Счастливое детство Книга стихов

***

Когда после ковида
Все обернулись, то поняли,
Что полегли все мэтры,
А культура никак не может без мэтров.
Ведь культура вертикальна
И не может обойтись
Без экспертного сообщества.
И вот значит они обернулись,
Рассмотрели пространство
И поняли, что никого не осталось.
И патриарха Х., и патриарши У.
И Иванова и Петрова и Сидоровой.
Все все полегли на полях сражений
Третьей мировой войны.
А они значит, как и их предки
Вернулись, выжили,
И вот обернулись и поняли,
что не осталось мэтров.
Сначала они рыдали и плакали.
Потом причитали и рвали волосы,
А потом, порыдав ещё раз,
Стали выбирать новых метров.
Но Господи, что это были за мэтры,
Что это были за мэтры.
Мелкие, плюгавые, кривые, косые,
Безъязыкие и безголосые,
Но культуре нужны мэтры,
Ведь культура вертикальна,
Ведь культура вертикальна.
И вот когда они выбрали новых мэтров,
И новые кривые мэтры
Заполонили газеты, радио, телевидение и ютуб,
То народ немного успокоился,
И новые кривые мэтры успокоились,
И все пошло по-старинке, как встарь,
Словно и не было
Умерших от ковида мэтров.


***

И когда спала удушающая жара
Он вышел в ночи во двор и закурил.
Москва показалась ему испуганной.
Какое-то странное отчаяние висело над столицей.
Впервые ее жители,
Считающие, что достигли всего,
Живущие в вечном празднике
И чувстве собственной исключительности
Осознали, что мир бренен.
Это как кризис среднего возраста
Ты жил, жил все понимал,
Имел цели, ясные и простые
И вдруг отчего-то осознал
Что все может рухнуть от
Шелеста крыльев бабочки.
Ты одинок гол и беззащитен
Что все, кто до этого давал надежду
Не дают надежду
Что все, кто до этого считались авторитетами
Авторитетами не являются.
Люди привыкшие к атомарному разумному существованию
Не могли рационально объяснить происходящее.
Не слушать же священников,
Что идет апокалипсис
И ещё, эта жара, эта удушающая жара.
И вот сейчас, когда температура
Вдруг опустилась до 20 градусов,
И наступило облегчение,
Он вдруг осознал, что верить он не может
И не верить он не может.
Какой-то гребаный даосизм.




***

Нам нужны высокие голубоглазые
Стройные бородатые поэты.
Они должны хотеть поднять
Страну из руин
Они должны любить Родину
И способствовать
Возврату нечестно нажитых капиталов
Из офшорной юрисдикции.
Они должны быть веселы
И самоутверждающи
Они должны верить в светлое завтра
Не быть подвержены
Пьянству наркотикам и суициду
И да церковь,
Они должны ходить в церковь.
И да бабосики
Они должны любить бабосики
Вот какие нам нужны поэты,
А не вся эта мягкотелая сволочь.
Они должны входить
Высокие стройные сияющие
На Красную площадь
И прямо возле мавзолея с трупом
Читать громогласные стихи
О судьбах Родины
Заводах тракторах
И счастии бытостроительства.









***
Зашел в сеть и вдруг увидел
Знойного цветущего мужественного красавчика
У него были голубые глаза
волевой подбородок с ямочкой
и холеные наманикюренные пальцы
Под фотографией было написано
Поэт-иллюзионист Иванов
Боже боже подумал я
Зачем тебе стихи
Тебе же и так даст любая баба
Ты думаешь для чего я пишу стихи
Я старый толстый плешивый
Мне бабы дают только из жалости
После того как я им посвящу стишок
А тебе-то это зачем?
Но поэт-иллюзионист Иванов молчал
И обворожительно и снисходительно
Смотрел на меня с экрана
Как удав Ка.










