Если наступит завтра

25, 26
Ежегодно в первую субботу июня граф де Матиньи устраивал благотворительный бал в пользу детских больниц Парижа. Билеты на великосветский раут стоили тысячу долларов, но сливки общества слетались сюда со всех концов света.

Замок Матиньи располагался на мысе Антиб – одном из живописнейших мест Франции. Тщательно ухоженные окрестности замка, построенного в пятнадцатом веке, были великолепны. Вечером, во время праздника, большой и малый бальные залы наполнялись разодетыми гостями, среди которых сновали слуги в ливреях и предлагали бесчисленные бокалы шампанского. Закуски на грузинских серебряных блюдах поражали воображение.

В белом кружевном платье, с высокой прической, скрепленной бриллиантовой диадемой, Трейси выглядела обворожительно. Она танцевала с хозяином, графом де Матиньи – маленьким аккуратным человечком с утонченными чертами бледного лица. «Его благотворительный бал в пользу детских больниц – это рэкет, – сообщил ей Гюнтер Хартог. – Десять процентов денег идут детям, а девяносто – ему в карман».

– Вы превосходно танцуете, герцогиня, – похвалил ее хозяин.

– Только благодаря партнеру, – улыбнулась Трейси.

– Как случилось, что мы до сих пор не были знакомы?

– Я жила в Южной Америке. Можно сказать – в джунглях.

– Ради чего?

– Муж владел несколькими шахтами в Бразилии.

– Вот как. Ваш супруг тоже здесь?

– Нет. К сожалению, ему пришлось остаться в Бразилии – дела.

– Ему не повезло. Зато повезло мне. – Рука графа крепче сжала ее талию. – Надеюсь, мы станем близкими друзьями.

– Я тоже, – проворковала Трейси.

Поверх плеча графа она внезапно заметила Джефа Стивенса. Он загорел и был до смешного прилизан. Джеф танцевал с красивой гибкой брюнеткой в платье из красной тафты. Джеф тоже заметил Трейси и улыбнулся.

«У проходимца есть все причины улыбаться», – мрачно подумала Трейси. На прошлой неделе она тщательно спланировала две кражи. Пробралась в первый дом, открыла сейф и обнаружила, что он пуст. Джеф Стивенс побывал там первым. Второй раз Трейси подходила к дому и в этот момент услышала шум отъезжающего автомобиля. В окне машины она успела разглядеть Джефа. Он снова обставил ее. Трейси негодовала. «И вот он здесь, у графа, где я затеяла дело».

Джеф с партнершей кружили рядом. Улыбаясь, он кивнул хозяину:

– Добрый вечер, граф.

– Добрый вечер, Джефри, – ответил граф де Матиньи. – Рад, что вы выбрались.

– Ни за что не пропустил бы такое событие. – Джеф показал глазами на дышащую сладострастием даму, которую держал в объятиях: – Это мисс Уоллас. Граф де Матиньи.

– Enchantе![78] – Граф повернулся к Трейси. – Познакомьтесь: это мисс Уоллас и Джефри Стивенс. Герцогиня де Лароза.

Джеф изогнул бровь.

– Простите, не расслышал фамилии.

– Де Лароза, – спокойно ответила Трейси.

– Де Лароза… Де Лароза… Очень знакомое имя. Ах да, я же знал вашего мужа. Он тоже здесь?

– Нет, он в Бразилии. – Трейси стиснула зубы.

– Жаль. Мы часто охотились вместе, пока с ним не произошел несчастный случай.

– Какой несчастный случай? – насторожился граф.

– Его ружье самопроизвольно выстрелило, и заряд угодил в пикантное место, – грустно объяснил Джеф и повернулся к Трейси. – Есть хоть какая-нибудь надежда на выздоровление?

– Уверена, что будет не хуже вас, мистер Стивенс, – спокойно отозвалась она.

– Отлично. Передавайте ему привет, когда увидите его, герцогиня.

Музыка оборвалась. Граф де Матиньи поклонился Трейси.

– Простите, дорогая. Меня призывают обязанности хозяина. – Он пожал ей руку. – Не забудьте, что вы сидите за моим столом.

Как только хозяин удалился, Джеф повернулся к своей спутнице.

– Ангел мой, я видел, ты положила в сумочку аспирин. Не принесешь ли мне таблетку? У меня жуткая головная боль.

– Бедняжка, – обожающе посмотрела на него мисс Уоллас. – Сейчас вернусь.

Трейси проследила за ней взглядом.

– Ты не боишься, что у тебя от нее разовьется диабет?

– Сладкая штучка, согласна? Ты-то как, герцогиня?

Трейси улыбнулась так, чтобы видели все окружающие.

– Не твое дело.

– Мое. Хочу дать тебе дружеский совет. Не пытайся ограбить этот замок.

– Почему? Решил опередить меня?

Джеф взял ее за руку и отвел в уединенный уголок к пианино, где черноглазый юноша душевно выколачивал из инструмента мелодии из американских кинофильмов. Здесь только Трейси слышала, что говорил Джеф.

– Честно говоря, я тоже кое-что здесь планировал, но это слишком опасно.

– В самом деле? – Разговор доставлял Трейси удовольствие. Наконец она получила возможность быть самой собой, а не играть роль. «У греков есть точное слово, – вспомнила она. – В их языке притворство и лицедейство – слова одного корня».

– Послушай, Трейси, – серьезно сказал Джеф, – даже не пытайся. Прежде всего ты не подойдешь к дому. На ночь на территории спускают сторожевых собак, которым ничего не стоит загрызть человека.

Трейси внимательно прислушивалась к нему. Джеф строил планы, как обчистить этот дом.

– Все окна и двери имеют датчики, а система охраны выведена непосредственно на полицейский участок. Даже если тебе удастся проникнуть внутрь, здесь все пронизано невидимыми инфракрасными лучами.

– Я это знаю, – сообщила Трейси.

– В таком случае тебе известно, что луч активирует сигнализацию не тогда, когда ты попадаешь в него, а когда выходишь из него. Он реагирует на изменение температуры. Поэтому нет ни малейшего шанса обмануть сигнализацию.

Вот этого Трейси не знала. Как Джеф это выяснил?

– Зачем ты мне говоришь все это?

Джеф улыбнулся, и Трейси решила, что никогда он не выглядел привлекательнее, чем сейчас.

– Я в самом деле не хочу, чтобы ты попалась, герцогиня. Мне кажется, мы с тобой могли бы стать большими друзьями.

– Ошибаешься! – вспыхнула Трейси, заметив, что к ним спешит спутница Джефа. – Вон твоя мисс Диабет. Наслаждайся ее обществом.

Уже уходя, она услышала, как мисс Уоллас прощебетала:

– Я принесла шампанского, малыш. Давай промочим вместе горлышки!

Обед был роскошным. К каждому блюду вымуштрованные слуги в белых перчатках подавали особое вино. Сначала ели традиционную спаржу под соусом из белых трюфелей, затем консоме с молодыми сморчками, потом седло барашка со свежими овощами из графских огородов. Затем последовал хрустящий салат из эндивия. На десерт приносили мороженое по вкусу каждого гостя и серебряные вазы, полные до краев пирожными. Далее последовали кофе и коньяк. Мужчинам преподнесли сигары, а женщинам – хрустальные флаконы со знаменитыми духами «Джой».

После обеда граф де Матиньи обратился к Трейси:

– Вы упомянули, что интересуетесь живописью. Хотите взглянуть на мою коллекцию?

– С удовольствием.

Картинная галерея оказалась настоящим домашним музеем, где были собраны старые итальянские мастера, французские импрессионисты и полотна Пикассо. Длинный зал завораживал чарующими формами и красками бессмертных художников. Здесь были работы Моне, Ренуара, Каналетто,[79] Гварди[80] и Тинторетто.[81] Великолепные картины Тьеполо,[82] Гверчино[83] и Тициана. И целая стена Сезанна.

Наслаждаясь красотой, Трейси долго всматривалась в полотна.

– Надеюсь, их хорошо охраняют? – спросила она.

Граф улыбнулся:

– Воры трижды пытались добраться до моих сокровищ. Одного загрызли собаки, второго искалечили, а третий отбывает пожизненный срок в тюрьме. Мой замок – неприступная крепость, герцогиня.

