сил накрыться. Одежда насквозь промокла, лицо и шею покрывал липкий пот.

«Я здесь умру. Вот только где это – «здесь»?»

«Безопасный дом». Я в безопасном доме. Словосочетание так поразило своей неуместностью, что Трейси рассмеялась, но смех тут же сменился приступом кашля. Все вышло иначе, чем планировалось. Ей не удалось улизнуть. И теперь полиция ищет Трейси и уже наверняка прочесывает город: мадемуазель Уитни приобрела билет на «Свиссэр» и не использовала его. Значит, она до сих пор в Амстердаме.

Трейси пыталась прикинуть, сколько времени провела в постели, подняла руку, посмотрела на запястье, но цифры на часах расплывались. Все двоилось: в маленькой комнате находились две кровати, два туалетных столика и четыре стула. Дрожь утихла, но тело снова вспыхнуло огнем. Трейси хотелось открыть окно, но для этого она была слишком слаба. Но вот комната опять погрузилась в лед.

Трейси снова ощутила себя в самолете и, упакованная в контейнере, молила о помощи.

«У тебя получилось! Ты просто чудо! Давай сюда коробку!»

Джеф взял бриллианты и теперь скорее всего уже на пути в Бразилию со своей долей добычи. Будет развлекаться с одной из своих женщин и смеяться над ней. Снова обставил ее. Ах, как Трейси его ненавидела! Нет – неправда! Ненавидела! Неправда! Она его презирала!

Трейси то погружалась в беспамятство, то к ней снова возвращалось сознание. Вот в нее опять летел смертоносный мяч на площадке для игры в пелоту, и Джеф заключал ее в объятия и прижимал к земле. Их губы сближались. А теперь они уже сидят за столиком в «Салакаине». «Трейси, ты такая особенная…»

«Предлагаю ничью», – сказал ей Борис Мельников.

Тело вновь била дрожь – это экспресс нес Трейси сквозь темный тоннель, в конце которого, она знала, ее ждет смерть. Все остальные пассажиры давно сошли. Остался только Альберто Форнати. Он злился на нее, тряс за плечи и кричал:

– Ради Бога, открой глаза! Посмотри на меня!

Нечеловеческим усилием Трейси подняла веки – перед ней стоял Джеф. Он побледнел, и в его голосе она расслышала испуг.– Ты же в Бразилии… – Трейси забылась и больше ничего не помнила.

* * *
Когда инспектору Треньяну принесли шарф с инициалами «Т.У.», который нашли на полу грузового самолета, он долго не сводил с него глаз, а потом приказал:

– Пришлите мне Дэниела Купера.

32
Живописная деревня Алкмаар на северо-западном побережье Голландии всегда влекла туристов на Северное море, но в ее восточной части есть квартал, куда редко за бредают иностранцы. Джеф Стивенс несколько раз отдыхал здесь со стюардессой компании «КЛМ», и она научила его голландскому языку. Он хорошо помнил этот район – жители здесь всегда занимались своими делами и никогда не совали нос в дела приезжих. Прекрасное место, чтобы на время укрыться.

Первым порывом Джефа было отвезти Трейси в больницу, но, поразмыслив, он решил, что это слишком опасно. И задерживаться хоть на минуту в Амстердаме тоже было рискованно. Он закутал Трейси в одеяло, отнес в машину, и она до самого Алкмаара была без сознания. Серд це билось с перебоями, дыхание стало поверхностным.

В Алкмааре Джеф остановился у небольшой гостинички. Увидев, что он несет Трейси на руках по лестнице, хозяин проводил его любопытным взглядом.

– У нас медовый месяц, – объяснил Джеф. – Жена немного простудилась. Ей надо отдохнуть.

– Хотите, вызову врача? – предложил хозяин.

Джеф сам не знал, что ответить.

– Я вам потом скажу, – наконец проговорил он.

Первое, что следовало сделать, – сбить жар. В номере Джеф опустил Трейси на широкую двуспальную кровать и начал снимать с нее пропитанную потом одежду. Посадил, стянул платье. За ним последовали обувь и колготки. Кожа была очень горячей. Джеф намочил полотенце холодной водой и осторожно протер Трейси с головы до ног. Укрыл одеялом, сел в изголовье и стал прислушиваться к дыханию.

«Если к утру не наступит улучшение, – решил он, – придется вызывать врача».

К утру простыни снова промокли. Трейси была по-прежнему без сознания, но Джефу показалось, что она дышит легче. Он не хотел, чтобы горничная увидела Трейси – это повлекло бы слишком много вопросов. Поэтому попросил у экономки смену постельного белья и сам за брал в номер. Джеф протер тело Трейси влажным полотенцем, как делали медсестры в больнице, сменил простыни, не потревожив больную, и снова укрыл ее.