***
Мои друзья живут в библиотеках и видят
Как к ним приходят люди
В поисках книг по искусству,
В поисках книг по литературоведению,
Просто выпить чаю или поговорить
О рассказе Бунина "Лёгкое дыхание",
О Стоунере, о последнем сборнике стихов Ани Аркатовой.
Вчера я зашёл в букинист на Пушкинской,
Где я брал старые журналы Новый мир и Москва
За тысяча девятьсот восемьдесят четвертый год.
Вместо него зиял помпезный книжный.
Почему-то Саша Барбух любит эти
Помпезные торговые сети
С кофейнями и эстрадами для выступлений
С отделами открыток, сердечек и Плюшевых игрушек.
Я постоял среди полок, вздохнул
И вышел покурить на улицу.
Сел на лавку, рядом примостился старик,
Мы смотрели на играющих детей.
"У них должны быть свои герои", -
Сказал старик и затянулся сигаретой, -
"Нельзя же пятьдесят лет
Смотреть "Ну погоди" и 'Чебурашку".
И я подумал: "Да у них должны быть
Свои книжные, свои библиотеки
И свои герои".





***

Наши роботы бороздят Марс
Но мы там никогда не будем,
Потому что в полете нас сожрёт радиация.
А если на корабль навесить
Свинцовые пластины
Для защиты от радиации
То он станет таким тяжёлым
Что просто не взлетит.
Я представляю 2500-ый год.
Наши роботы достигли Альфа-Центавры
Созвездий Лиры и Водолея
Они бродят по экзопланетам Млечного пути
И только толстые ленивые люди
Сидят на Земле
Жуя гамбургеры с колой
Наблюдая на телеэкранах видеовизоров
Как их трудолюбивые роботы
Осваивают Вселенную.
И вот однажды роботы встретят иных.
Это будут зелёные желеподобные человечки
Они будут плыть около роботов
И шелестеть как волны Тихого океана
(Надеюсь Тихий океан к тому времени
Не пересохнет)
Они будут учить роботов
Межгалактической культуре
И ни один ни один робот
Не сможет им объяснить
Что он робот,
Что его толстые жалкие хозяева
Сидят за миллионы световых лет
В норах планеты Земля
Что их хозяева ни на что не способны
И ни к чему не пригодны
Потому что боятся космоса, радиации
И Вселенной.







***
В выходные друзья мои молчат,
Закутавшись в теплые пледы
И обложившись жирными котами
Они читают Генриха Бёлля
"Бильярд в половине десятого"
И пьют горячий глинтвейн
Под музыку Прокофьева
Ромео и Джульетта
Танец Рыцарей
И только ты постишь
В Фейсбук всякую ерунду
В надежде получить их одобрение
В виде сердечек и "мы вместе",
Впадая в метафизическую тоску
Без сердечек и мы вместе.
Но в понедельник, рано утром
Когда друзья выходят на работу
Чтобы увеличивать ВВП
Нашей многострадальной Родины
Вдруг появляются лайки
Под всем тем бредом,
Что ты накрапал в Фейсбук за выходные.
Видимо друзья ещё верят в тебя
Видимо друзья понимают:
Они что-то недодали тебе в выходные
Иначе зачем им ставить лайки
В будний день.







***


Вечером, после тяжелого трудового дня
Иванову захотелось выпить пива
Как раз стих северный ветер
И откуда-то с Юга запахло морем и хамсой.
Стало казаться, что вот сейчас
Должно случиться что-то важное
Ведь должно же что-то случиться
Хотя бы к пятидесяти годам
Нельзя же просто есть спать и плодиться
«Нет нельзя», - думал Иванов
Поэтому он надел куртку, кроссовки и маску
Взял заплечный рюкзак
И двинулся на юг прямо
К пивному ларьку
Он шел по темному парку
Он шел мимо светящихся пятиэтажек
Он шел мимо курящих мамаш с детьми
Он шел куда-то как он думал к звездам
Хотя на самом деле шел за пивом
И пока он шел он думал
Что жизнь не должна быть напрасной
Даже с пивом она не должна быть напрасной
Что-то должно произойти
Но ничего не происходило
Кроме пива футбола и хамсы
Тогда Иванов сел на 51 троллейбус
И поехал в сторону побережья
Чтобы увидеть, как волны Черного моря
Облизывают белой пеной
Его стоптанные кроссовки.