– Рада это слышать, граф.

Небо за окном расцвело яркими цветами.

– Начинается фейерверк, – объяснил хозяин. – Пойдемте, это вас позабавит. – Он взял мягкую руку Трейси своей сухой, как пергамент, и вывел из картинной галереи. – Утром я уезжаю на свою виллу на море и приглашаю самых близких друзей. Присоединяйтесь.

– Я бы с удовольствием, – с сожалением проговорила Трейси, – но муж беспокоится. Настаивает, чтобы я вернулась.

Фейерверк длился почти час, и Трейси воспользовалась суматохой, чтобы осмотреть дом. Джеф оказался прав: шансы на успех кражи были минимальными. Но именно поэтому задача особенно манила ее. Трейси знала, что наверху, в спальне графа, хранились драгоценности на два миллиона долларов и несколько живописных шедевров, включая полотно Леонардо да Винчи.

«Этот замок – настоящая сокровищница и охраняется соответствующим образом, – сказал ей Гюнтер Хартог. – Не вздумайте дергаться, пока не разработаете безупречного плана».

«План разработан, – подумала Трейси. – А безупречен он или нет, увидим завтра».


Следующая ночь выдалась промозглой и облачной. Стены замка казались мрачными и грозными. Трейси стояла в тени деревьев и смотрела на возвышающееся перед ней здание. На ней был черный комбинезон, ботинки на резиновой подошве, черные лайковые перчатки и через плечо – сумка. Перед глазами невольно встала ограда женской тюрьмы, и она поежилась.

Трейси проехала на взятом напрокат фургончике вдоль задней стены поместья. По другую сторону забора раздался грозный, низкий рык, тут же сменившийся заливистым лаем, – собаки подпрыгивали, стараясь напасть на незнакомку. Трейси представила тяжелое, могучее тело добермана, его смертельно опасные клыки. Она тихонько позвала кого-то в машине.

– Давай.

Из фургона показался худощавый человечек среднего возраста. Он тоже был в черном комбинезоне и нес на спине рюкзак. Человек вывел из машины суку добермана. У нее была течка, и лай по другую сторону стены сразу оборвался и перешел в возбужденное повизгивание.

Трейси помогла поднять собаку на крышу фургона, который доходил почти до самого верха стены.

– Раз, два, три, – прошептала она, и они вместе столкнули суку за забор на территорию замка. Дважды раздался отрывистый лай, послышалось сопение, топот убегающих собачьих лап – и все стихло.

Трейси повернулась к сообщнику:

– Пошли.

Жан Луи кивнул. Это был вор, который большую часть жизни провел в тюрьме. Не слишком смышленый, он отлично управлялся с замками и знал толк в сигнализациях.

Трейси перебралась с крыши фургона на стену. Раскатала веревочную лестницу и укрепила на заборе. И оба злоумышленника спустились на поросшую травой лужайку. Замок выглядел совсем по-другому, чем накануне, когда был ярко освещен и гудел от смеха оживленных гостей. Теперь он казался темным и холодным. Жан Луи шел следом, пугливо косясь на доберманов.

Стены замка были увиты вековым плющом, тянувшимся до самой крыши. Трейси накануне мимоходом опробовала плети, и они выдержали ее вес. Она начала карабкаться наверх, озирая окрестности, – собаки не показывались. «Хоть бы они подольше занимались своими делами», – молила она.

Добравшись до крыши, Трейси подала знак сообщнику и ждала, когда он окажется рядом. В свете крохотного лучика фонаря стало видно надежно запертое изнутри слуховое окно. Трейси наблюдала, как Жан Луи достал из рюкзака небольшой стеклорез. Ему понадобилось меньше минуты, чтобы вынуть из рамы стекло. Но за ним обнаружилась проволочная паутина сигнализации.

– Справишься, Жан? – шепнула Трейси сообщнику.

– Je peux faire зa.[84] Нет проблем, – отозвался тот. Достал из рюкзака кусок проволоки длиной в фут с зажимами-крокодилами с каждого конца. Действуя осторожно, нашел начало сигнального корда, зачистил и при помощи проволоки с зажимами соединил с концом. Затем достал пассатижи и аккуратно отрезал корд. – Voilа. Fini.[85]

«Ошибаешься, – подумала Трейси. – Все только начинается».

Они воспользовались второй веревочной лестницей, чтобы проникнуть внутрь замка через слуховое окно. Пока все шло хорошо. Они благополучно попали на чердак. Но когда Трейси подумала, что им предстояло дальше, ее сердце екнуло.

Она достала две пары очков с красными светофильтрами и одну подала Жану:

– Надевай.

Трейси нашла способ отвлечь доберманов, но инфракрасная сигнализация – задача посерьезнее. Джеф был прав: дом во всех направлениях пронизывали невидимые невооруженным глазом лучи. Трейси несколько раз глубоко вздохнула. «Сконцентрируй энергию, ци своего тела. Расслабься. – Она заставила мозг работать с кристальной ясностью. – Когда человек двигается в луче, ничего не происходит. Но стоит ему покинуть луч, датчик засекает изменение температуры и срабатывает сигнализация. Она включается до того, как вор добирается до сейфа, и не оставляет времени что-либо предпринять до приезда полиции».

В этом-то и заключается слабость системы, решила Трейси. Следовало придумать, как поступить, чтобы сигнализация сработала только после того, как будет открыт сейф. В шесть тридцать утра она нашла решение и ощутила, как в ней нарастает знакомое чувство возбуждения.

Надела очки с красными фильтрами, и все вокруг окрасилось безумным багровым заревом. Без них инфракрасный свет был бы не виден. Выход с чердака пересекал луч.

– Ползи под ним, – сказала она Жану. – Осторожно.

Они оказались в коридоре, который вел в хозяйскую спальню. Трейси включила фонарик и показывала путь. Через инфракрасные очки она увидела второй луч – низко над порогом комнаты. Трейси осторожно перепрыгнула его. Жан последовал ее примеру.

Трейси обвела лучом фонаря стены – повсюду висели потрясающие, вызывающие благоговение полотна.

«Обещай добыть мне Леонардо, – просил Гюнтер. – И конечно, драгоценности».

Трейси сняла со стены картину, перевернула, положила на пол, аккуратно извлекла из рамы, скатала холст и спрятала в сумку. Осталось забраться в сейф, который стоял за шторой в алькове в дальнем конце спальни.

Трейси отодвинула штору. Четыре инфракрасных луча пересекали альков с пола до потолка, перекрещиваясь друг с другом. Нельзя было подобраться к сейфу и при этом не задеть луча.

– Bon Dieu de merde![86] – Жан с отвращением уставился на них. – Нам через них не пройти. Слишком низко – не подлезешь; слишком высоко – не перепрыгнешь.

– Делай то, что я тебе скажу. – Трейси обхватила рукой его поясницу. – Идем вместе. Начинаем с левой ноги.

Они сделали шаг по направлению к лучам, затем второй.

– Мы что, попремся прямо на них? – задохнулся от испуга Жан.

– Вот именно.

Они оказались в самой середине лучей, где те сходились друг с другом. Трейси замерла.

– А теперь внимательно слушай. Иди к сейфу.

– А как же лучи?

– О них не тревожься, все будет в порядке. – Она отчаянно хотела, чтобы так оно и случилось.

Жан Луи нерешительно вышел из лучей. Было по-прежнему тихо. Он оглянулся и посмотрел на Трейси расширившимися от ужаса глазами. Она стояла в перекрестье лучей, и тепло ее тела не позволяло датчику включить сигнализацию. Жан Луи поспешил к сейфу, а Трейси неподвижно застыла, понимая: стоит ей шелохнуться – и тут же завоет сирена.

Краем глаза она видела, как Жан Луи достал из рюкзака какой-то инструмент и начал колдовать с наборным замком сейфа. Трейси не шевелилась, только медленно глубоко дышала. Время остановилось. Жан Луи, казалось, никогда не кончит возиться. Заболела правая икра, потом стало сводить всю ногу. Трейси сжала зубы. Она не решалась двинуться.

– Долго еще?

– Десять – пятнадцать минут.