Повесив на дверь табличку «Не беспокоить», Джеф пошел искать ближайшую аптеку. Там он купил аспирин, термометр, губку и спирт для протирания. Когда Джеф вернулся в гостиницу, Трейси еще не очнулась. Он поставил ей термометр – получилось 104 градуса[123]. Джеф намочил губку спиртом, снова протер ей тело, и жар спал.

Через час Джеф опять измерил Трейси температуру, все-таки подумывая, не вызвать ли врача. Но беда была в том, что любой врач стал бы настаивать, чтобы Трейси поместили в больницу. А там непременно начали бы задавать вопросы. Джеф понятия не имел, следили за ними полицейские или нет. Если следили, им гро зил неминуемый арест. Надо было что-то предпринимать. Джеф растолок четыре таблетки аспирина, всыпал порошок Трейси между губ и осторожно лил воду в рот, пока она не проглотила. Затем снова омыл ее тело. Когда он вытирал ее, ему показалось, что Трейси горит не так сильно. Джеф проверил пульс – сердце билось ровнее. Он приложил ухо к ее груди – свободнее дыхание или нет? Джеф так и не понял. Но был уверен в одном и повторял это снова и снова, как заклинание: «Ты непременно поправишься». Наклонялся и нежно целовал Трейси в лоб.
Джеф не спал двое суток, его глаза глубоко ввалились. «Потом отосплюсь, – пообещал он себе. – А сейчас на секунду закрою глаза, пусть отдохнут».

И заснул.

Когда Трейси подняла веки и потолок постепенно обрел резкость, она никак не могла сообразить, где находится. Только через какое-то время сознание начало мало-помалу проясняться. Тело ломило, и Трейси казалось, что ее сильно поколотили. У нее появилось чувство, будто она вернулась из долгого утомительного путешествия. Сонным взглядом Трейси обвела незнакомую комнату, и вдруг ее сердце екнуло: в кресле у окна развалился и спал Джеф. Как это случилось? Последний раз она видела его, когда он забирал у нее камни. Почему Джеф оказался здесь? И вдруг до Трейси дошло: она перепутала коробки и отдала Джефу ту, в которой были фальшивые камни. Он решил, что она надула его, забрал из «безопасного» дома и привез сюда.
Трейси шевельнулась, и Джеф открыл глаза. Его лицо озарилось счастливой улыбкой.

– Добро пожаловать обратно в жизнь. – В его голосе послышалось такое облегчение, что Трейси смутилась.

– Извини, – прохрипела она. – Я дала тебе не ту коробку.

– Что?

– Я перепутала коробки.

Он подошел и нежно посмотрел на нее.

– Нет, ты дала мне настоящие бриллианты. Их уже везут Гюнтеру.

– В таком случае… почему ты здесь?

Джеф сел на край кровати.

– Отдавая мне камни, ты выглядела страшнее смерти. И я решил подождать в аэропорту и убедиться, что ты села на свой рейс. Но ты так и не появилась. Тогда я поехал в «безопасный» дом и нашел тебя там. Не мог же я позволить тебе умереть, – усмехнулся он. – Разве я способен оставить полиции такую улику?

Трейси озадаченно посмотрела на него:

– Скажи мне правду, почему ты вернулся за мной?

– Пора мерить температуру, – увильнул от ответа Джеф. И через несколько минут снова расплылся в улыбке. – Неплохо. Чуть больше сотни[124]. Ты отличная пациентка.

– Джеф…

– Доверься мне. Ты хочешь есть?

Внезапно Трейси ощутила волчий аппетит.

– Умираю от голода.

– Прекрасно. Сейчас что-нибудь принесу.

Джеф вернулся из магазина с полным пакетом натуральных соков, молока, свежих фруктов и больших голландских broodjes – булочек с разными сортами сыра, мяса и рыбы.

– Что-то вроде местного варианта куриного супа. Думаю, как раз то, что надо. Только ешь помедленнее.

Он помог ей сесть, накормил, был заботлив и нежен. И Трейси встревожилась. У него явно что-то на уме. Пока они ели, Джеф сообщил:

– Я позвонил из города Гюнтеру. Он получил бриллианты и перевел твою долю на счет в швейцарском банке.

Трейси не удержалась и спросила:

– А почему ты не присвоил все себе?

– Потому что нам пора прекратить игры друг с другом, – серьезно ответил Джеф. – Согласна?

Разумеется, очередное его надувательство. Но Трейси слишком устала, чтобы позволить себе волноваться. И кивнула:

– Согласна.

– Скажи мне свои размеры. Пойду куплю тебе какую-нибудь одежду, – продолжал Джеф. – Голландцы отличаются свободными взглядами, но даже их шокирует, если ты появишься на улице в таком виде.

Трейси плотнее закуталась в одеяло, внезапно осознав свою наготу. Она смутно припоминала, что это Джеф раздел ее и обтирал во время кризиса. Ухаживая за ней, он сильно рисковал. Зачем? Трейси считала, что понимает его. Но теперь подумала: «Я совсем не знаю Джефа. Совсем».

Она заснула.