***

Сегодня я перечитал переписку с тобой,
И у меня заболело сердце.
У меня давно не болит сердце,
Уже года два ничего не было,
Как переехал на Юг.
Я отошел от рабочего компьютера,
Лег на диван, выпил два стакана воды.
Смотрел в потолок и просто лежал.
Лежал минут тридцать, но боль не уходила.
Потом я встал, зашел в интернет
И нашел старый стих
Двадцатипятилетней давности
Который я написал не тебе
И по другому поводу.
Я перечитал его, и меня вдруг отпустило.
Я даже вышел на крыльцо и покурил.
Светило солнце, мой кот вышел со мной
И грелся на солнышке.
Мне вдруг показалось,
Что все повторяется, все повторяется
Какая-то чертова повторяемость,
И как из нее выбраться непонятно,
Да и нужно ли.








***

Иногда хочется у кого-нибудь
Что-нибудь спросить
У этого спросить, у того спросить,
А потом смотришь, а спрашивать-то не у кого.
Этого нет, того нет и того нет, никого нет.
И уже спрашивают у тебя
А ты сидишь и понимаешь
Блин я же ничего не знаю
Ничего ничего не знаю
Почему они спрашивают у меня
Неужели больше никого нет
И вот звонишь кому-то чтобы найти ответ
А оказывается ведь и правда
Никого уже нет никого уже нет
Приходится самому отвечать
Боже как стыдно, боже как стыдно.








***

А потом я собрал тех кто остался и сказал:
"Ну раз вы дожили, то вы и пойдете
Все, все, и больные, и кривые, и косые,
И без ног, и без рук, и безголовые,
И безмозглые, и слабоумные, и лузеры,
Все пойдете, что же делать.
Вот вы и пойдете, раз дожили.
А помните сколько вас было.
Сильные, смелые, честные, мужественные,
Румяные, розовощекие, уверенные, добрые,
Бескомпромиссные, кроткие, бойцы духа,
Верные, цельные и нежные.
Какие подавали надежды,
Ах какие подавали надежды.
Но дожили лишь убогие и увечные.
Слабые духом и немощные телом.
Вот вы и пойдете", - говорю, -
Вы и пойдете.

,



,








***


Я пишу эту ерунду, потому что у меня
Закончилась пластинка фумитокса.
Я лежу в деревянном домике ночью
И гляжу сквозь окна на яркие звезды
Ветер давно стих, и поэтому с лимана
Налетели полчища голодных комаров.
В моем домике стоит непрекращающийся гул
Словно работает прядильная фабрика
К тому же я устал убивать комаров.
Мне горько и стыдно, стыдно и горько
Да и как я говорил выше
Закончился фумитокс.
Наверное сегодня я так и не усну
А утром, когда задует ветер
И исчезнут комары
Я пойду купаться на лиман.
Буду лежать на песке, смотреть на солнце
И думать, что же я еще не успел сделать.









Свидание

Я мог бы написать, что дрожал,
Ожидая встречи с тобой,
Но это было бы не правдой.
Я, конечно, побрился, умылся,
Но душ мне было принимать лень.
Ведь я посмотрел в зеркало
И увидел старого пятидесятидвухлетнего мужчину
С мешками под глазами, с брылями
С серой кожей с сеточкой морщин.
В этом возрасте невозможно
Дрожать перед свиданием.
Дай бог не улыбаться,
Чтобы не обнажить два выпавших зуба,
Чтобы не шел запах изо рта.
Дай бог сесть правильной стороной,
Чтобы не было видно родимых старческих бородавок.
Дай бог не обмочиться в туалете,
Чтобы влажное пятно
Не сияло на причинном месте.
А так, что, ну конечно
У меня есть пара остроумных анекдотов
Я помню Мандельштама, Бродского,
Лорку и цитаты из «Золотого теленка».
Я неплохо считаю в уме,
Я смотрел Антониони, Бертолуччи и Тарковского
У меня есть деньги не только на гвоздики,
Но и на лилии и двенадцатилетний виски,
Но какое это имеет значение,
Если ровно в 22-00 мне надо принимать таблетки,
А потом в 23-00 ложиться спать
Причем по фэншую на левый бок
Иначе не уснешь до утра.