Трейси казалось, что она стоит здесь всю жизнь. Левую ногу свело судорогой. Она чуть не закричала от боли. Но в это время раздался щелчок – сейф открылся.

– Magnifique! C’est la banque![87] Ты хочешь все? – спросил ее Жан Луи.

– Бумаги не трогай. Только драгоценности. А вся наличность твоя.

– Merci.

Трейси слышала, как Жан Луи копошился в сейфе, и через несколько секунд он уже шел к ней.

– Formidable![88] Но как мы отсюда выберемся, не поломав луча?

– Мы пойдем по нему.

– Что? – уставился на нее сообщник.

– Становись передо мной.

– Но…

– Делай, что тебе говорят.

Жан Луи в панике шагнул в луч. Трейси затаила дыхание, но ничего не произошло.

– Ну вот, теперь мы очень медленно начнем продвигаться к выходу из комнаты.

– А потом? – Глаза сообщника казались за очками огромными.

– Потом бросимся наутек.

Дюйм за дюймом они двигались по лучу к шторе, туда, где он начинался. Когда все расстояние было пройдено, Трейси глубоко вздохнула.

– Теперь так: как только я скажу «давай», будем убегать тем самым путем, которым пришли сюда. – Она чувствовала, как дрожит щуплое тело француза. – Давай!

Трейси выскочила из луча и бросилась к двери. Жан Луи последовал за ней. В ту же секунду сработала сигнализация – ее рев оглушал, раскалывал голову. Трейси проскользнула на чердак и по веревочной лестнице поднялась на крышу. Сообщник не отставал. Они спустились по плющу на землю, добежали до забора и по второй веревочной лестнице поднялись на стену. Через секунду они были на крыше фургона и спрыгнули вниз. Трейси забралась на водительское сиденье, сообщник устроился рядом.

Когда фургон выворачивал на дорогу, Трейси заметила стоящий под деревьями темный седан. На мгновение фары фургона осветили салон машины. За рулем сидел Джеф, а на пассажирском сиденье – большой доберман. Трейси улыбнулась и, когда они мчались мимо, послала ему воздушный поцелуй.

Вдалеке раздался вой полицейской сирены.

26
Расположенный на юго-западном побережье Франции Биарриц потерял былой лоск конца столетия. Некогда знаменитое казино «Бельвю» нуждалось в ремонте и закрылось, а казино «Мунисипаль» на улице Мазарган совсем обветшало и приютило крохотные магазинчики и танцевальную школу. Старые виллы казались теперь жалкими подделками.

Тем не менее в разгар сезона с июля по сентябрь в Биарриц слетаются богатые и титулованные европейцы – играют, наслаждаются солнцем и предаются воспоминаниям. Те, у кого нет своих шато, останавливаются в отеле «Палас» на Первой Императрис. Бывшая летняя резиденция Наполеона III, отель «Палас», расположен на выступающем в Атлантику мысе в живописнейшем естественном окружении: с одной стороны маяк среди зазубренных скал, которые, словно доисторические чудовища, выступают из воды, с другой – идущий по пляжу променад.

Днем, в конце августа, в вестибюль отеля вошла французская баронесса Маргерит де Шантильи, элегантная молодая дама с копной блестящих светло-пепельных волос, в зеленом с белым шелковом платье от Живанши, которое так подчеркивало ее фигуру, что женщины завистливо оборачивались, а мужчины разевали рты.

Баронесса подошла к консьержу.

– Ma clе, s’il vous plaоt.[89] – У нее оказалось очаровательное французское произношение.

– Разумеется, баронесса. – Консьерж подал Трейси ключ и несколько телефонных сообщений.

Когда она шла к лифту, какой-то помятый мужчина в очках резко повернулся от витрины, где были выставлены шарфы от Гермеса, и, столкнувшись с Трейси, выбил у нее из рук сумочку.

– Господи, – воскликнул он, – ради Бога простите! – Мужчина поднял сумочку и подал Трейси. Человек говорил со среднеевропейским акцентом.

Баронесса Маргерит де Шантильи величественно кивнула и пошла дальше.

Лифтер поднял ее на третий этаж и выпустил из кабины. Трейси попросила номер 312 – она считала, что выбор комнаты не менее важен, чем самого отеля. На Капри у нее было 522-е бунгало в «Куисисане», на Майорке номер «Королевский» в «Сон Вида», из которого открывался вид на горы и бухту. В Нью-Йорке высотный 417-й номер в отеле «Хелмсли палас». В Амстердаме – 325-й в «Амстеле», где жильца убаюкивали плещущиеся о берег воды канала.

312-й номер отеля «Палас» славился прекрасным видом на океан и на город. Из любого окна Трейси могла наблюдать, как волны разбивались о вечные скалы, которые сверху казались тонущими в пучине людьми. Прямо под окном был неправильной формы бассейн – его голубая гладь контрастировала с серой поверхностью океана. Зонтики на террасе защищали гостей от летнего солнца. Белая с голубым шелковая обивка стен, мраморные подоконники, ковры и шторы цвета увядших роз украшали 312-й номер. Дерево дверей и ставен покрывала легкая патина времени.

Закрыв дверь на замок, Трейси сняла плотно облегающий голову светлый парик и начала массировать кожу. Роль баронессы удавалась ей лучше других. «Дебретт» и «Готтский альманах» оказались для Трейси бесценными изданиями – в этих книгах были перечислены сотни титулованных особ, выбирай любую: леди, герцогини, принцессы, баронессы и графини из десятков стран. И не только фамилии – здесь приводились истории семей, уходящих корнями в далекое прошлое, с именами отцов, матерей и детей, с названиями школ и адресами резиденций знатных людей. Ничего не стоило выбрать знатный род и разыграть дальнюю племянницу, причем богатую дальнюю племянницу. Родовитость и деньги неизменно производили впечатление.

Трейси вспомнила незнакомца, который столкнулся с ней в вестибюле отеля, и улыбнулась. Началось.


В восемь вечера баронесса Маргерит де Шантильи сидела в гостиничном баре, когда к ее столику подошел мужчина, который утром налетел на нее.

– Прошу прощения, – застенчиво начал он. – Я хочу еще раз извиниться за свою непростительную неловкость.

– Все в порядке. Случается, – милостиво улыбнулась Трейси.

– Вы очень добры… – Незнакомец колебался. – Я испытал бы большое облегчение, если бы вы позволили заказать вам напиток.

– Oui.[90] Если вам угодно.

Мужчина опустился на стул напротив.

– Позвольте представиться – профессор Адольф Цукерман.

– Маргерит де Шантильи.

Цукерман подал знак официанту.

– Что будете пить?

– Шампанское. Но может быть…

Он протестующе поднял руку:

– Не беспокойтесь, я осилю. Если хотите знать, я на пороге того, чтобы осилить в этом мире все, что угодно.

– Вот как? – улыбнулась Трейси. – Вам повезло.

– Да. – Он заказал бутылку «Буланже» и снова повернулся к ней. – Со мной произошла удивительнейшая вещь. Не стоило бы обсуждать это с незнакомыми людьми, но это так волнует, что мне трудно держать все в себе. – Он наклонился к Трейси и понизил голос. – Сказать по правде, я обыкновенный школьный учитель. Или был таковым до недавнего времени. Преподавал историю. Приятное занятие, но не слишком увлекающее.

Трейси слушала с выражением вежливого интереса на лице.

– Точнее, было не слишком увлекающим до того, как несколько месяцев назад все началось.

– А что же произошло несколько месяцев назад? – спросила Трейси.

– Я готовился к уроку – собирал по кусочкам сведения об испанской «Непобедимой армаде» – хотел заинтересовать учеников. И вот в местном музее наткнулся на документ, завалявшийся среди других бумаг. В нем приведены подробности секретной миссии принца Филиппа 1588 года. Считалось, что один из кораблей, нагруженный слитками золота, затонул во время шторма и бесследно исчез.

– Считалось? – подняла на него глаза Трейси.