Днем Джеф принес два полных чемодана с платьями, бельем, ночными рубашками, обувью и косметикой. Там же находились расческа, щетка, фен, зубная щетка и паста. Он купил немного одежды на смену и себе и по дороге домой прихватил «Интернэшнл геральд трибюн». На первой полосе газета напечатала репортаж о краже бриллиантов. Журналист писал, что полиции известно, каким способом совершено ограбление, но воры не оставили никаких следов.

– Можем отправляться домой! – весело воскликнул Джеф. – Осталось подождать, когда ты поправишься.

Скрыть от журналистов шарф с инициалами «Т.У.» предложил Дэниел Купер.

– Мы-то знаем, кому он принадлежит, – сказал он инспектору Треньяну. – Но для обвинения такой улики недостаточно. Ее адвокаты легко докажут, что точно такие же инициалы у многих других женщин, и поднимут нас на смех. – По мнению Купера, полиция уже выставила себя в неприглядном свете, и он подумал: «Господь отдает ее в мои руки».

Американец сидел на жесткой скамье в темной маленькой церкви и молился:

– Отдай ее мне, Отец Небесный. Позволь наказать, чтобы этим я отмыл свои грехи. Зло будет исторгнуто из ее духа, и нагое тело подвергнется бичеванию. – Но стоило Куперу представить Трейси нагой, как он снова ощутил эрекцию и опрометью бросился вон из церкви, боясь, что Всевышний заметит его позор и подвергнет еще большей каре.

Когда Трейси проснулась, в комнате было темно. Она села и зажгла лампу на прикроватном столике. Трейси осталась одна – Джефа нигде не было. Душу сковал страх. Зачем она поверила ему? Какая глупая ошибка! «Он использует меня», – с горечью думала Трейси. Сказал: «Доверься мне», и она доверилась. А он заботился о ней только ради себя. С чего она вообразила, что он к ней не безразличен? Хотела поверить, почувствовать, что она что-то для него значит. Трейси опустилась на подушку, закрыла глаза и подумала: «Я буду о нем скучать. Господи, помоги, я буду о нем скучать».

Бог здорово пошутил с ней. «Надо же, почему подобные чувства вызывает именно он?» – недоумевала Трейси. Но причина не имела значения. Следовало решить, как поскорее убраться отсюда, найти место, где она сможет оправиться от болезни и ощутить себя в безопасности. «Дура ты, дура», – ругала себя Трейси.

Скрипнула дверь, и послышался голос Джефа:

– Трейси, ты проснулась? Я принес тебе несколько книг и журналов. Думал… – Он запнулся, заметив выражение ее лица. – Эй! Что-нибудь случилось?

– Нет. Теперь все в порядке.

На следующее утро температура у Трейси упала.

– Мне хочется пойти погулять, – сказала она. – Как по-твоему, можно?

В вестибюле все головы повернулись в их сторону. Владельцы гостиницы, муж и жена, были искренне рады, что Трейси поправилась.

– У вас такой замечательный муж. Он не позволил никому за вами ухаживать – все делал сам. И очень беспокоился. Вам повезло, что он такой заботливый.

Взглянув на Джефа, Трейси была готова поклясться, что он покраснел.

На улице она повернулась к нему:

– Ты очень мил.

– Сантименты, – бросил он.

Джеф притащил топчан и поставил рядом с ее кроватью. Ночью Трейси снова вспомнила, как он заботился о ней, исполнял все желания, лечил, обтирал ее нагое тело. Она всем существом ощущала его присутствие. Это вселяло в нее чувство уверенности.

И нервировало.

По мере того как Трейси крепла, они все дольше гуляли по удивительному, живописному местечку. Бродили по брусчатке кривых средневековых улочек и проводили целые часы на покрытых тюльпанами полях за городом. Посетили сырный рынок, весовую палату, муниципальный музей. К удивлению Трейси, Джеф говорил с голланд цами на их языке.

– Где ты научился голландскому? – спросила она.

– Был знаком с одной местной девчушкой.

Трейси пожалела, что задала вопрос.

Шли дни. Ее здоровое молодое тело обретало прежнюю силу. Когда Джеф почувствовал, что Трейси достаточно окрепла, он взял напрокат велосипеды, и они поехали осматривать окрестные мельницы. Каждый день превращался в настоящий праздник, и Трейси хотела, чтобы это время никогда не кончалось.

Джеф постоянно чем-то поражал ее. Относился к ней с заботливой нежностью, и постепенно настороженность Трейси исчезла. Но попыток сблизиться Джеф не делал. Он оставался для Трейси загадкой. Она вспоминала, с какими симпатичными женщинами видела его, и понимала, что он мог обладать любой из них. Почему Джеф держался подле нее и за стрял в этом живописном захолустье

Трейси стала рассказывать ему о том, о чем, как она полагала, уж никогда не будет вспоминать. Говорила о Джо Романо и Тони Орсатти, об Эрнестине Литтлчеп, о Большой Берте и маленькой Эми Брэнниган. Джеф то выходил из себя, то расстраивался, то сочувствовал. И сам тоже поведал Трейси о мачехе, о дяде Уилли, о деньках в луна-парке и браке с Луизой. Трейси ни с кем не ощущала подобного родства.

