Отрывок из рассказа Магистра

                Буря и проводы за Грань.

…………… море угрюмело, наливаясь свинцом. К полудню омертвелая стынь сменилась хлещущими порывами, ветродуй перекинулся на северо-восток и ломил нам в грудь. Корабль вилял, но проталкивался вперед. Капитан Рудольф Нойман установил в пары гнезд раздвижные весла и припахал нас на потный галерный труд. Злостно и смешно до зубовного скрежета, но судно все-таки двигалось.
  Эрик пыхтел наравне со всеми, вращая увесистое весло. Несмотря на облегченные материалы, длина добавляла ему массы. В глазах Ульфарида играли азартные огоньки, слишком юный, чтобы бояться, он ждал новых приключений и нерушимо верил в свою удачу.
  Гриффильд пытался смонтировать из разобранных бластерных батарей подобие одной мощной, что оживит винты хотя бы на час. В критической обстановке даже минута работающих систем давала огромное преимущество над неистовой стихией, что говорить о большем.
  Но надежды оставались надеждами, мы прорубали ветер к Тэгрину, тщетно высматривая в слоящихся тучах очертания встречных судов. Случайная марнийская платформа тоже пришлась бы весьма кстати, но эйры не заплывали так далеко от теплых широт. Приходилось полагаться лишь на себя и Сфинкса - Белегаэрские шторма были страшны и продолжительны. Я знал, что обязан выжить и старался медитировать на Линию, дабы выйти над реальностью и ни о чем не думать.
  Между тем волны ерошились, загибались все злее, крючковатее. Пенные короны приобрели нездоровый, желтоватый оттенок. Море лихорадочно стучало, в пространстве разносился как бы нервический колокольный перезвон, ощущаемый, впрочем, лишь мной и Орлингом. Оно походило на неутомимо разгоняющегося коня, идущего пока дробной рысью, но готового махнуть под уклон в карьер. Держись тогда, всадник, вылетишь, кувыркнешься через голову за милую душу, переломаешь хребет о камни. Держись, безоглядно уверившийся в своих силах...
  Становилось все темнее, сыпанул острый дождик. Волны скреблись по корпусу, как бездомные кошки, требовали настойчиво, хлестали высоко над ватерлинией, стремясь взобраться на палубу. Мы ворочали металлопластиковыми рукоятками и зверели, холод сквозил под рубашками, овевая разгоряченное тело, пот пропитал налобные повязки.
  Ветер вновь развернулся, и Рудольф крикнул нам с мостика:
- Перерыв! Копите силы, пока не стало совсем плохо. Если повезет, шквал домчит нас к Тэгрину до подхода основной свистопляски. Проклятое место, я вчера весь день слушал прогнозы. Ничего об урагане не говорили. Всю жизнь не мог привыкнуть, что они иногда возникают из ниоткуда! Поневоле поверишь в мистику.
- Или в несовершенство атлантских метеосистем! - отметил из машинного отделения Гриффильд.
- Благодарите Сфинкса, братья, я кажется кое-что наладил.
- Если проскочим до Тэгрина по краю урагана, попробуем заползти в расщелину на северном склоне. Там почти нет рифов, а волны нас не достанут, - уверенно проговорил Рудольф, сверяясь по автономной навигационной панели, которую для удобства повесил на грудь.
- А нас не размажет по стенам, кэп?
- Я делал так... лет десять назад, и маневр прошел гладко. Лишь мачту обломали, но тогда была ночь. Скала просматривалась лишь в лучах прожекторов сквозь сплошную водяную пыль. Сумеем, как честные ситхи! - матерый вояка повернулся в направлении родины и осенился Вихреграммой.

  В сознании утвердилась прозрачная холодность Лабиринта, синеватые стены восстали из смури,властно остановив хоровод беснующихся мыслей. И осталась лишь хрустальная отрешенность да спокойная улыбка на онемевшем лице. Мы входили в раздутые тучи по грани слияния моря и неба, напряженно пронзая электрическую плоть урагана, и дорога отступления смазалась,растворилась в тумане за нашими спинами. Мы шли по отточенному стыку веры и мрачного, хар-хиксерского упорства, и Сила Сейта была с нами во вздувшихся мускулах, в стремительном перекосе плеч, окрыленных воздушными потоками, будто орденские плащи развевались на шальном ветру.