***

Когда-нибудь я заброшу работу или выйду на пенсию
И стану делать курительные трубки ручной работы.
Герман Власов говорит, что курительные трубки лучше всего делать из яблони.
Не знаю.
Это сколько надо срубить яблонь.
Что я Лопахин, чтобы рубить яблони.
Хотя Лопахин рубил вишни, хотя, впрочем, это неважно.
Я буду сидеть под виноградом во дворе Южного города,
Старый, обрюзгший, плешивый и аккуратно вытачивать напильником
Курительные трубки.
Они будут, гладкие, блестящие, отполированные.
Они будут уходить на ура коллекционерам Лондона и Портленда,
Потому что коллекционеры Лондона и Нью-Дели
Очень любят курительные трубки из русских яблонь.
То есть я буду нести зло,
Потому что табак – это зло, и значит курительная трубка
Это тоже зло.
Странно, я всю жизнь хотел нести добро.
А тут получается какая-то ерунда.
Какая-то странная чудовищная ерунда.
Видимо, как ни старайся, как ни стремись,
Но если ты уже вкусил от древа познания,
То единственное на что можешь рассчитывать
Это сон.





***

Утро у Иванова не задалось.
Он проснулся за сорок пять минут до звонка будильника.
Вставать на работу было рано,
А спать дальше не имело смысла.
Иванов какое-то время лежал с открытыми глазами
И думал о степени влияния бога на земную жизнь.
И когда он понял, что давно не ощущал этого влияния,
То вздохнул, скинул одеяло
И пошел чистить зубы и принимать душ,
Но из крана потекла ржавая вода
(Такое бывает на юге).
Иванов чертыхнулся, почистил зубы сухой щеткой
И стал искать таблетки.
В принципе у Иванова ничего не болело,
Но как говорил лечащий врач
Таблетки делают жизнь не лучше, а безопасней.
Но таблетки Иванов не нашел.
(Возможно они закончились)
Поэтому Иванов почувствовал себя нехорошо.
Чтобы избавиться от нахлынувших чувств
Он вышел на крыльцо, но вдруг увидел,
Что ночью кто-то перелез через изгородь
И украл со стола пачку сигарет и зажигалку,
Которые он всегда оставлял на столике под виноградом.
Других сигарет у Иванова не было.
Он вздохнул, снова чертыхнулся,
Вернулся в дом и покормил кота.
Когда он кормил кота, то вдруг понял,
Что кот это единственное доказательство
Присутствия бога в его жизни.
В этот момент зазвонил ненужный уже будильник.
Иванов оделся и пошел на работу.
Он зашел в кафе, взял кофе и бутерброд,
Полистал фейсбук,
И вдруг подумал, что возможно
Вся его жизнь это текст
На экране гаджета неведомого существа.
И от этого Иванову стало спокойно,
Словно он снял с себя ответственность
За ржавую воду, пропавшую пачку сигарет и кота.



***


Здесь на Юге у меня очень широкие штаны
И очень короткие волосы,
Практически я бреюсь налысо.
Бородатым хипстерам здесь не место (жара-с),
А узкие брюки прилипают к потному телу
И нормально носить их невозможно.
Поэтому, чем шире, тем лучше.
Поэтому, чем короче, тем лучше.
Сегодня я шел в парусиновых брюках,
В сандалиях на босу ногу,
С моей лысой головы капал пот,
И я увидел свое отражение
В витрине модного бутика.
Я был похож на толстого, толстого хохла,
Продавца арбузов и сала
Центрального рынка Южного города.
"Как всё быстро меняется", -
Подумал я -
"Как быстро улетучилась моя московская спесь,
Как быстро я слился с пространством".
Я поднял глаза в небо и увидел
Как там в желтой, жаркой дымке
Одинокое облачко в форме белогривой лошадки
Пытается обуздать горизонт.
От облачка во все стороны шли яркие лучи.
И я вдруг понял, почему пространство здесь неподвижно,
Почему пространство здесь перетерло
И греков, и скифов, и генуэзцев, и татар,
И украинцев, и русских.
Просто здесь светит солнце,
Влажное море облизывает подошвы,
Горы кричат какую-то дребедень,
И всем абсолютно наплевать,
Кто ты, откуда и зачем сюда приехал.