Но внезапно настало время уезжать.

Однажды утром Джеф объявил:

– Полиция нас не ищет. Думаю, пора двигаться.

– Хорошо, – разочарованно ответила Трейси. – Когда?

– Завтра.

Она кивнула:

– Соберусь утром.

В ту ночь Трейси так и не удалось уснуть, и она лежала, не сомкнув глаз. Джеф заполнял собой комнату, как никогда раньше. Этот незабываемый период ее жизни подходил к концу. Трейси покосилась на топчан, где лежал Джеф:

– Ты спишь?

– Нет…

– О чем думаешь?

– О завтрашнем дне. О том, что надо уезжать. Я буду скучать по этому месту.

– А я буду скучать о тебе, Джеф. – Эти слова невольно сорвались у нее с языка.

Джеф привстал на постели.

– Сильно?

– Ужасно.

Через секунду он был рядом с ней.

– Трейси…

– Тсс… – прошептала она. – Ничего не говори. Просто обними и крепко держи.

Все началось очень медленно – бархатные касания, прикосновения, поглаживания, ласки и испытания чувств. Но темп нарастал, пока не взлетел, не стал безумным, не превратился в дикую, неистовую вакханалию наслаждения. Твердый член Джефа, проникая все глубже и глубже, заполнял ее всю. От невыносимой радости захотелось кричать. Трейси оказалась в центре радуги. Ее подхватила волна наслаждения и вознесла на верх блаженства. Внезапно все внутри взорвалось расплавленными брызгами, и тело начало содрогаться. Постепенно буря утихла. Но губы Джефа скользили по коже Трейси – вниз, к средоточию ее существа. И ее вновь накрыла волна наслаждения.
Притянув к себе Джефа, Трейси чувствовала, как его сердце бьется рядом с ее сердцем. Она прижималась к нему все теснее, но хотела быть еще ближе. Тогда Трейси встала на корточки в ногах кровати и начала покрывать его тело нежными поцелуями. Выше, выше, пока его твердая мужская плоть не оказалась в ее ладони. Трейси тихонько погладила его член, взяла в рот и услышала, как Джеф застонал от удовольствия. Он перекатился на нее, и все началось сначала – только еще восхитительнее. И, вновь ощутив неизъяснимое блаженство, Трейси подумала: «У меня так впервые. Ничего подобного я не испытывала. Только не забывай, – предупредила она себя, – это на одну ночь. Щедрый прощальный подарок».

Всю ночь они занимались любовью и говорили обо всем и ни о чем. Словно в них подняли давно закрытые шлюзы и на свободу вырвался тщательно сдерживаемый поток. А на рассвете, когда каналы заискрились отсветом зарождающегося дня, Джеф предложил:

– Выходи за меня замуж, Трейси.

Она решила, что ослышалась, но Джеф повторил. «Это безумие, это невозможно, из этого ничего не выйдет, – подумала она, задохнувшись от радости. – Как здорово! Все у нас получится!»

– Да! Да! Да!

Трейси расплакалась. И успокоилась в объятиях Джефа.

«Я больше никогда не испытаю одиночества, – думала она. – Теперь мы принадлежим друг другу. Джеф – часть моего завтра».

И это завтра уже наступило.

* * *
Прошло много времени, и она спросила:

– Когда ты решил?

– Там, в доме. Подумал, что ты умираешь, и чуть не сошел с ума.

– А я решила, что ты удрал с моими бриллиантами, – призналась Трейси.

Джеф снова заключил ее в объятия.

– То, что я сделал в Мадриде, было не ради денег. Это что-то вроде игры – своего рода вызов. Ведь именно поэтому мы с тобой занимаемся тем, чем занимаемся. Разве я не прав? Получаем задачу, с которой на первый взгляд невозможно справиться. И начинаем искать решение.

Трейси кивнула:

– Я знаю. Сначала я делала это ради денег. Но потом ради чего-то другого. Кстати, растранжирила на это занятие много собственных средств. Мне доставляет удовольствие потягаться сообразительностью с умными, преуспевающими, но нечистыми на руку людьми. Люблю жить на грани риска.

Джеф долго молчал, а потом спросил:

– А ты не подумывала… бросить все это?

Трейси озадаченно посмотрела на него:

– Бросить? Зачем?

– Раньше мы были каждый сам по себе. Но теперь все изменилось. Я не перенесу, если что-то с тобой случится. Для чего рисковать? У нас достаточно денег. Не пора ли на отдых?

– А чем мы будем заниматься?

– Что-нибудь придумаем, – улыбнулся Джеф.

– Я серьезно, дорогой. Как мы будем проводить время?