  Мы не успели. Буря заступила дорогу, вклинившись между вожделенной скалой и катером, взревела тысячью голосов и занесла мокрые, страшные лапы. Блеснули изломом молний бритвенные когти и разодрали, рванули с ужасающим треском фиолетовую ткань вышины.
  Небо почернело и лопнуло. Тонны мутной воды обрушились из разверзнутого чрева подобно косякам холодных, склизких угрей. Хлобыстнули упругие струи, извиваясь по щекам, обвивая ноги, ныряя за пазуху. Корабль ухнул в провал меж водяными горами, желудок взмыл к горлу и застрял в нем, перекрыв кислород.
  Я прокашлялся, выдернул весло на палубу и вогнал в пазы - более от гребли не было толку.
Сквозь беспрерывное оглушительное шипение долетел приказ Рудольфа:
- Складывайте мачту!
Пространство мгновенно превратилось в кипящее месиво из ветра, воды и молний, небо и океан переплелись и стали едины. В кромешной мути мы потеряли друг друга из виду, лишь сиплый лай капитана, шестым чувством следящего передвижения, координировал нашу работу, ободрял и гнал на новые подвиги.
  А подвигом ныне становился каждый шаг по перекошенной палубе, пляшущей под ногами, шаг ощупью в неизвестность под ударами шквала. Гнев Ульмо низвергнулся на нас. Пудовая волна приложилась вдоль хребта, вмазав меня в стену рубки, впечатав в толстое стекло, за которым на миг разглядел Эрика. Мокрая одежда облепила тело противной зябкой броней. Как неопытный, ошеломленный мощной атакой боксер застывает на мгновение, чтобы нарваться на еще более сокрушительную, я пропустил второй удар и оказался в нокдауне. Тяжеленная лапа хлестнула сбоку, сбив и распластав по палубе, ткнув лицом в скользкие доски. Горькая соль моря смешалась
с приторной, насыщенной солью крови, и я осознал себя уже лежащим.
  Пальцы запоздало стиснули перила лестницы, ведущей на мостик. Коренастой фигуры Рудольфа там не было. Над головой с душераздирающим визгом крутанулась рея. Корабль накренился, через палубу, сметая все незакрепленное, прокатывались шипящие потоки.
  Я подозревал, но не верил, что обычная, несущая жизнь вода может стать такой убийственно-страшной, безразличной в своей неимоверной мощи ко всему сущему, слепой и одурелой стихией. Видимо, прозрачная душа ее постоянно являлась парным эгрегором - пресным спасителем Нирнаэттом, готовым протянуть руку помощи и угрюмо отстраненным Арлиантом-Ульмо. Последний бывал добр в часы каприза, чтобы назавтра, по такой же пустой прихоти  поднимая  валы, взъяриться. Первый легко шел на контакт, журчал по трубам, крутил турбины и лишь в случае крайней необходимости творил зло, начатое, как правило, человеком.
   Дверца распахнулась, и цепкие руки Цейверга втащили меня в рубку. Они все, кроме  Гриффильда, уже сбились там, влага бежала с них струйками. Ругаясь, задраили дверь, запустив еще частичку океана. Рудольф, пристегнувшись, сидел перед мерцающим пультом, переключая рычаги.
- Размещайтесь! - не оборачиваясь вскомандовал он. - Проверяйте жилеты, прицепляйте ремни.
Через пять минут Гриффильд даст питание и начнется акробатика.