– Вот именно, считалось. Но согласно этому документу, капитан и команда нарочно затопили корабль в уединенной бухте, рассчитывая вернуться и забрать сокровища, однако не сумели этого сделать, поскольку всех до одного перебили пираты. Документ сохранился только потому, что на борту корсарского судна не нашлось ни одного человека, умеющего читать и писать. Никто не понял значения этой бумаги. – Голос Цукермана задрожал от возбуждения. – И вот, – он оглянулся и, убедившись, что их не подслушивают, перешел на шепот, – документ у меня, а в нем подробные указания, как отыскать сокровище.

– Весьма удачное открытие! – с восхищением воскликнула Трейси.

– По современному курсу там золотых слитков примерно на пятьдесят миллионов долларов. Остается только поднять их.

– И что же вас останавливает?

Цукерман удивился.

– Деньги. Чтобы поднять сокровище, нужно снарядить экспедицию.

– Понимаю. И во что это обойдется?

– В сто тысяч долларов. Признаться, я совершил величайшую глупость: снял со счета двадцать тысяч долларов, все свои сбережения, и приехал в Биарриц, решив попытать судьбу – сыграть, надеясь таким образом получить недостающую сумму. И… – Его голос дрогнул.

– И проиграли?

Цукерман кивнул. Трейси заметила, как у него под очками блеснули слезы.

Принесли шампанское; официант откупорил бутылку и разлил по бокалам золотистый напиток.

– Удачи! – пожелала Цукерману Трейси.

– Спасибо.

Они пригубили напиток и немного посидели молча.

– Простите, что утомляю вас такими вещами, – продолжал профессор. – Мне не стоило рассказывать обворожительной даме о своих неприятностях.

– Напротив, мне очень интересно, – заверила его Трейси. – Вы уверены, что золото именно там?

– Никаких сомнений. У меня подлинник судового журнала и карта, начертанная рукой самого капитана.

Трейси задумчиво посмотрела на сидящего перед ней человека.

– Но вам необходимо сто тысяч долларов?

Он грустно усмехнулся:

– Не так много за сокровище в пятьдесят миллионов.

– C’est possible,[91] – начала Трейси.

– Что?

– Вы не задумывались о том, чтобы взять себе компаньона?

Цукерман с недоумением посмотрел на нее:

– Компаньона? Нет. Я планировал все сделать сам. Но теперь, после того как потерял все свои деньги… – Его голос опять дрогнул.

– Профессор, а что, если я дам вам эти сто тысяч долларов?

– Категорически нет, баронесса. – Он замотал головой. – Вы можете потерять деньги.

– Но вы же уверены, что золото там.

– В этом я не сомневаюсь. Но мало ли что случится. Я не могу ничего гарантировать.

– В нашей жизни вообще почти ничего нельзя гарантировать. Ваша задача trеs intеressant.[92] Как знать, если я помогу вам решить ее, все может обернуться к обоюдной выгоде.

– Нет! Я никогда не прощу себе, если из-за случайности, хотя бы и маловероятной, вы лишитесь ваших денег.

– Переживу, – успокоила его Трейси. – Зато в случае удачи получу хорошую прибыль со своих капиталовложений, n’est-ce pas?[93]

– Конечно, можно посмотреть на дело и с этой стороны. – Цукерман обдумывал ее предложение, и его явно разрывали сомнения. – Хорошо, если вы так хотите, – наконец согласился он. – Прибыль партнеры делят пополам.

– D’accord. Согласна, – улыбнулась Трейси.

– Кроме затрат, – быстро добавил он.

– Разумеется, – кивнула Трейси. – Когда начнем?

– Немедленно, – оживился профессор. – Я уже присмотрел судно. Команда из четырех человек, на корабле установлена современная драга. Вот только придется отчислять им небольшой процент от всего, что нам удастся поднять.

– Bien sыr.[94]

– Надо начинать как можно скорее. Иначе мы потеряем судно.

– Я могу получить для вас деньги через пять дней.

– Замечательно! – воскликнул Цукерман. – Я успею сделать кое-какие приготовления. Какой удачный случай свел нас! Согласны?

– Oui. Sans doute.[95]

– За наше приключение! – поднял бокал профессор.

– За удачу! Я не сомневаюсь в ней! – подхватила Трейси.

Они чокнулись. Трейси подняла глаза и похолодела. В дальнем углу она заметила Джефа Стивенса; он смотрел на нее и улыбался. Рядом с ним сидела сверкающая драгоценностями очаровательная дама.

Трейси вспомнила, как в прошлый раз встретила его, когда он сидел в машине с идиотской собакой у стены замка де Матиньи, и тоже улыбнулась. «Один – ноль в мою пользу», – радостно подумала она.

– Извините, – проговорил Цукерман. – У меня много дел. Буду держать с вами связь. – И удалился, поцеловав любезно протянутую руку Трейси.


– Вижу, твой друг покинул тебя, и не понимаю почему. В образе блондинки ты выглядишь потрясающе.

Трейси подняла глаза: рядом со столиком стоял Джеф Стивенс. Он опустился на стул, который несколько минут назад занимал Адольф Цукерман.

– Поздравляю, – продолжал Джеф. – Ты отлично прокрутила дело де Матиньи. Очень чисто.

– В твоих устах это высшая похвала.

– Ты стоишь мне уйму денег, Трейси.

– Привыкай.

Джеф поиграл бокалом.

– Что хочет от тебя профессор Цукерман?

– О, так ты знаешь его?

– Можно сказать и так.

– Хотел… выпить со мной.

– И между делом рассказал о затонувшем сокровище?

Трейси насторожилась:

– Что тебе известно об этом?

– Неужели ты клюнула? – изумился Стивенс. – Это самая древняя в мире афера.

– Только не на этот раз.

– Ты хочешь сказать, что поверила ему?


– Я не имею права обсуждать это, но у него есть некое свидетельство.

Джеф недоверчиво покачал головой:

– Трейси, он просто пытается облапошить тебя. Сколько попросил у тебя Цукерман на подъем затонувшего корабля?

– Не имеет значения.

Стивенс пожал плечами:

– Хорошо. Только потом не жалуйся, что старина Джеф не предупредил тебя.

– Наверное, хочешь сам захапать это золото.

Джеф заломил руки в шутливом отчаянии.

– Почему ты всегда относишься ко мне с таким подозрением?

– Не трудно догадаться. Я не верю тебе. Кто твоя спутница? – Она тут же пожалела, что задала этот вопрос.

– Ты имеешь в виду Сюзанну? Приятельница.

– Богатая, разумеется?

Джеф лениво улыбнулся.

– Честно говоря, по-моему, у нее есть немного денег. Не хочешь с нами завтра пообедать? В бухте стоит ее 250-футовая яхта. И повар собирается приготовить…

– Спасибо. Всю жизнь мечтала питаться с вами. Что ты ей впариваешь?

– Это личное.

– Не сомневаюсь. – Реплика прозвучала грубее, чем хотела Трейси.

Она посмотрела на Джефа поверх оправы очков. Он был чертовски привлекателен – безукоризненно правильные черты лица, красивые серые глаза с длинными ресницами и сердце змеи. Очень умной змеи.

– Ты никогда не думал о том, чтобы заняться легальным бизнесом? – спросила Трейси. – У тебя, наверное, хорошо бы пошло.

– Что? – Джеф был потрясен. – И бросить все это? Ты, видимо, шутишь?

– Ты всегда был артистом-махинатором?

– Я был антрепренером.

– И как ты им стал, этим а… а… антрепренером?

– В четырнадцать лет сбежал из дома и после этого жил при луна-парке.

– В четырнадцать? – Трейси впервые заглянула за внешность хитроумного, обаятельного жулика.

– Мне повезло – я научился там уму-разуму. А когда началась война во Вьетнаме, попал в «зеленые береты» и продолжил образование. И основное, что я усвоил: та война была самой большой аферой. По сравнению с ней наши с тобой штучки – сплошное дилетантство. – Он резко сменил тему: – Ты любишь пелоту?[96]

– Если продаешь, спасибо, не надо.

– Это такая игра – разновидность джай-алай.[97] У меня есть два билета на вечер, а Сюзанна пойти не может. Хочешь?

Трейси, сама не зная почему, ответила «да».


Они поужинали в маленьком ресторане на площади, где пили местное вино и ели confit de canard а l’ail – жаренную в собственном соку утку с жареным картофелем и чесноком. Еда оказалась изумительной.