– Будем, любовь моя, делать то, что нам нравится: путешествовать, предаваться приятным занятиям. Меня всегда влекла археология. Хочу съездить в Тунис. Обещал когда-то другу. Мы могли бы финансировать собственные раскопки. Объездим с тобой весь мир.

– Звучит заманчиво.

– Так что ты на это скажешь?

Трейси долго смотрела на него, а затем тихо проговорила:

– Если ты хочешь этого.

Джеф обнял ее и рассмеялся:

– Как по-твоему, стоит ли нам официально известить полицию о нашей отставке?

Она расхохоталась вместе с ним.

Храмы оказались самыми древними из всех, в какие прежде входил Купер. Иные из них возводили еще во времена язычества. И случалось, американец сам не понимал, кому он молится – дьяволу или Богу. Он преклонял голову в старинных соборах: Бегуин-корт, в Синт-Бавокерк, Синт-Питерскерк и Ньиве-керк в Делфте. И его молитва была всегда одна и та же: «Пусть она страдает не меньше, чем страдаю я».

Гюнтер Хартог позвонил на следующий день, когда Джефа не было дома.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он.

– Прекрасно, – ответила она.

Гюнтер звонил каждый день с тех пор, как узнал, что с ней произошло. Трейси решила пока не сообщать ему об их с Джефом решении. Хотела поберечь свое счастье, прочувствовать его и порадоваться.– Ну как, вы с Джефом поладили?

Трейси улыбнулась:

– Замечательно поладили.

– Хотите снова поработать вместе?

Вот теперь придется сказать.

– Гюнтер… мы уходим на покой.

Трубка изумленно онемела.

– Я… не понимаю.

– Джеф и я – как это говорилось в старых кинофильмах с Джеймсом Кэгни[125]? – мы исправляемся.

– Что?.. Но почему?

– Это была идея Джефа. Я согласилась. Хватит рисковать.

– А если я скажу, что работа, которую я предлагаю, оценивается в два миллиона долларов – и никакого риска?

– Я сильно посмеюсь.

– Я серьезно, моя дорогая. Вам всего-то и надо поехать в Амстердам, который в часе пути от вас и…

– Вам придется поискать кого-нибудь другого.

Хартог вздохнул:

– Боюсь, с этим больше никому не справиться. Но вы хотя бы обсудите это дело с Джефом.

– Хорошо, только это ни к чему не приведет.

– Я перезвоню вам вечером.

Когда Джеф вернулся, Трейси рассказала ему об этом звонке.

– Ты что, не сообщила ему, что мы стали законопослушными гражданами?

– Разумеется, сообщила, дорогой. И предложила найти кого-нибудь другого.

– А он не хочет, – догадался Джеф.

– Требует только нас. Утверждает, что нет никакого риска, и сулит два миллиона долларов с минимальными усилиями.

– Значит, то, что ему нужно, хранится надежнее, чем в Форт-Ноксе[126].

– Или в Прадо, – съязвила Трейси.

– Отличная работа, дорогая, – усмехнулся Джеф. – Тогда-то я и почувствовал, что начинаю в тебя влюбляться.

– А я после того, как ты стибрил моего Гойю, возненавидела тебя.

– Будь справедлива, – упрекнул ее Джеф, – ты возненавидела меня гораздо раньше.

– Ты прав. Так что мы ответим Гюнтеру?

– Ты уже ответила ему. Мы больше не занимаемся такими делами.– Может, хотя бы выясним, что у него на уме?

– Трейси, мы же договорились…

– Нам так или иначе надо в Амстердам.

– Конечно, но…

– Раз мы все равно там будем, почему бы нам не послушать, что он скажет?

Джеф подозрительно покосился на Трейси:

– Я вижу, ты хочешь в это втравиться…

– Ни в коем случае! Но не будет никакого вреда, если мы выслушаем его.

На следующий день они приехали в Амстердам и зарегистрировались в отеле «Амстел». Гюнтер Хартог специально прилетел из Лондона, чтобы повидаться с ними.

Все трое снова сделали вид, будто они случайно встретившиеся туристы, и, чтобы спокойно поговорить, устроились на мотоботе, курсировавшем по реке Амстел.

– Я в восторге от того, что вы решили пожениться, – начал Хартог. – Примите мои самые теплые поздравления.

– Спасибо, Гюнтер. – Трейси знала, что он говорит искренне.

– Я уважаю ваше намерение уйти в отставку, но возникла настолько уникальная ситуация, что я должен поделиться с вами. Лебединая песнь могла бы стать очень прибыльной.

– Мы слушаем, – сказала Трейси.

Гюнтер Хартог подался вперед, понизил голос и начал рассказывать. И наконец заключил:

– Два миллиона долларов, если у вас получится.

– Это невозможно, – спокойно отозвался Джеф. – Трейси…

Но Трейси не слушала его. Она просчитывала варианты.