  Хватаясь за стены, я полуползком добрался до кресла и повалился в него, вжавшись, обматывая грудь широкими наборными полосами. Снаружи море снова и снова бросалось на лихое суденышко, взревывало, молотило лапами, исходило пеной, стремясь добраться до лакомой добычи. Запертому в тесной темной рубке, мне стало гораздо хуже, чем под ударами соленых валов. Мы сидели, как под бомбежкой, вздрагивая при каждом громовом раскате, и не вязалось оно с хваленой атлантской доблестью.
  Перед лобовым стеклом шваркнула длинная молния, прострелив куда-то дальше во мглу. Выхватила наши бледные, но упорные лица и погасла, запечатлев в памяти, как на фотографии.
- Недоставало еще огня, - угрюмо сообщил Рудольф, покидая кресло и прислоняясь к стеклу. Он сканировал настороженным взглядом грохочущее месиво и не находил ничего утешительного.
Вспышка опять разорвала темноту, я попытался прокомментировать, но челюсть окаменела от недавнего целования с палубой. Мою мысль выразил Орлинг:
- Стихийники спорят за нашу кровь. Пока они сцепились между собой, но скоро опомнятся и займутся вплотную. Пора включать волноломы, чтобы не стало поздно.
- Разбежались! - съехидничал Гриффильд из машинного отделения. - Или двигатель, или волнолом. На все энергии не хватит. Выбирайте - либо быстро вперед, либо закупоренными вверх тормашками. Кстати, мы похоже прем через ураган навылет. В нашем случае местные приносят жертву и плывут преспокойненько. Кого за борт бросать будем?
- Самого болтливого, - отрезал Рудольф. - Давай ток.
  Но из цепких объятий не суждено было вырваться так скоро. Повелитель Ураганов взял тайм-аут, чтобы выпроставшись во весь фронт швырнуть в нас сверкающее золотое копье. Краем глаза я успел рассмотреть лишь обрамленный пламенем зазубренный наконечник, прежде чем гигантская искра врезалась где-то недалеко над крышей в сплетения эстакады. Светящиеся брызги шариками разлетелись вдоль окон, мучительная дрожь прошла по корпусу, стекая под киль.
- Тьфу, пропасть! - ругнулся капитан, запрокидывая голову к стыку потолка, силясь разглядеть нарушения. - Давно пора было молниеуловитель поставить, сколько энергии впустую тратится! Ехали бы сейчас и не маялись!
- Точно, - подтвердил я и вдруг непроизвольно сжался. Так случается перед взрывом, за ничтожную долю секунды, когда запредельное чувство внезапно толкает к прыжку, а подсознание улавливает негаданную опасность.
  Резкий неистовый скрежет стеганул по ушам, в мареве промчалась узкая тень и лобовое стекло разнесло вдребезги. Мы даже не успели понять, что случилось. Рудольфа, будто тараном, бросило через все помещение, оглушающий скрип повторился, словно по крыше проволокли подъемный кран. В сверкающей иззубренными краями дыре торчал кусок металлической реи, все остальное с лязгом проезжало по верху.
- Мачту перебило, эрайтова мать! - заорал выскочивший от механизмов Гриффильд. - Чего выпучились, распутывайтесь, надо ее отсюда вытолкать, пока она весь пульт не переломала! Эрик, займись кэпом! Норт, разворачивай мерзавку! Да тащи ты ее, тащи!
-Ее ж сложили... - недоуменно мяукнул ящер, приходя нам на помощь.
- Значит молния разбила замыкатели, гори оно синим пламенем!