– Фирменное блюдо, – объяснил Трейси Джеф.

Они обсуждали политику, книги, путешествия, и Трейси догадалась, что ее спутник – очень знающий человек.

– Когда с четырнадцати лет ты сам по себе, все быстро схватываешь. Сначала усваиваешь, что движет тобой, а потом начинаешь понимать, что движет другими. Афера подобна джиу-джитсу. Только в борьбе, чтобы победить, используют силу противника, а в афере – его алчность. Совершаешь первый ход, а все остальное он доделывает за тебя.

Трейси улыбнулась. «Интересно, – подумала она, – сознает ли Джеф, насколько мы схожи?» Ей нравилось его общество, но она не сомневалась: подвернись возможность, и Джеф обведет ее вокруг пальца. С этим человеком следовало держаться настороже, что она и собиралась делать.


В пелоту играли на открытой арене размером с футбольное поле высоко в холмах Биаррица. Арену окружала высокая зеленая бетонная стена, в середине располагалась игровая площадка, с каждой стороны которой было по четыре яруса каменных скамей. В сумерках поле освещалось электрическими прожекторами. Когда Джеф и Трейси пришли, арена была битком набита болельщиками и команды начинали игру.

Игроки по очереди били в бетонные стены и ловили отлетающие мячи в сесты – прикрепленные ремнями к рукам продолговатые корзины-ловушки. Игра оказалась быстрой и опасной.

Когда один из игроков промахнулся, зрители вскрикнули.

– Они что, так это все серьезно воспринимают? – спросила Трейси.

– Здесь ставят большие деньги. Баски – азартная нация.

Зрители прибывали, и мест на скамьях становилось все меньше. В конце концов Трейси притиснули к Джефу. Но если он и ощущал ее тело, то никоим образом не показывал этого. Минуты бежали, а темп и накал игры возрастали, и крики болельщиков эхом раздавались в ночи.

– Это что, так опасно, как кажется? – спросила Трейси.

– Видишь ли, баронесса, этот мяч летит со скоростью почти сто миль в час. Если угодит в голову, человек – мертвец. Но игроки редко промахиваются. – Джеф рассеянно похлопал ее по руке, не сводя глаз с поля.

Игроки знали свое дело – двигались с большим изяществом и самообладанием. Но в середине матча один из них неожиданно направил мяч в стену под неверным углом и смертоносный снаряд полетел в сторону скамей, где сидели Трейси и Джеф. Зрители, ища спасения, попадали на землю. Джеф пригнул Трейси и закрыл собой. Они слышали, как мяч, просвистев над их головами, угодил в боковое ограждение. Трейси лежала и чувствовала на себе тяжесть мускулистого тела Джефа; его лицо оказалось совсем рядом с ее лицом.

Он еще немного помедлил, затем встал сам и поднял на ноги Трейси. Оба внезапно ощутили неловкость.

– Пожалуй… пожалуй, с меня довольно развлечений, – проговорила Трейси. – Хочу в гостиницу.

Они попрощались в вестибюле.

– Мне понравился сегодняшний вечер, – сказала она, и не солгала.

– Трейси, ты же не всерьез отнеслась к байке Цукермана о затонувшем сокровище?

– Именно всерьез.

Джеф пристально посмотрел на нее:

– Ты все еще подозреваешь, что я сам охочусь за этим золотом?

Трейси не отвела взгляда.

– А разве это не так?

Его лицо стало суровым.

– Желаю удачи.

– Спокойной ночи, Джеф.

Трейси смотрела ему вслед. Наверное, пошел к своей Сюзанне. Бедная женщина!

– Добрый вечер, баронесса, – приветствовал ее консьерж. – Вам сообщение.

Сообщение пришло от профессора Цукермана.


Адольф Цукерман попал в дурной переплет. Очень дурной. Он сидел в кабинете Армана Гранье, настолько напуганный происходящим, что обмочил штаны. Гранье владел нелегальным частным казино, располагавшимся в доме 123 на улице Фриа. Гранье было безразлично, закрылось казино «Мунисипаль» или нет, потому что его клуб всегда посещали богатые господа. В отличие от контролируемых государством заведений в казино Гранье ставки никто не ограничивал, и сюда являлись игроки высокого полета покрутить рулетку, сразиться в девятку или в кости. Среди клиентов Гранье были арабские принцы, английская знать, бизнесмены с Востока и главы африканских стран. По залу сновали скупо одетые девушки и принимали заказы на бесплатное шампанское и виски – Арман Гранье давно усвоил, что богатые больше, чем другие, любят получать все даром. Он мог позволить себе дарить спиртное – рулетка и карты с лихвой покрывали затраты.

В клубе всегда было много привлекательных молодых женщин, которые приходили с мужчинами в возрасте, но с деньгами. В конце концов они обращали внимание на самого Гранье, писаного красавца: правильные черты лица, глаза с поволокой, пухлые, чувственные губы. Но ростом всего пять футов четыре дюйма. И этот контраст красоты и небольшого роста притягивал женщин, словно магнит. Он относился к каждой с напускным восхищением.

– Вы неотразимы, chеrie,[98] но, к несчастью, я безумно влюблен в другую, – говорил Гранье и не лгал. Вот только эта другая была каждую неделю разная. Ведь Биарриц был неисчерпаемым источником женского очарования, и Арман давал каждой ненадолго прикоснуться к своей персоне.

Он имел надежные связи с преступным миром и полицией, что позволяло ему управлять казино. Гранье пробился от продавца наркоты на побегушках до правителя небольшого царства в Биаррице, а те, кто становился у него на пути, слишком поздно понимали, как опасен этот коротышка.

И вот теперь Гранье подвергал допросу Адольфа Цукермана.

– Расскажи мне подробнее о баронессе, которой ты вкручивал о затонувшем сокровище.

По его тону профессор понял, что сделал что-то не так, очень сильно не так. Цукерман сглотнул застрявший в горле ком и промямлил:

– Она вдова, муж оставил ей кучу денег, и баронесса готова расстаться с сотней тысяч. – Звук собственного голоса немного взбодрил Цукермана, и он продолжал: – Когда получим деньги, наврем, что спасательное судно потерпело аварию и нужно еще пятьдесят. Затем опять сто и так далее, как обычно. – Цукерман заметил, с каким презрением смотрит на него Арман Гранье.

– Что не так? В чем проблема, шеф?

– Проблема вот в чем, – отозвался ледяным тоном хозяин казино, – мне только что звонил один из моих ребят в Париже. Он подделал паспорт твоей баронессе. Ее зовут Трейси Уитни. Она американка.

У Цукермана внезапно пересохло во рту. Он облизнул губы.

– Но она в самом деле заинтересовалась.

– Вalle! Conntau![99] Она – аферистка. Ты пытался обмишурить мошенницу!

– Но с какой стати она согласилась? Почему не послала меня сразу подальше?

– Не знаю, профессор, – холодно ответил хозяин казино. – Но собираюсь выяснить. И когда выясню, отправлю даму на дно. Никому не позволено дурачить Армана Гранье. А теперь бери трубку и звони. Скажи ей, что твой приятель готов дать половину денег. И что он хочет встретиться с ней. Как думаешь, тебе удастся это провернуть?

– Конечно, шеф. Не беспокойтесь, – с готовностью закивал Цукерман.

– А я и не беспокоюсь. А если беспокоюсь, то только о тебе, профессор, – бросил Арман Гранье.


Арман Гранье не любил тайн. Уловка с затонувшим кораблем была придумана тысячу лет назад, но доверчивые жертвы до сих пор не переводились. Однако аферист никогда не клюнул бы на подобную приманку. И эта загадка тревожила Армана. Он собирался разгадать ее и, получив ответ, отправить проходимку к Бруно Висенте. Висенте любил поиграть с жертвами, прежде чем расправиться с ними.

Лимузин остановился перед отелем «Палас»; Арман Гранье вышел из машины и, оказавшись в вестибюле, направился к седовласому баску Жюлю Бержераку, который работал здесь с тринадцати лет.

– Где остановилась баронесса Маргерит де Шантильи?

В отеле действовало строгое правило: портье не разрешалось сообщать, где проживают гости. Но оно, разумеется, не относилось к Арману Гранье.