Комиссариат полиции Амстердама располагается на углу Марникс-страат и Эландсграхт в красивом старом пятиэтажном здании из коричневого кирпича, с оштукатуренным белым коридором на первом этаже и ведущей наверх мраморной лестницей. В зале заседаний собрались на совещание полицейские: шесть голландских детективов и один иностранец – Дэниел Купер.

Инспектор Хооп ван Дюрен, крупный мужчина с мясистым лицом, украшенным усами вразлет, и раскатистым басом, обратился к возглавлявшему полицию главному комиссару Тоону Уилемсу, ладно сложенному, живому человеку:

– Нынешним утром Трейси Уитни прибыла в Амстердам, господин главный комиссар. Интерпол не сомневается, что кража бриллиантов «Де Бирс» – дело ее рук. А присутствующий здесь мистер Купер полагает, что она осталась в Голландии, намереваясь совершить новое преступление.

Главный комиссар Уилемс повернулся к американцу:

– У вас имеются доказательства, мистер Купер?

Дэниел Купер не нуждался ни в каких доказательствах. Он знал Трейси Уитни до мозга костей. Разумеется, она находится здесь, чтобы совершить преступление, совершенно особенное и недоступное их скудному воображению. Купер с трудом сдерживался.

– Никаких доказательств. Именно поэтому ее необходимо брать с поличным.

– И как вы предлагаете это сделать?

– Не выпускать ее из нашего поля зрения.

Местоимение «нашего» насторожило главного комиссара. Он разговаривал по поводу Купера с инспектором Треньяном в Париже. «Неприятный, но дело знает. Если бы мы послушали его, то захватили бы эту Трейси с поличным». Вот и сейчас Купер говорил об аресте с поличным.

Тоон Уилемс принял решение – отчасти потому, что видел, какую шумиху подняла пресса по поводу провала парижской полиции в деле с бриллиантами «Де Бирс». «Французы облажались, а мы справимся», – подумал он.– Никаких доказательств. Именно поэтому ее необходимо брать с поличным.

– И как вы предлагаете это сделать?

– Не выпускать ее из нашего поля зрения.

Местоимение «нашего» насторожило главного комиссара. Он разговаривал по поводу Купера с инспектором Треньяном в Париже. «Неприятный, но дело знает. Если бы мы послушали его, то захватили бы эту Трейси с поличным». Вот и сейчас Купер говорил об аресте с поличным.

Тоон Уилемс принял решение – отчасти потому, что видел, какую шумиху подняла пресса по поводу провала парижской полиции в деле с бриллиантами «Де Бирс». «Французы облажались, а мы справимся», – подумал он.

– Хорошо, – заключил Уилемс. – Если эта госпожа прибыла в Голландию, чтобы испытать на прочность нашу полицию, мы продемонстрируем ей наши возможности. – Главный комиссар обратился к инспектору ван Дюрену: – Примите все необходимые меры.

Амстердам разделен на шесть зон полицейской ответственности. Но по приказу инспектора Хоопа ван Дюрена бригады наружного наблюдения были сформированы независимо от границ районов.

– Я требую, чтобы за ней следили двадцать четыре часа в сутки, – наставлял он. – Глаз с нее не спускайте! – Ван Дюрен повернулся к американцу: – Вы удовлетворены, мис тер Купер?

– Нет, пока мы не поймаем ее.

– Поймаем, – заверил его голландец. – Мы же не зря гордимся тем, что у нас лучшая полиция в мире.

Амстердам – рай для туристов. Край мельниц и дамб, где двускатные крыши осеняют паутину отороченных деревьями каналов, и на плавучих домиках, украшенных ящиками с геранью, полощется на ветру белье. Таких милых людей, как голландцы, Трейси не встречала.

– Все они кажутся такими счастливыми, – заметила она.

– Не забывай, изначально они – люди-цветы. Тюльпаны.

Трейси рассмеялась и взяла Джефа за руку. Рядом с ним она чувствовала необычайную радость. Какой он замечательный! А Джеф, глядя на нее, думал: «Я самый счаст ливый человек на свете».

Они осматривали достопримечательности, как обычные туристы. Прохаживались по Алберт Куйпстраат, рынку на открытом воздухе, ряды которого тянулись на целые кварталы и где стояли лотки с антиквариатом, фруктами, овощами, цветами и одеждой, заглядывали на площадь Дам, где собиралась молодежь послушать бродячих певцов и панковские группы. Съездили в Волендам, живописную старинную рыбацкую деревню на Северном море, и Мадуродам – Голландию в миниатюре. Когда они проезжали мимо аэропорта «Схипхол», Джеф заметил:

– Еще недавно это место находилось под водами Северного моря. Слово «схипхол» означает кладбище кораблей.

Трейси крепче прижалась к нему.

– Как здорово любить такого умного парня.

– Ты еще не то услышишь. Двадцать пять процентов страны отвоевано у воды. И вся Голландия лежит на шест надцать футов ниже уровня моря.

– Страшно.

– Нечего бояться, пока вон тот малыш держит пальчиком дамбу.