  Корабль взлетал и плюхался, поворачивался вокруг оси, а мы, хрипя, упражнялись в гимнастике. Кусок мачты на крыше ездил с ужасающим визгом, судно завалилось набок, и ребристый железный брус, доламывая остатки стекла, придавил нас к стенке.
- Эта дрянь нас потопит, - процедил сквозь зубы Орлинг. - Она как маятник, заносит в крен.
- Почему ее не смывает? Не может же она держаться только в нашем окне...
- Зацепилась, значит, где-то в радарах.
- Радары уже тысячу раз все посбило! Застряла в страховочном стыке или на волосах крутится.
- На чем?!
Щедрый поток окатил нас сквозь дыру, отплевываясь мутной водой, Гриффильд выдохнул:
- Надо ее обрубить, пока буль-буль не вышло. Подбирайся, динозавр, ты самый ловкий. Файзер внизу возьмешь.
  Орлинг тоненько засвиристел, прижимая колючки и отчаянно косясь на беспредел воды и ветра. Пока он мялся, я вывернулся из-под бруса и устремился к выходу. Нашелся, слава Сфинксу, повод не прятаться в тесной каморке.
- Ты куда, Норт?!
- У Орлинга, чего доброго, сил не хватит. Да и плавают ящеры неважно.
  Цапнув коробку плазменного резака, я крутанул тугой вентиль, попутно размещая в кармане спасательного жилета рацию. Чтобы открыть присосавшуюся дверь, пришлось упираться в косяк ботинком. Отошла, зараза, с трудом, и я протиснулся в щель, обдирая бока, крикнув спутникам задраиваться. Некоторое время стоял неподвижно, щурясь от брызг, привыкая к ревущему ветру.
Палуба блестела, отражая мокрым зеркалом извивы молний. Тут только я подумал, что грозовой дротик может повторить удавшийся маршрут, досекая мачту и меня заодно, и с подобными мыслями, срываясь, полез на крышу рубки.
  Гигантский стальной стержень проносился в коричневом небе подобно гильотине, свистя и лязгая, проскребывал по крыше, на которой и вправду не сохранилось ни одного радара, и выезжал с противоположной стороны. Так повторялось раз за разом, и когда корабль падал набок, чиркая по воде оборванными тросами снастей, безумная стрела над головой моталась на 180 градусов от края до края.
  Я сконцентрировался на задании, деспотично изгнав постороннее, представляя нерушимую Кристаллическую Дорогу сквозь бурю. Главное - ни о чем не думать, ни о плохом, ни о хорошем, лишь действовать подобно машине, выполняя работу и остерегаясь повреждений. Не смотреть вокруг, не вглядываться расширенными от ужаса глазами в пляску лютых валов за кормой, не отслеживать, цепенея, трассы змеящихся в небе разрядов. Есть только мокрая рифленая лестница, железная решетка да торчащее осколком кости основание проклятой мачты. Гриффильд был прав.
Подтягиваясь метр за метром к металлопластиковой второй секции, что хрустнула как раз посередине, я рассмотрел в искореженных, оплавленных слоях пучок сердцевинных блестящих нитей. Они-то и не давали перебитой мачте окончательно отвалиться.
  Требовалось как можно скорее отправить красотку в вечный покой. Но, к превеликой досаде, в лоб к ней было не подобраться. Эстакада капитанского мостика отсутствовала начисто, словно срезанная.
  И все же я рискнул пролезть по краю крыши, когда стрела ушла далеко вбок. Зажав файзер в зубах, цепляясь за обломки радаров, сумасшедшим рывком перевалился в мачтовое гнездо за секунду до того, как сметающий стержень пролетел снова. Теперь, исцарапанный, сидел в обнимку с первой секцией, ослепленный ливнем и каскадами молний.
  Разбитые в кровь руки дрожали, сердце бешено колотилось. Отдышавшись, я включил резак и в несколько ударов перерубил зловредный пучок. Исполнил!
Искалеченная мачта с прощальным громыханием перекатилась по крыше, сорвалась, хряснулась о бортовой поручень, мелькнув распушенными канатами, и почти вертикально ушла в воду.
Корабль моментально выправился, обрел относительную устойчивость, а я, эйфорически подхихикивая, остался восседать на бывшем мостике.
  Глухой рокот сотряс корпус, затарахтел мотор. Корабль деловито развернулся носом к подступающей волне, и я заметил, что мы вступили в зону относительной затишки. Возрадовавшись себе и миру, уверовав в спасение, ткнул в рацию, прикрывая болезную от дождя. Правда, хляби небесные потихоньку опустошались, извергаясь уже не так беспробудно.
  Короткая жирная молния, плюясь, врезалась меж скульптурными валами, а спустя секунду еще две с треском скрестились чуть далее. И тут я увидел его. Может быть мне померещилось... Громадный, чернильно-черный треугольник, будто храм, высветился в поредевшей мороси. Великая Пирамида Сейта возникла мгновенным росчерком на фоне лилового горизонта. Секунд пять я оторопело таращился в то место, где явилось видение, но потом очнулся и дико заорал в передатчик:
- Врубайте поля, парни! Тэгрин по правому борту!