***
Молодой человек на Тойоте
Привез мне 12 томов Чехова.
Всего сто рублей за каждый том.
Стояла удушающая жара,
Молодой человек ехал в Николаевку на море
Со своей девушкой.
Она сидела в купальнике на переднем сиденье.
Молодому человеку немного не хватало на бензин.
Он так и сказал: «Мне не хватает на бензин».
Он передавал мне из багажника том за томом,
А потом вдруг остановился, задумался
Открыл один том по середине.
Весь лист был испещрён пометками.
Молодой человек вздохнул и сказал,
Что его дед любил Чехова,
Что дед долго охотился за этим изданием
И в конце концов взял его по подписке,
Доплатив сверху сто рублей
В качестве благодарности.
Антон Павлович Чехов
Всю жизнь рылся в мусорных кучах
В надежде отыскать бриллиант,
От этого его реализм больше похож на сон.
И дядя Ваня, и Чайка и Вишневый сад
Даже дама с собачкой
Это просто сон.
Чехов – предтеча магического реализма.
Все сидят в креслах, зевают, не слушают друг друга
И спят, и спят, и спят.
Чехову в принципе повезло.
Он умер в тысяча девятьсот четвертом году
И поэтому остался счастливым человеком.
«Может еще шахматы возьмете», -
Вдруг сказал мне молодой человек
И протянул шахматы:
- Не хватает всего одной пешки.
Я открыл шахматную доску,
Расставил фигурки на доске,
Но почему-то произнес: «Нет», -
И покачал головой.
«Жаль», - сказал молодой человек
И тоже покачал головой.
«Вадим, мы едем», -
Закапризничала его девушка с переднего сиденья,
И Вадим, взяв у меня 1200 рублей
Сел за руль, включил кондиционер
И поехал к морю в Николаевку.













***


Какое странное чувство
Когда сидишь в жару 40 градусов на горе под виноградом
И смотришь на раскинувшуюся у подножия горы Феодосию,
На кромку синего моря.
Море сверкает где-то у линии горизонта,
Сливается с синей полосой неба,
И кажется, что море и небо
Это одно целое, это неразрывная плоть,
В центре которой висит обжигающий шар,
От которого никуда не спрятаться,
Даже в тени дикого винограда.
Вчера меня из аэропорта вез таксист.
Он ругался на жару, говорил, что
Заморозил три бутылки воды,
Засунул в багажник, предварительно обернув их
В вафельные полотенца.
И вот когда приезжали толпы туристов
Толпы нищих после коронавируса туристов
(ни у кого нет денег),
Торгующихся за каждый рубль, за каждую копейку,
Прилетевших отдыхать на курорты в Крым
(а куда еще ехать, граница закрыта)
Практически без денег,
Он, понимая, что ничего на них не заработает,
Доставал из багажника замороженную воду,
Жадно пил ее, глотал, лил на голову
И жара отступала, и жара отступала.
Оставалось только чувство какой-то обреченности,
От которого не избавиться даже под виноградом,
Сидя на горе.