Куда бы они ни шли, за ними следовали детективы, и каждый вечер Дэниел Купер изучал представляемые инспектору ван Дюрену рапорты. В них не было ничего не обычного, но подозрения американца не рассеивались. «Она на что-то нацелилась, на что-то большое. Интересно, она понимает, что за ней следят? Знает, что я намерен раздавить ее?»

До сих пор у детективов не было оснований считать, что Трейси и Джеф чем-то отличаются от обычных туристов.

– А разве вы не можете ошибаться? – спросил Купера инспектор ван Дюрен. – Люди приехали в Голландию просто отдохнуть.

– Исключено! – упрямо возразил американец. – Я не ошибаюсь. – Купер испытывал неприятное чувство, что время стремительно убегает, и если в самом ближайшем будущем Трейси не сделает ход, наблюдение снова снимут. Никак нельзя этого допустить. И он сам ходил на дежурства с детективами.

Джеф и Трейси заняли в «Амстеле» соседние номера.

– Для солидности, – объяснил Джеф. – Но далеко я тебя не отпущу.

– Обещаешь?

Каждую ночь он оставался у нее до рассвета и они занимались любовью. Джеф оказался изобретательным любовником: то нежным и внимательным, то диким и необузданным.

– Я впервые поняла, для чего у меня тело, – прошептала Трейси. – Спасибо, любимый.

– Не за что. Удовольствие получаю я.

– Только половину.

Они бродили по городу без всякой видимой цели, обедали в «Эксельсиоре» в отеле «Европа», ужинали в «Баудери», отведали все двадцать четыре блюда в «Индонезий ском Бали». Попробовали ервтенсоеп, знаменитый голландский гороховый суп, хутспот, картофель, морковь и лук, и смесь из тринадцати овощей с копченой колбасой. Прогулялись по району красных фонарей, где в витринах выставляли свои отнюдь не миниатюрные прелести упитанные шлюхи. И ежевечерний отчет инспектору Хоопу ван Дюрену завершался одними и теми же словами: «Ничего подозрительного».
«Терпение, – говорил себе Дэниел Купер. – Только терпение».

Побуждаемый американцем, ван Дюрен явился к начальнику полиции и попросил разрешения установить в гостиничных номерах подозреваемых подслушивающие устройства. В разрешении было отказано.

– Приходите, когда у вас будут более веские основания, – ответил комиссар Уилемс. – А до тех пор я не позволю вам прослушивать телефоны людей, чья вина состоит только в том, что они приехали в Голландию туристами.

Этот разговор состоялся в пятницу. А в понедельник Джеф и Трейси отправились на Паулюс Поттер-страат в Костере, где находился столичный алмазный центр, – посетить Нидерландскую ограночную фабрику. Дэниел Купер шел следом за ними с бригадой детективов. На фабрике было множество туристов. Гид, говорящий по-английски, вел их по цехам, рассказывая о различных этапах огранки камней, а в конце экскурсии посетители попадали на выставку, где у стен располагались витрины с предназначенными на продажу бриллиантами. Большинство туристов приходили на фабрику именно ради этого. В цент ре помещения на эффектном постаменте в стеклянном кубе красовался самый необыкновенный бриллиант, который Трейси уже видела.

– А это, – с гордостью сообщил гид, – знаменитый бриллиант «Лукулл», о котором вы все, разумеется, слышали. Некогда его купил известный театральный актер для своей жены-кинозвезды. Это один из самых лучших камней в мире.

– Видимо, его много раз пытались украсть? – громко спросил Джеф.

Купер подошел ближе, чтобы лучше слышать.

– Nee mijnheer[127], – с готовностью ответил гид и кивнул на вооруженного охранника, стоявшего рядом: – Этот камень оберегают надежнее, чем сокровища лондонского Тауэра. Так что опасности нет никакой. Если кто-нибудь коснется стекла, немедленно раздастся звонок и все окна и двери закроются. На ночь включают инфракрасную сигнализацию, и при попытке проникновения в зал в полицейском управлении принимают тревогу.

– Понятно, – кивнул Джеф. – Значит, этот алмаз никто не пытался украсть.

Купер выразительно посмотрел на детективов. Вечером об этом разговоре доложили инспектору ван Дюрену.

* * *
На следующий день Трейси и Джеф посетили Рейкс мюсеум. При входе Джеф купил путеводитель, и они прошли по коридору в зал Славы, где были выставлены полотна Фра Анджелико[128], Мурильо[129], Рубенса, Ван Дейка[130] и Тьеполо[131]. Трейси и Джеф медленно переходили от картины к картине и, осмотрев их, удалились в зал «Ночного дозора», где остановились перед самым знаменитым полотном Рембрандта. «Господи Боже мой!» – подумала симпатичная констебль первого класса Фиен Хауэр, которая вместе с другими следила за подозрительной парочкой. – Неужели «Ночной дозор»?»