           Т Э Г Р И Н !
 Известие вспыхнуло в сознании слепящими белыми буквами. Я подскочил в своем укрытии, жадно вглядываясь во мрак. Но клубящаяся смурь опять сомкнулась, заслонив мираж, и резкий толчок сбил с ног. Обдирая ладони, я свалился грудью на остатки снастей, но в падении видел, как прикрыл нос корабля угол мерцающего силового экрана.
  Мы шли, огражденные высокими прозрачными стенами, в равной степени гибкими и прочными, чтобы держать падающие на катер волны. Но самое сложное оставалось еще впереди. Рация пискнула, и зазвучал взволнованный голос Гриффильда:
- Норт, ты видишь эту проклятую скалу?
- Пока нет, но...
- Сейчас включу прожектор, будешь меня направлять.
До перегруженного рассудка не сразу дошел смысл жутких слов.
- Как так "направлять"?! - вскричал я, холодея. - Здесь же полный хаос!
- Придется, братишка. Рудольф без сознания, я у штурвала. Энергии не более чем на десять минут!
Не успеем найти чертову расщелину, нас размажет о камни!
Я испуганно уставился в туман, а Гриффильд продолжал:
- Я сворачиваю на северную сторону, но из-за блоков мне почти ничего не видно. Принимай Орлинга с запасным радаром, воткни его куда-нибудь и следи за скалой! Второго шанса не будет.

  За край мокрой площадки ухватилась чешуйчатая лапа, я рывком втащил полностью
перевоплощенного Линга на крышу. Решетчатый крест вверенной ему аппаратуры он держал в зубах, старательно задирая голову, как собака, несущая нечто большое, пытаясь ни за что не зацепиться. Приняв ценную ношу, я растерянно осмотрелся, не обнаруживая подходящего места для ее установки.
  Нечто похожее на разъем виднелось на дне мачтового гнезда, но ограждение его экранировало. Думать же приходилось не более секунды. Я повесил рацию на шею и поднял радарный крест над головой, попутно крикнув изумленному Орлингу:
- Страхуй за пояс, а лучше пристегни меня к тому, что осталось от мачты.
- Сорвешься...
- Держи, я сказал! Кому-то из нас ее изображать придется.
  Он повиновался, а корабль меж тем швыряло из стороны в сторону. Силовые экраны
подламывали тяжелые валы, не давая им обрушиваться на палубу, но чувствовали мы себя немногим лучше чем в центрифуге. Все сливалось перед глазами в однородный тошнотворный круговорот серого и фиолетового, я расставил радарные опоры себе на плечи, и Орлинг соединил провода.
  Пронзительный ветер задувал в рубку, кружился меж креслами, приборами и фигурами застывших атлантов и вылетал обратно в разбитое окно. Гриффильд по прозвищу Гравитатор, каменно неподвижный, сосредоточенный до транса, смотрел в туман сквозь широкие очки. Он не видел ни беснующихся волн, ни сумасшедшей свистопляски урагана, лишь бесконечные ряды цифр и схем, безмолвно проносившиеся на мониторе. Невидимые лучи нащупывали во мраке Тэгрин, выделяя отдельные грани его гигантского контура, линию избитого, отороченного валунами подножия. Несмотря на все уверения Орлинга, якобы не один раз пересекавшего эти места, скала оказалась слишком огромной. Пока принц Нортгарт, скрипя зубами, держал на крыше аппаратуру, Гравитатор по картам высчитывал кратчайший маршрут до неразличимой во
тьме бухты.
  Я уже ни о чем не думал, просто стоял под молниями и колючим дождем, наблюдая как две стихии борются за нашу кровь. Гравитатор врубил оба прожектора, но они лишь смутно обрисовывали темную глыбу утеса, и если где-то здесь находился спасительный разлом, обнаружить его можно было только с помощью приборов.
  Ящер взвизгнул. Атмосферная стрела прошла, казалось, на расстоянии вытянутой руки, с шипением и треском вспарывая воду у борта. Гриффильд заложил крутой вираж и стенающего Орлинга с грохотом смело с крыши, а я удержался лишь на ремнях.
- Предупреждать надо, братишка.
- Рифы, - механически ответил он. Я улыбнулся.