– Триста двенадцатый номер, месье Гранье.

– Merci.

– И еще триста одиннадцатый.

Арман остановился и обернулся:

– Что?

– Баронесса сняла еще и соседний номер.

– Да? И кто в нем живет?

– Никто.

– Ты уверен?

– Да, месье. Она держит его на запоре. Даже горничным не позволяет входить туда.

Гранье недоуменно наморщил лоб.

– У тебя есть запасной ключ?

– Конечно. – Консьерж без колебаний достал из-под конторки запасной ключ и протянул хозяину казино. И смотрел ему в спину, пока тот шел к лифту. Жюль прекрасно понимал, что с такими людьми не спорят.

Подойдя к номеру баронессы, Арман Гранье заметил, что дверь приоткрыта. Переступив порог, он оказался в гостиной. Там никого не было.

– Эй, тут есть кто-нибудь?

– Я в ванной, – пропел женский голос из соседней комнаты. – Скоро выйду. Пока налейте себе выпить.

Гранье обошел номер. Все здесь было ему знакомо – он годами поселял в эту гостиницу друзей и подруг. Заглянул в спальню. На туалетном столике были небрежно разбросаны дорогие украшения.

– Еще минутку, – снова послышался голос из ванной.

– Не спешите, баронесса.

«Ханыга, а не баронесса, – сердито подумал он. – Ну, погоди, дорогуша, что бы ты там ни замышляла, тебе же и выйдет боком». Гранье подошел к двери, ведущей в соседний номер. Она оказалась заперта. Он достал запасной ключ и открыл дверь. В номере пахло затхлостью, чувствовалось, что здесь давно никто не бывал. Консьерж сообщил, что в нем никто не жил. Тогда зачем он ей? Взгляд Гранье приковало нечто необычное: в розетку был воткнут толстый черный электрический провод; он змеился по полу и скрывался в гардеробной. Дверь была приоткрыта ровно настолько, чтобы пропустить шнур. Заинтересовавшись, Гранье толкнул створку и вошел. Во всю длину гардеробной были натянуты веревки, и на них, прикрепленные бельевыми прищепками, сушились стодолларовые купюры. На столике для пишущей машинки стоял накрытый тканью непонятный предмет. Гранье откинул ткань и увидел небольшой печатный станок с еще сырой стодолларовой банкнотой. Рядом со станком лежали листки бумаги, совпадающие по размеру с американскими деньгами, и стоял резак. Несколько неправильно обрезанных стодолларовых купюр были скомканы и брошены на пол.

– Что вы здесь делаете? – раздался за спиной Гранье сердитый голос.

Он вздрогнул и обернулся. В комнате стояла Трейси Уитни. Она только что вышла из ванной с полотенцем на еще мокрых волосах.

– Фальшивомонетчица! – прошипел Гранье. – Так этими бумажками ты собиралась с нами расплачиваться? – Он следил за выражением ее лица. Вызов, злость и, наконец, признание своего поражения сменяли друг друга.

– Ну хорошо, – сказала Трейси. – Вы правы. Но это не имеет никакого значения. Их невозможно отличить от настоящих.

– Обман! – Гранье был доволен, что так быстро вывел аферистку на чистую воду.

– Эти купюры надежнее золота.

– Да неужели? – презрительно отозвался Гранье и снял одну из бумажек с веревки. Повертел в руках, поднес к глазам, посмотрел пристальнее. Работа была безукоризненной. – Кто наштамповал зелень?

– Какая разница? К пятнице все сто тысяч будут готовы.

Гранье озадаченно поднял глаза. И вдруг, сообразив, что на уме у стоявшей перед ним женщины, расхохотался:

– Да ты, оказывается, дура. Никакого сокровища нет.

– Что значит – нет? – возмутилась Трейси. – Профессор Цукерман говорил мне…

– И ты поверила? Стыдно, баронесса. – Он потряс перед ее носом банкнотой. – Доллары я забираю с собой.

– Сколько угодно, – пожала плечами Трейси. – Это всего лишь бумага.

Гранье сгреб полную горсть сырых купюр.

– Почему ты так уверена, что сюда не войдет горничная?

– Я им хорошо плачу, чтобы они не совали нос. А когда ухожу, запираю гардеробную.

«Хитра, – подумал Гранье. – Но это не спасет ее».

– Не уходите из отеля, – распорядился он. – Я хочу, чтобы вы потолковали с одним моим приятелем.

Первой мыслью Гранье было немедленно передать аферистку в руки Бруно Висенте, но инстинкт удержал его. Он снова присмотрелся к поддельным банкнотам. Через его руки прошло множество фальшивых денег, но такой прекрасной работы Гранье не видывал. Кто бы ни нарисовал эту зелень, он знал толк в деле. Бумага не отличалась от настоящей, печать была четкой и ясной. Цвета яркими, краска не расплывалась – даже на мокром листе портрет Бенджамина Франклина выглядел великолепно. Эта стерва права: то, что он держал в руке, трудно отличить от настоящих денег. «Интересно, – подумал Гранье, – сойдут они за настоящие купюры?» Эта мысль очень заинтересовала его.

И он решил повременить с Бруно Висенте.

На следующий день спозаранку Гранье послал за Адольфом Цукерманом и вручил ему одну из поддельных стодолларовых бумажек.

– Слетай в банк и поменяй на франки.

– Сию минуту, шеф.

Гранье смотрел ему вслед. Пусть это станет наказанием Цукерману за глупость. Даже если его арестуют, он никогда не признается, откуда взял фальшивые деньги. Не признается, если хочет жить. А если сумеет поменять купюру на франки… что ж, тогда посмотрим…

Через пятнадцать минут Цукерман вернулся в кабинет и положил на стол обмененные на доллары франки.

– Прикажете что-нибудь еще, шеф?

Гранье уставился на французские деньги.

– Поменял без проблем?

– Конечно. Какие могут быть проблемы?

– Тогда вернись в тот же банк и скажи следующее…


Адольф Цукерман вошел в вестибюль Французского банка и направился к конторке, где сидел менеджер. На этот раз он знал, какая опасность подстерегает его. Но он смирился бы с чем угодно, только не с гневом Гранье.

– Чем могу служить? – спросил менеджер.

– Видите ли, – начал Цукерман, стараясь всеми силами скрыть нервозность, – вчера вечером я играл в покер с какими-то американцами, с которыми познакомился в баре… – Он запнулся.

– И все проиграли? – понимающе заключил менеджер. – А теперь хотите взять заем?

– Нет, – возразил Цукерман. – Получилось так, что выиграл я. Но мне сдается, что эти ребята не очень честные. – Лжепрофессор протянул менеджеру стодолларовую купюру: – Заплатили вот этим, а мне почему-то кажется, что доллары фальшивые.

Цукерман затаил дыхание. Менеджер протянул пухлую руку и взял деньги. Посмотрел с одной и с другой стороны, поднес к свету. Поднял глаза на Цукермана и улыбнулся:

– Вам повезло, месье. Деньги настоящие.

Цукерман облегченно вздохнул. Слава Богу – все в порядке!


– Вообще никаких проблем, шеф. Сказали, что они настоящие.

В такую удачу трудно было поверить. В голове Гранье уже наполовину сложился план.

– Поди приведи баронессу.


Трейси сидела в кабинете Гранье и смотрела через его огромный стол.

– Мы с вами станем партнерами, – объявил ей хозяин.

– Мне не нужен партнер. – Трейси хотела подняться.

– Сядьте.

Посмотрев в глаза Гранье, она села.

– Биарриц – мой город. Стоит вам попытаться реализовать хоть одну купюру, и вас так быстро арестуют, что вы даже не поймете, откуда пришла беда. Comprenеz-vous?[100] А в наших тюрьмах с хорошенькими женщинами случаются большие неприятности. Без меня вам здесь и шага не ступить.

Трейси кивнула.

– Значит, я покупаю у вас защиту?

– Ошибаетесь. Вы покупаете у меня свою жизнь.

Она поверила.

– А теперь расскажите мне, где вы раздобыли такой печатный станок.

Трейси колебалась. Гранье с удовольствием наблюдал, как она извивается перед ним. Он наслаждался ее поражением.