Полностью картина называлась «Стрелки роты капитана Франса Баннинга Кока и лейтенанта Виллема ван Ройтенбурха». Картина отличалась необычайной четко стью цветов и композиции и изображала солдат, которые под началом своего живописно одетого командира готовились заступить в караул. Зона вокруг полотна была огорожена бархатными шнурами; неподалеку дежурил охранник.– Трудно поверить, что Рембрандт за эту картину сполна огреб неприятностей, – проговорил Джеф.

– Почему? Она потрясающая!

– Его патрону, вот этому капитану на полотне, не понравилось, что художник уделил такое большое внимание другим фигурам. – Джеф повернулся к охраннику: – Надеюсь, картина в безопасности?

– Ja, mijnheer[132]. Всякого, кто решит что-нибудь украсть из нашего музея, обнаружат инфракрасные лучи, камеры слежения, а по ночам – два кинолога с собаками.

Джеф удовлетворенно улыбнулся.

– Значит, полотно останется здесь навсегда.

Вечером этот обмен фразами передали ван Дюрену.

– «Ночной дозор»! – воскликнул полицейский. – Нет, это невозможно!

Дэниел Купер только моргнул своими близорукими глазами.

В здании городского собрания Амстердама шел слет филателистов. Трейси и Джеф появились там одними из первых. Помещение усиленно охранялось, потому что многие марки считались бесценными. Купер и голланд ские детективы наблюдали, как два посетителя рассматривали редкие коллекции. Трейси остановилась перед «Британской Гвианой» – неприглядным шестиугольником в красных анилиновых тонах.Дэниел Купер только моргнул своими близорукими глазами.

В здании городского собрания Амстердама шел слет филателистов. Трейси и Джеф появились там одними из первых. Помещение усиленно охранялось, потому что многие марки считались бесценными. Купер и голланд ские детективы наблюдали, как два посетителя рассматривали редкие коллекции. Трейси остановилась перед «Британской Гвианой» – неприглядным шестиугольником в красных анилиновых тонах.

– Какая замухрышка.

– Зря ты так, – упрекнул ее Джеф. – Эта марка – единственная в своем роде.

– И сколько она стоит?

– Миллион долларов.

– Совершенно верно, сэр, – кивнул головой служитель. – Большинство людей смотрят на эту марку и не представляют ее истинной стоимости. Но вы, сэр, я вижу, любитель марок, вроде меня. В них история мира.

Трейси и Джеф перешли к следующей витрине, где демонстрировалась «Перевернутая Дженни»: на ней был изображен летящий вверх колесами самолет.

– Интересная штучка, – заметила Трейси.

– Она стоит… – начал стоящий у стенда охранник.

– Семьдесят пять тысяч долларов, – закончил за него Джеф.

– Именно, сэр.

Дальше выставлялся голубой двухцентовик Гавайской миссии.

– Эта стоит четверть миллиона долларов, – объяснил Джеф.

Купер смешался с толпой и следовал вплотную за ними.

Джеф показал на другую марку:

– Вот еще одна редкость. Однопенсовик почты Маврикия. Тот, кто гравировал надпись, видимо, сильно размечтался и написал вместо «с оплаченными почтовыми расходами» просто «почта». Теперь за этот однопенсовик дают очень много пенсов.

– Она такая крохотная и беззащитная. Ее очень легко унести, – забеспокоилась Трейси.

– Вору далеко не уйти, – улыбнулся охранник при стенде. – Витрина опутана электронными датчиками, в здании день и ночь дежурит вооруженный патруль.

– Рад это слышать, – серьезно отозвался Джеф. – В наши дни никакие меры предосторожности не лишние.

В тот день инспектор Хооп ван Дюрен и Дэниел Купер вместе пошли к главному комиссару Уилемсу. Ван Дюрен положил на стол начальника рапорт и ждал.

– Здесь нет ничего определенного, – заметил Уилемс. – Однако создается впечатление, что ваши подозреваемые разнюхивают выгодную цель. Хорошо, инспектор. Считайте, что у вас есть разрешение установить в их гостиничных номерах подслушивающие устройства.

Дэниел Купер пришел в восторг. Теперь эта Трейси не утаится от него. Отныне он будет знать все, что она говорит, думает и делает. Представив Трейси и Джефа в постели, Купер снова почувствовал на щеке прикосновение ее исподнего. Такая мягкая, сладко пахнущая ткань.

В тот вечер он снова пошел в церковь.

Пока Джеф и Трейси ужинали в ресторане, в их номера проникли техники полицейского управления и установили крохотные беспроводные передатчики, замаскировав их за картинами, в лампах и под столами.

Инспектор Хооп ван Дюрен снял номер этажом выше, и там установили подключенный к магнитофону приемник с антенной.

– Включается от звука голоса, – объяснил техник. – Дежурить нет необходимости. Как только в номерах заговорят, магнитофон заработает автоматически.

Но Купер хотел дежурить. Он хотел быть там. Такова была Божья воля.


Сидней Шелдон