- Мы обязаны выжить, Гриф. Мы сильнее. Мы пробились сюда, дошли до Тэгрина, где кто-нибудь другой двадцать раз был бы мертв! Веди, Гриф, не сомневайся - Хрусталь Лабиринта вокруг нас, мы над материей! Линия наша рассекает мрак, разрубает преграды лазерным мечом. Веди, Гриф, Сфинкс с нами, алмазные крылья простерты над кораблем!
  Я чувствовал, что там, внизу, все они затаив дыхание слушают экзальтированную мою речь, внимают каждому слову, и, забывая удивляться, естественно вступал в роль жреца, молясь горячо и истово, жалея лишь, что не могу опуститься на колени, скрестив церемониально руки. Порыв высшего вдохновения снизошел на меня в смурную и страшную ту ночь, когда все мы были на волосок от гибели, но продолжали бороться, обращая взор к сверкающей в разрывах туч звезде.
Эту звезду соплеменники твои, человек III Плоскости, назовут Сириусом, продолжая в силу оставленной нами традиции бросать к ней воззвания.

   Вы, читающие слова мои, давно утерявшие смысл обрядов, вглядитесь в ночное небо, отыщите там льдисто-голубую искру, и во многих из вас заговорит голос крови. И вы ощутите, пусть мимолетно и подсознательно, послание свыше.
То, что чувствовал я в Пятерке, глядя на озарившую путь Звезду веры, долга и любви. Такую родную и страшно далекую - ардийский  Хэллуин, земной Сириус, НАШ ДАННЕР.
  Я стоял у основания мачты, взирая на расчистившуюся вдруг небесную дорожку, и передо мной являлось лицо Ифриты, печальное и невыразимо прекрасное, божественный лик той, которой поклялся вернуться. За тысячи миль ветра и шторма, в ночном Райгарессе она молилась за меня, стоя у распахнутого окна своей башни, тревожно вглядываясь в непроглядную мглу. Медальон ожог грудь, несколько секунд мы смотрели друг на друга, затем выглянула мокрая, глянцевая стена Тэгрина в лучах прожекторов.
  На плечо Гриффильду, пошедшему на второй заход, легла уверенная крепкая рука и удивленно обернувшийся принц увидел Рудольфа. Седую голову капитана обматывала белая повязка, тоненькая струйка крови стекала от виска, но бледное лицо было сурово и непреклонно.
- Позвольте, ваше высочество, я должен сделать это сам.
  Повинуясь, словно под гипнозом, Гравитатор отступил, и опытный морской волк занял свое место. Лишь изредка сверяясь с приборами, четко переключая рычаги, Рудольф пошел на сближение с каменной громадой, словно та была приветливым Шамбарским портом.
  Щелкали секунды, и вместе с энергией батареи уходили его силы - на прорыв, безопасный вход в расщелину, на надрывный вой перегруженного двигателя и поддержание теряющих мощность силовых полей. За наборным функциональным обручем, наушниками, непроницаемыми очками не было заметно, как проступает на бинтах алый рисунок, лишь квадратный подбородок капитана оттенила меловая белизна, подстать перевязке.
  Мелькнула в тумане брызг исполинская арка, словно ворота к спасению, и мгновение спустя мы проскочили в нее и далее вперед, меж стен, в тишину и мрак. Корабль швырнуло в последний раз на повороте, и по связи долетел хриплый голос Рудольфа:

- Мы сделали это, парни! Наперекор бешенству проклятого Арлианта, с которым я боролся более полувека каждый рейд, каждый шторм, но никогда еще не схлестывался вот так, в лобовую. Чего никогда не мог пробить для себя, сделал, спасая моих принцев. Да прославится всемогущий Сфинкс, что осветит меня на Хрустальном Перекрестке! Мы победили!
  Капитан говорил торжественно и звучно, куда девался привычный сиплый лай, а угасающие блоки мерцали в такт его речи. Все мы предписали постшоковой эйфории неожиданное выступление молчаливого обычно волка, ибо самих охватывали подобные чувства.

- Мы победили, братья. Теперь я знаю и хочу чтобы вы поняли: Сейтская воля способна сломить любую силу в Арде, если мы выполняем свой долг. Нет повелителя кроме Сфинкса и Сейт - земное Его воплощение. Нет дороги кроме Линии, нет лестницы кроме Долга. Мы сильнее этого мира, как Сфинкс, Властитель Бытия, сильнее Эрайта. Да хранит вас власть Алмазного, братья!... - он перечислил нас по именам и титулам, и от странности подобного обращения меня охватила смутная тревога. Лишь когда я услышал его последние слова, то понял, слишком поздно понял, что происходит.
- До встречи... на Даннере. Да воссияет Вихрь в центре миров!
  Капитан Рудольф Нойман оборвал речь так же внезапно, как отключилось питание, исчезли блоки, и корабль обступила чернота. Лишь отдаленный рокот волн да плеск воды за кормою нарушали возникшую вдруг тишину. Неожиданную и заставившую растеряться.
  Тут только я почувствовал, что все тело затекло, и что все еще держу над головой чертов локатор. Кривясь от тянущей боли в мышцах как можно медленнее поставил его на крышу и негнущимися пальцами расстегнул страховочный ремень.
- Норт, ты в порядке? - донеслось откуда-то снизу в ответ на усердную возню. - Похоже, мы находимся в пещере.
- Чиркните спичку, я не вижу, где вы, - попросил я, присев на скользком металле и не рискуя шевелиться. Раздался короткий щелчок, и маленький язычок пламени выхватил похудевшее лицо Эрика, разорванную его рубашку и гнутые поручни за спиной. В неверном свете я кое-как скатился на палубу.
  Они, четверо, стояли у входа в рубку с выражением, не требующим комментариев.
- Кто-то очень не хочет пускать тебя на Материк, Норт, - мрачно проговорил Гриффильд на мой безмолвный вопрос. - Проклятая мачта ударила слишком сильно. Капитан Нойман стоит на Хрустальном Перекрестке.
- Рэй! - подтвердил я тихо. - Не стоило пускать его за штурвал.
- Он сам так захотел. При всем умении Цейверга без аппаратуры мы не сумели бы его вытащить. Даже если вызвать подмогу, до Атлантиды... Вряд ли бы ему понравилось умереть на пути к операционному столу.
- Капитан Рудольф Нойман погиб в бою, да воссияет его Линия! Он прошел Грань как истинный ситх и обрел бессмертие. - Спокойно отметил я, скрестив руки и поклонившись туда, где по моему мнению находилась Атлантида. - Наши потомки или мы сами вновь встретим его в Огненном Легионе. А теперь пора позаботиться о стоящих по эту сторону. Цейверг займется перевязкой Орлинга, который, как я вижу, не слишком удачно свалился. Ты, Гриф, сделай как-нибудь освещение и примерно определи поломки. А я с Эриком поплыву на разведку.
……………………………………………………………………………………………………

