Русская литратура Большой бредовый каламбур 1999

Достоевский всех достал,
на боку Набоков спал,
Пушкин в толстых
бил из пушки,
Толстой толстый убегал.
Блок - возвышенный поэт
докурил блок сигарет,
был Белинский
бел, как мел,
Чернышевский
мглой темнел,
и, конечно, не секрет -
я надеждой не согрет,
брёл, писал,
стих, как умел,
сочинял всё,
что хотел...
Гоголь гоголем прошёл,
Чехов с чехами играл,
было всё так хорошо,
я и словом не соврал,
что-то Писарев писал,
в лес Лесков
гулять позвал,
это не оригинально,
было мне одно печально,
что Одоевский нахально
всех собой одолевал.
Вы спросили: как я смею? -
пусть стихи мои грубы,
но пишу так, как умею,
и выходит бред на славу,
песня сердца моего...
Где Рылеев рыл канаву? -
не осталось ничего...
Горький очень горек был,
Бедный бедно жизнь прожил,
жили в отблесках костров,
Маяковский всем маячил
и, подав какой-то знак,
лёг на грядку Пастернак,
овощ - он и не иначе...
Я не знаю: как же быть? -
бред слагаю, как дурак,
Мандеьштам
поставил штамп,
все исчезли где-то там,
в общем - полный кавардак.
И стою совсем не ловко,
как солдат, я на посту,
как Цветаева, цвету,
и моих дурацких истин
все боятся за версту...
Громко крикнул
мне Астафьев:
"ну, их всех к чертям,
оставь их
и забудь про маету"
Но Булгаков
тут, как тут,
снова начал,
всех взбулгачил,
всё вокруг переиначил,
перепутал на лету...
Бред самим мной
перепутан,
писать дальше не горит,
а Распутин у распутья
весь задумчивый стоит
и Проскурин,
весь прокурен,
что-то громко говорит,
выслушать его не хочет
заплутавшая душа,
Горин горе мне пророчит,
не добьётся ни шиша...
Вознесусь, как Вознесенский,
вновь пишу я дикий бред,
я, конечно, - не поэт,
чую: шапка есть на Сеньке,
к Музе зря залез я в сенцы,
в моих виршах смысла нет...