***

Больше всего Иванова пугало, что все движется по кругу.
Тридцать лет назад, когда ему было 16 лет
Ему казалось, что что-то должно измениться,
Что наступит что-то светлое и радостное,
И он верил в это и пронес свою веру через всю жизнь,
Но вдруг сейчас, а именно три дня назад он понял,
Что в принципе здесь ничего не меняется.
Короткая весна, жаркое короткое лето, затхлая удушливая осень
И вечная, вечная, вечная, вечная зима.
И вот сейчас, смотря в окно, Иванов не мог понять,
Почему у всех такие веселые лица, почему никто ничего не замечает,
Почему они радуются свету, морю, птичкам и не видят,
Что подобное породило подобное
И нет больше никакой надежды
И не будет больше света и радости.
Одно время это сжирающее чувство Иванов списывал на возраст.
Всё-таки 50 лет не шутка.
Но у него ничего не болело, и сердце в порядке, и сосуды, и печень
И легкие (хотя он много курил),
А потом Иванов понял, что это просто тоска.
Чудовищная, чудовищная тоска.
Иванов даже подумывал о худшем,
Но будучи человеком верующим, не мог совершить это худшее.
И тогда он превратился в камень, чтобы не видеть
Как остановилось время, солнце и жизнь.





***



Жена собрала Иванову на работу
Туесок с обедом
И перекрестила его.
Иванов вышел на улицу,
Тяжело дыша из-под маски.
Никто уже не носил масок,
Но Иванову казалось,
Что в маске он выглядит красивее.
Маска скрывала его второй подбородок
И подчеркивала его мужественное лицо.
Иванов шел мимо цветущих садов.
Иванов шел по трамвайным путям.
Иванов шел по проспектам и площадям.
Иванов осторожно перебирал ногами и думал,
Что жизнь циклична.
Что придет время
Даже самым забытым идеям,
Что мир стоит на четырех черепахах и трех слонах,
Что завтра будет зарплата,
Что море синее, а солнце желтое,
Что надо починить на кухне кран.
Туесок и оловянная ложка
В оранжевом пакете
Бились о его толстые ляжки.
Иванов понимал, что туесок и жена
Это самое лучшее, что есть у него.
И от этого ему хотелось,
То ли плакать, то ли петь, то ли курить.
Иванов сел на лавку,
Достал сигарету
Закурил и запел:
"Ла-ла-ла-ла".
 



***


Когда на Земле
закончатся все войны
И все остроголовые истребят
Всех тупоголовых
А тупоголовые истребят
Всех остроголовых
Меня отправят заключать мир.
Я надену пиджак в клеточку
Возьму подмышку кота
(он хороший переговорщик)
и побреду
на правительственный брифинг
"Дайте им по морде" -
Воскликнут тупоголовые.
"Ого", - отвечу я.
"Дайте им по морде" -
Воскликнут остроголовые.
"Ого", - отвечу я.
И тогда остроголовые
И тупоголовые
Сообща начнут бить меня






***

Когда-нибудь в далекий день
Когда мне станет лень писать
И будет наплевать на премии, новые книги,
Читателей и журнальные рейтинги
Я возьму рюкзак с красными
крымскими помидорами
со шматком сала
и бутылкой воды «Новотерская»
И пойду по степи в сторону моря
Где белые кораблики качаются на пирсе
Где девочки в платьицах машут платочками
Где коты и собаки ждут шаланды хамсы
Я сяду на гальку, и буду просто вдыхать
Запах моря, запах водорослей
Потому что всё прошло.









***


И вот ты выходишь такой сияющий
Такой песнопенный и искрометный
В чистой беленькой одежке
У тебя тысяча путей, у тебя миллион дорог
Но сначала отомрет сотня путей
Потом заберут тыщу дорог
Еще на паре шоссе поставят шлагбаум
И останется одна маленькая узенькая тропинка
Маленькая узенькая тропка в лесу
По которой надо брести в одиночестве
То и дело спотыкаясь и падая
В старой одежде и изношенных башмаках
Никаких друзей, никакой помощи
Может только родные и любимые
Да и то, да и то.










***

Я тоже нес горячечный бред критицизма
По утрам делал зарядку
Чистил зубы
Обливался холодной водой
Пил йогурт и ел изюм
А потом взяв в руки ледоруб и топор
До глубокой ночи
Язвительно рецензировал антологии
Душил котят-авторов
Уничтожал литературные группы
Бил морды поэтическим плебеям
И прозаическим проходимцам
А теперь я стар
У меня выпали зубы и ослабло зрение
Мне чихать на поэтических проходимцев
Я даже книги их не читаю
Какое уж тут рецензирование
Так молча пройдешь мимо
Или нехотя пнешь живого классика.