- Хрустальный Хозяин, да прославится имя Твое, взгляни на воинов Твоих и прими брата Рудольфа Ноймана, ожидающего на Перекрестке воли Твоей. Он перешел Грань пробоем, с гордо поднятой головой, и Черный Пес не провожал его.
- Рэй!
- Хрустальный Хозяин, держащий Линии, подведи Дорогу верному служителю Твоему, поставь Тропу под ногу его, зажги над его головой ориентир. Призови к звездному храму капитана Рудольфа Ноймана, Стального Пса, непоколебимого воина веры, и даруй ему новую Дорогу, дай новое задание.
- Рэй!
- Мы провожаем тебя, Рудольф, мы говорим тебе: "До встречи!" До любого места, уготованного нам Сфинксом, до Огненного Легиона. Нет дороги кроме Линии, и мы всегда готовы последовать за тобой. Хрустальный Хозяин да распорядится нашими судьбами, как сочтет нужным, ибо Он всегда дарует победу. Да воссияет Вихрь в центре миров!
- Рэй! До встречи! - слитно откликнулись мои спутники. Я опустил факел.
Протертые смазкой поленья загорелись легко и жадно, пламя взметнулось зелено-рыжим и через мгновение полностью охватило последнее ложе капитана. Он так и ушел в огонь - в полной форме, со всеми регалиями, с гордо скрещенными на груди руками, - первая жертва безумной затеи во имя любви своего принца. А сколько их еще будет, исполняющих долг, закрывающих меня, на своих плечах выносящих из-под сверкающей косы... Или не только афера по поиску иссякшего проклятия, сгинувшего кинжала, а еще что-то неизмеримо более величественное и страшное стоит за этой поездкой, меняющей жизнь... Судьба? Линия? Миссия?

  Меня охватил неосознанный ужас и почти бегом, не в силах больше смотреть на костер, я покинул узкую скальную площадку. Влекомый безотчетным порывом, вскарабкался на зазубренную, тонкую кромку кратера, откуда открывался бурлящий океан, и, спустив ноги на внешний уклон, замер в неподвижности.


  Я сидел на верхнем, скошенном гребне Тэгрина, левее скала круто ниспадала к нашему разлому, справа взмывала под облака стремительным одиноким пиком. Эта узкая граненая стрела приходилась самой высокой точкой усопшего вулкана. Южные склоны его были значительно ниже. Небо понемногу расчищалось и на середине треугольного зуба я наконец разглядел упомянутую Рудольфом вихреграмму, выбитую много лет назад атлантскими исследователями.
Светоносное вещество, некогда заполнявшее рельеф, местами потеряло свои свойства, - символ просматривался призрачным фосфорическим пятном. Несущий его камень подозрительно походил на обелиск, а у массивного подножия металось пламя. Там резкими силуэтами виделись мои друзья, сверху, ни дать ни взять, жрецы на свершении одного из самых важных и торжественных ритуалов - проводов за Грань.
  Поразмыслив, я покинул насиженное место и, насколько сумел, пробрался к
импровизированному обелиску. Действовал скорее инстинктивно, чтобы хоть чем-то заняться, хотя надо признать, не лучшее это было развлечение - ползать ночью по осыпающимся склонам Тэгрина. Буквально лежа грудью на камнях, я карабкался осторожно и думал: друзья альпинистских упражнений не одобрят.
  Напряжение в борьбе с проклятой стихией, внезапная смерть капитана, переключение сознания в моменты опасности - все это привело к выхлесту колоссального количества энергии. Критическому выбросу. Я подозревал, основываясь на предыдущем опыте, что завтра просплю часов двенадцать, но сейчас нерастраченная сила давила и перегружала каналы, что не привело бы ни к чему хорошему.
  Зная об опасной особенности Переключений, я с невольным наслаждением подтягивался на скальных уступах, ведь пока резерв не сбросится, вернуться к нормальному состоянию сознания не удастся. Еще рывок-другой, и оказался под самой Вихреграммой, до рельефа оставалось футов шесть. Здесь, хитро улыбнувшись, устроился на карнизе и размашисто вырезал файзером дату, имя и номер Рудольфа Ноймана. И, поразмыслив, добавил еще кое-что:

                СИТХИ,  ПОМНИТЕ:  МЫ СИЛЬНЕЕ  ЭТОГО МИРА!