– Приобрела у одного американца, живущего в Швейцарии, – неохотно призналась она. – Он двадцать пять лет работал гравером в Бюро монетного двора, а когда его отправили в отставку, возникла какая-то техническая неувязка, и он не получил пенсии. Почувствовав себя обиженным, он решил поквитаться. Стянул несколько матриц; с них печатали стодолларовые купюры, но не уничтожили, и по своим каналам достал бумагу, на которой казначейство печатает деньги.

«Это все объясняет, – торжествующе подумал Гранье. – Поэтому банкноты и сделаны настолько хорошо». Его возбуждение росло.

– Сколько денег может напечатать за день такой станок?

– Всего одну купюру в час. Бумагу надо переворачивать, обрабатывать отдельно с каждой стороны и…

– А существует более мощный станок? – перебил он Трейси.

– Да. У него есть станок, который выдает пятьдесят листов за восемь часов, то есть пять тысяч долларов за смену. Но он просит за него полмиллиона.

– Покупайте, – приказал Гранье.

– Но у меня нет пятисот тысяч.

– У меня есть. Как скоро вы можете получить станок?

– Думаю, сразу же. Однако…

Гранье поднял телефонную трубку:

– Луи, мне нужно пятьсот тысяч долларов во французских франках. Возьми то, что есть у нас в сейфе, остальное добери в банках. И поживее!

Трейси явно нервничала.

– Я лучше пойду… – начала она.

– Вы никуда отсюда не пойдете.

– Я в самом деле должна…

– Сидите тихо и не рыпайтесь. Я думаю.

У Гранье были партнеры по бизнесу. По всем понятиям полагалось их тоже взять в долю. «Но раз они чего-то не знают, пусть это их и не касается», – наконец решил он. Сумму, потраченную с банковского счета казино на приобретение станка, он восполнит напечатанными купюрами. А потом прикажет Бруно Висенте разобраться с женщиной. Она не любит партнеров. Вот и он – тоже.

Через два часа деньги прибыли в большом мешке.

– Съезжайте из отеля «Палас», – сказал Трейси Арман Гранье. – В холмах у меня есть дом, там вас никто не увидит. Останетесь у меня до конца операции. – Он подвинул ей телефон. – Звоните своему швейцарскому другу и сообщите, что покупаете станок.

– Его номер у меня в гостинице. Назовите адрес вашего загородного дома, и я скажу, чтобы он доставил станок туда.

– Non! – возразил Гранье. – Я не желаю оставлять след. Станок заберу в аэропорту. Все детали обсудим за ужином. Встречаемся в восемь.

Поняв, что разговор окончен, Трейси поднялась. Гранье кивнул на мешок:

– Будьте осторожны с деньгами. Я не хочу, чтобы с ними или с вами что-то случилось.

– Все будет в порядке.

– Не сомневаюсь, – лениво улыбнулся он. – Вас будет сопровождать в отель профессор Цукерман.

Они молча ехали в лимузине. Мешок с деньгами лежал между ними, и каждый был погружен в свои мысли. Цукерман не очень понимал, что происходит, но чувствовал: для него все складывается очень, очень хорошо. Ключом ко всему была вот эта женщина. Шеф поручил не спускать с нее глаз, и он честно выполнял его приказ.


Весь вечер Арман Гранье был в приподнятом настроении. Он понимал, что к этому времени сделка уже состоялась и теперь станок принадлежит ему. Трейси Уитни сказала, что его производительность – пять тысяч долларов за восемь часов. Но Гранье заставит его крутиться в три смены. Это принесет ему пятнадцать тысяч долларов в сутки. Больше ста тысяч в неделю. За десять недель – миллион. И это только начало. Сегодня он узнает фамилию гравера и купит у него другие станки. И значит, он станет несметно богат.

Ровно в восемь лимузин Гранье свернул на широкую подъездную дорожку к отелю «Палас», и Арман вышел из машины. Оказавшись в вестибюле, он с удовлетворением увидел, что Цукерман сидит возле выхода и не сводит глаз с дверей. Гранье подошел к конторке.

– Передай баронессе де Шантильи, что я здесь. Пусть спускается.

Консьерж поднял на него глаза.

– Но, месье Гранье, баронесса де Шантильи выехала из отеля.

– Ты ошибаешься. Звони ей в номер.

Жюль Бержерак растерялся. Он понимал, как опасно перечить Арману Гранье.

– Я сам выписывал ее.

Невозможно!

– Когда?

– Сразу же после того, как она вернулась в гостиницу. Баронесса приказала подать ей счет в номер: хотела расплатиться наличными.

– Наличными? Французскими франками? – Гранье лихорадочно размышлял.

– Да, месье.

– Она что-нибудь выносила из номера? Багаж? Какие-нибудь коробки?

– Нет, месье. Сказала, что за багажом пришлет позже.

Значит, эта стерва прикарманила деньги и рванула в Швейцарию покупать большой печатный станок себе одной!

– Проведи меня в ее номер. Быстро!

– Слушаюсь, месье Гранье.

Жюль схватил с полки ключ и поспешил за Арманом к лифту. Поравнявшись с Цукерманом, хозяин казино прошипел:

– Какого черта ты здесь торчишь? Она удрала!

Профессор удивился:

– Как она могла удрать? Она не выходила в вестибюль. Я за ней все время следил.

– Все время следил за ней? – передразнил его Гранье. – А за медсестрой? Седой пожилой дамой? Выходящей из подсобки горничной? За ними ты тоже следил?

– С какой стати? – не понял Цукерман.

– Отправляйся в казино. С тобой я потом разберусь! – рявкнул Гранье.

Номер выглядел точно таким, каким он видел его в прошлый раз. Вход в соседнее помещение был открыт. Гранье бросился туда и распахнул дверь в гардеробную. Станок стоял на прежнем месте – Уитни слишком спешила и не взяла его с собой. Она совершила ошибку. «И не единственную», – подумал Гранье. Она надула его на полмиллиона, и он собирался отплатить ей сполна. Пусть полиция поможет ему отыскать преступницу, засадит в тюрьму, а там уж его люди доберутся до нее. Они заставят ее признаться, кто этот гравер, а затем заткнут ей рот навсегда.

Гранье набрал номер полицейского управления и попросил к аппарату инспектора. Минуты три что-то взволнованно говорил в трубку, а затем добавил:

– Жду здесь.

Не прошло и пятнадцати минут, как его приятель-инспектор появился в гостинице. Но с ним пришел еще один человек. Таких отталкивающих уродцев Арман еще не встречал. Лоб незнакомца, казалось, выскакивал из головы, а едва заметные под огромными очками карие глаза смотрели с пронзительностью фанатика.

– Это месье Дэниел Купер, – сообщил инспектор Дюмон. – Он тоже интересовался женщиной, о которой вы говорили мне по телефону.

– Вы информировали инспектора Дюмона о том, что эта женщина занимается подделкой денежных знаков? – начал американец.

– Vraiment.[101] В настоящий момент она направляется в Швейцарию. Вы можете взять ее на границе. Все необходимые улики я вам предоставлю. – Он подвел Купера и инспектора Дюмона к гардеробной, и те заглянули в нее. – Вот станок, на котором она печатала деньги.

Купер присмотрелся к аппарату.

– Вот на этой штуковине она печатала деньги?

– Я же сказал вам! – раздраженно бросил Арман и достал из кармана стодолларовую купюру. – Вот, посмотрите: она дала мне образец поддельной банкноты.

Купер подошел к окну и посмотрел купюру на просвет.

– Это настоящие деньги.

– Они только кажутся настоящими, потому что она использовала ворованные матрицы, купив их у гравера, некогда работавшего на Монетном дворе в Филадельфии. Эти деньги она напечатала на этом станке.

– Да вы простофиля, – грубо заметил Купер. – На этом примитивном станке можно напечатать только шапки на фирменных бланках.

– Шапки на фирменных бланках? – Комната закружилась у Армана перед глазами.

– Поверили сказочке о волшебной машине, превращающей бумагу в настоящие деньги?