***

Где-то там в далекой Москве
Проходят Новогодние утренники
Сверкают елки
Хрустит снежок
Андрей Коровин с табуретки
В доме-музее Булгакова
Обещает прочесть мой рассказ
И три раза поклониться
Достопочтенной публике
Пустили какие-то диаметры
Провели массовые акции протеста
Против Нового года
Издали 50 литературных журналов
Закрыли 50 литературных журналов
Набили морды двум поэтам
(зачем непонятно)
Потом долго сидели и пили портвейн
(на что непонятно)
В метро ходят новогодние вагоны
Президент с бумажки заучивает речь
1000 Дедов Морозов
Как Чикатило
Бродят по подворотням
Герман Власов сидит на даче
И переводит Туркменбаши
Илья Леленков дежурит в котельной
Даниэль Орлов пишет роман
Миша Квадратов завел очередного кота
В общем все продолжается
Все жизнь!
Все кругом жизнь.



***


Эх если б я ругал либералов
И хвалил патриотов
Или ругал патриотов
И хвалил либералов
У меня бы была совсем другая жизнь
Чистая ясная понятная
Полная радости и вдохновения
Мне бы выдали лавровый венок
(неважно кто)
Меня бы любили девушки
(неважно какие)
Я бы уже давно восседал в президиумах
Вел литературные семинары
Ездил на международные
Или российские конференции
Пил Асти или Абрау-Дюрсо
У меня бы водились деньги
(о эти деньги!)
У меня бы был костюм
Хороший добротный костюм
И вместо подзаборного кота Феника
Я бы разгуливал по побережью
С розовым лабрадором.






***


Китайская славистка
Приехала в редакцию
Литературного журнала
Стоит жмется на морозе
Бьёт ногой о ногу
Трет руки
Никак не может войти
Никого нет
Китайская славистка не понимает
Что это просто юридический адрес
Что журнал здесь никогда не сидел
Что у него нет редакции
Что редколлегия собиралась по кафе
Работала за бесплатно
И просто переписывалась
По электронной почте
Там в Китае
Все литературные журналы
Имеют мраморные дома
У них лакеи в ливреях
Золотые экипажы
Миллионные тиражи
Толпы читателей
Ломящихся в парадную
И страждущих свежий номер
Китайская славистка
Пишет мне в мессенджер
Требует, чтобы я открыл ей дверь
Впустил обогрел налил чая
Бедная китайская славистка
Бедная китайская славистка





***


Я знаю,
Когда-нибудь вы будете искать
Всю белиберду, что я написал.
Знаю, знаю.
Но я обязательно посмеюсь над вами.
Размещу рассказы на самых графоманских сайтах:
Стихиру, прозару, говнострадалецру.
Напечатаюсь в самых дурацких альманахах:
Родничок, Свиристель, Мостостроитель
Городов Урюпинск, Алапаевск и Усть- Бугульма.
Напечатаю по три, четыре раза одно и то же,
Перепутаю сюжеты,
Займусь самоцитированием,
Поставлю посвящения,
Сниму посвящения.
И да, толстые журналы, и книги, и репринт.
А еще есть заграница.
Заграница нам поможет.
Я знаю, знаю.









***

Я уже написал здесь 10 тысяч стихов,
Которые и стихами назвать сложно.
Так проза в столбик.
От незнания или неумения .
От прозаической привычки не рифмовать.
Просто придешь с работы или сидишь в курилке
И пишешь прозу в столбик.
Однажды через 3 месяца
Здесь наступит весна
Зацветет виноград, персики и инжир.
Я поведу тебя на побережье Алушты.
Там мелкая галька, а в глубине песок.
Там так хорошо стоять и смотреть на море,
Кормить чаек размером с лабрадора.
Хорошо бы завести лабрадора.
Песочного или розового.
Он бы лаял на волны,
Бегал вдоль побережья,
И мне бы казалось,
Что я здесь родился и вырос,
Что никуда не уезжал и никуда не уеду
И буду жить вечно.