– Говорю вам, я видел собственными глазами… – Гранье запнулся. Что, собственно говоря, он видел? Несколько развешенных на веревке влажных стодолларовых бумажек, листы бумаги и резак. До Гранье дошло, как умело его надули. Не было никакой подделки денег. Гравер в Швейцарии никого не ждал. Трейси Уитни ни на йоту не поверила россказням об утонувшем сокровище. Эта стерва использовала выдумку Гранье как наживку, чтобы выудить из него полмиллиона. Если об этом станет известно…

Мужчины выжидательно смотрели на него.

– Хотите выдвинуть против кого-нибудь обвинение? – спросил инспектор Дюмон.

На каком основании? Что он заявит? Что его облапошили в тот момент, когда он вознамерился профинансировать операцию по подделке денежных знаков? И как с ним поступят компаньоны, если узнают, что он украл полмиллиона общих денег и пустил их на ветер? Гранье внезапно охватил страх.

– Нет, я не хочу выдвигать никаких обвинений! – ответил он дрогнувшим голосом.

«Африка, – думал Гранье. – В Африке они меня не найдут».

А Дэниел Купер думал: «В следующий раз. В следующий раз ты от меня не уйдешь».

27
Трейси сама предложила Гюнтеру Хартогу встретиться на Майорке. Она любила этот остров, один из самых живописных уголков мира.

– Кроме того, – заявила она Гюнтеру, – некогда там находилось прибежище пиратов. Там мы будем чувствовать себя как дома.

– Не лучше ли, чтобы нас не видели вместе? – возразил Гюнтер.

– Я все устрою.


Все началось с телефонного звонка Гюнтера из Лондона.

– У меня для вас есть нечто совершенно необычное, – сказал он. – Думаю, это дело покажется вам настоящим вызовом.

На следующее утро Трейси вылетела в столицу Майорки Пальму. Поскольку Интерпол распространил по поводу Трейси бюллетень, о ее отбытии из Биаррица и прибытии на Майорку тут же стало известно местным властям. Как только Трейси зарегистрировалась в «Королевском» номере отеля «Сон Вида», за ней установили круглосуточное наблюдение.

Команданте Эрнесто Марсе беседовал с инспектором Интерпола Треньяном.

– Я убежден, – говорил Треньян, – что Трейси Уитни одна ответственна за всю волну женских краж.

– Тем хуже для нее, – ответил Эрнесто Марсе. – Если ей вздумается совершить на Майорке преступление, она узнает, как быстро действует наше правосудие.

– Должен предупредить вас еще об одном, – продолжал инспектор.

– О чем?

– К вам приезжает американский гость. Его имя – Дэниел Купер.


Следившим за Трейси детективам казалось, что, кроме осмотра достопримечательностей, ее ничего не интересует. Полицейские ходили за Трейси хвостом, пока она объезжала остров: посетила монастырь Святого Франциска, живописный замок Беллвер и побережье Ильетас. Обедала на террасках и в погребках на Королевской площади и всегда была одна.

Трейси съездила в Форментор, Вальдемозу и Ла Гранху, осмотрела фабрику по обработке жемчуга в Манакоре.

– Ничего, – рапортовали детективы Эрнесто Марсе. – Команданте, она у нас только как туристка.

В кабинет Эрнесто Марсе вошел секретарь.

– Вас хочет видеть американец. Сеньор Дэниел Купер.

У команданте Марсе было много американских друзей. Американцы нравились ему. И теперь, несмотря на все, что сказал ему Треньян, он надеялся, что подружится с Купером.

Но ошибся.

– Вы идиоты! Все! – выпалил Дэниел Купер. – Какая она туристка? Явно на что-то нацелилась!

Эрнесто Марсе еле сдержался.

– Сеньор, – возразил он, – вы сами сказали, что жертвы мисс Уитни всегда яркие личности. Что ей нравятся задачи, с которыми трудно справиться. Я лично проверил: в настоящее время на Майорке нет людей, на кого эта особа стала бы расточать свои таланты.

– Она с кем-нибудь говорила? С кем-нибудь встречалась?

Что за высокомерный тон у этого очкарика!

– Абсолютно ни с кем.

– Значит, все еще впереди, – спокойно заметил Купер.

«Теперь я понимаю, – сказал себе Эрнесто Марсе, – что подразумевают, когда говорят «отвратительный американец»[102]».


На Майорке есть две сотни известных пещер, но самая знаменитая – Пещера Дракона в Порто-Кристо в часе езды от Пальмы. Древние пещеры уходят глубоко в землю; в покрытых сталактитами и сталагмитами сводчатых залах царит могильная тишина, только там и сям журчат извилистые подземные ручейки, вода в которых в зависимости от глубины то голубая, то зеленая, то белая.

Эти пещеры – сказочная страна архитектуры цвета бледной слоновой кости, кажущаяся бесконечной галерея лабиринтов, тускло освещенная удачно развешанными фонарями.

Никому не разрешается входить в пещеры одному, но с тех пор как они открыты по утрам для посещений, в них всегда полно туристов.

Трейси выбрала субботу – в этот день пещеры посещают сотни туристов со всего мира. Купив билет у небольшой конторки, она затерялась в толпе. Дэниел Купер и два человека команданте Марсе последовали за ней. Экскурсовод повел туристов по узкой, осклизлой от воды тропинке – капли падали со сталактитов, которые походили на указующие со сводов персты скелетов.

Иногда встречались углубления в стенах, тогда туристы сворачивали с тропинки и любовались кальциевыми образованиями, напоминающими огромных птиц, зверей и деревья. Вдоль тускло освещенной тропинки попадались островки кромешной тьмы, и в одном из них исчезла Трейси.

Дэниел Купер бросился вперед, но ее нигде не было. Толпа двигалась, наседала и лишала его возможности искать беглянку. Купер понятия не имел, где она – впереди или позади. «Она что-то замышляет, – сказал себе он. – Но что, где и когда?»


На нижнем уровне пещеры, в огромном, размером с футбольное поле, гроте напротив Великого озера был римский театр. Ярусы каменных скамей вмещали зрителей, занимающих в темноте места и ждущих очередного представления, которые здесь давали каждый час.

Трейси насчитала десятый ряд и пошла к двадцатому месту. Сидевший на двадцать первом месте мужчина повернулся к ней.

– Были проблемы?

– Нет, Гюнтер. – Она поцеловала его в щеку.

Он что-то сказал, и Трейси придвинулась еще ближе к нему, чтобы разобрать слова сквозь гомон окружающих их людей.

– Лучше, чтобы нас не видели вместе на случай, если за вами «хвост».

Трейси обвела взглядом огромную темную пещеру.

– Мы здесь в безопасности. – Она с любопытством посмотрела на него. – Что-нибудь важное?

– Да. – Гюнтер наклонился к ней. – Богатый клиент жаждет приобрести полотно. Это Гойя – «Puerto».[103] Он готов дать любому, кто достанет ему картину, полмиллиона долларов наличными. Не считая моих комиссионных.

Трейси задумалась.

– А кто-то пытается это сделать?

– Честно говоря, да. По-моему, шансы на успех весьма невелики.

– Где находится картина?

– В музее Прадо в Мадриде.

«В Прадо? Невозможно!» – мелькнуло в голове у Трейси.

Гюнтер придвинулся к самому ее уху, не обращая внимания на растущий вокруг шум.

– Нужна исключительная смекалка. Поэтому я подумал о вас.

– Польщена, – отозвалась Трейси. – Так вы говорите, полмиллиона долларов?

– Без налогов.

Представление началось, и голоса стихли. Вспыхнули невидимые лампы, огромная пещера наполнилась музыкой. Центром сцены служило большое озеро напротив зрителей; из-за сталагмита появилась подсвеченная скрытыми прожекторами гондола; на ней играл музыкант, и мелодия его серенады, заполняя собой все вокруг, отражалась от поверхности воды. Зрители завороженно смотрели, как, озарив озеро радугой огней, гондола медленно пересекла его гладь и музыка постепенно замирала.

– Фантастика! – проговорил Гюнтер. – Из-за одного этого стоило приехать сюда.

– Я люблю путешествовать, – отозвалась Трейси. – И знаете, Гюнтер, какой город я всегда мечтала посетить? Мадрид!


Дэниел Купер стоял у входа в пещеру и видел, как оттуда появилась Трейси Уитни. Она была одна.

Сидней Шелдон