***

Вот оно медленно идет по электронной почте.
Медленно, медленно идет по электронной почте.
Ведь по электронной почте всё идет медленно.
Всё идет медленно по электронной почте.
Пока письмо упадет на сервер,
Пока его перепечатает секретарша,
Пока направит цензору,
Пока его перечитает цензор, пока зевнет,
Нальет чаю, поставит печать Одобрено,
Пока сетевики засунут его в кабель,
Пока попьют кофе с баранками,
И вот оно медленно идет по кабелям,
Медленно, медленно идет по вайфаю
Месяц, два, три, месяц, два, три.
Молчит адресат. Нет ответа.









***


Мой Южный город - это почти Европа.
Тихий мирный итальянский городок.
Идешь по пешеходной улице и понимаешь это.
Всюду солнце, плитка и архитектура 19 века.
Мирно прогуливающиеся туристы, спящие коты.
Кафе Мэри-Бэри, мягкие шоколадные эклеры,
Книжный магазин, где лежат томики стихов поэтов эпохи Возрождения.
Драматический театр и музыкальная школа,
Из окон которой слышно, как маленький мальчик играет Шопена.
Подвал Массандра с терпким южным вином на разлив.
Но иногда мне становится грустно.
Я всегда грущу в Европе.
Тогда я сворачиваю с улицы Пушкина
И выхожу на проспект Кирова.
Это моя Москва! Моя гудящая Москва!
Болезненный блеск рекламы, рокот машин и троллейбусов.
Мерцание светофоров, магазины, бутики, универсам Яблоко.
Все ревет, скрежещет и прет!
Все бежит, стремится и летит!
О моя Москва! О моя Москва!
Но стоит мне пройти пятьдесят метров,
И я на площади Ленина.
Это моё счастливое коммунистическое детство.
Мой дедушка Ленин.
Он стоит истуканом, вытянув руку, как попрошайка.
Он показывает на брежневские пятиэтажки,
На изломанный асфальт дворов,
На темные улицы, на кафе Советское,
На чебуреки с капающим бараньим жиром
На шоссе Южный город - Ялта,
По которому я могу в выходные доехать до моря,
Чтобы долго и мучительно смотреть на волны.
Потому что я вырос у моря, у холодного северного моря.
Южный город - это мое северное море.




***

Обо мне помнит только Сбербанк.
Обо мне помнит только МТС.
Обо мне помнит только Мосэнерго.
Обо мне помнит только магазин "Пуховик".
Обо мне помнит только мэр Москвы.
СМС, электронные письма и вайбер.
СМС, электронные письма и вайбер.
Я умру рано утром в пустой квартире.
N-ого июля N-ого года
И обо мне только вспомнят
Сбербанк, МТС и мэр Москвы.
"В добрый путь", - напишет мне мэр Москвы.
"Пусть земля пуховик", - напишет мне МТС.











***

Вот сейчас она капнет капнет капнет
Сейчас капнет капнет капнет
Обязательно капнет капнет
Зарплата моя зарплата зарплатушка
На карту капнет капнет капнет
Зарплата зарплатушка капнет
Но почему-то не капает не капает не капает
Где моя зарплата зарплата зарплатушка
Капни капни капни капни
На карту капни капни капни капни...












***

Никто не видел моей жены.
Я много о ней пишу, но никто ее не видел.
Вот думают, что у него за жена.
Наверное ходит в парандже или хиджабе,
Кормит он ее овсом или соей даже на Новый год.
Держит он ее в черном теле.
А на самом деле моя жена
Летала на Марс, выступала в ООН,
Брала интервью у Далай-Ламы
И участвовала в восстании сипаев.
Много чего сделала моя жена,
Много, но она запрещает мне об этом писать.
Говорит нечего.