Когда-то их было семеро, но годы берут своё...

Когда-то их было семеро, но годы берут своё. Стоит, ощетинившись, поле колким жнивьём. Пустует огромный терем - братцы давно мертвы. На тыне сидит высоком огромная тень совы. А там где посеяны кости верных гнедых коней, раньше стояли яблони. Только и тех уж нет. Ходит могильный ветер за сгорбленным стариком, шепчет в душу ему Смородиновой рекой, чьи воды темны - на то и Забыть-река. Солнце в неё не смотрит и облака.

Он так устал в лесу этом быть один. Уснуть бы навек, но сердце стучит в груди, как будто бы, глупое, всё ещё ждёт чего, как будто хозяин его не сед головой.

Темен пустой соколятник да черен сосновый бор. Словно навьи глаза глядят шляпы мокрых грибов. В колчане тиснёном рассохлись древки у стрел. Подумывал вместе с луком их сжечь в костре, но стало жаль, решил, что пускай живут - наложил стрелу он на звонкую тетиву. И пустил певучую гибель в лесную даль. Да за ней, хромая, сам зашагал туда. Шёл три дня, три ночи - вёл его листопад. А иначе б идти-то выпало наугад. И пришёл он к зелени мрачной дурных болот, где кроме нечистых никто уж век не живёт. 

Вздохнул старик - на кой ему та стрела? Пропала, и черт с ней. Ведь жизнь-то уже прошла. На кой ему нынче лихой молодецкий путь? Присел он на кочку замшелую отдохнуть. Задремывать стал - дурманит топи трава…

И вдруг у ноги раздалось очень звонко: "Ква!"

Лягушка - с мизинец, не больше - у сапога. Глазищи навыкате, пятнышки на боках. Сидит на стреле, глядит совсем по-людски, и взгляд лягушачий полон такой тоски, что бережно квакшу с собою берёт старик - за пазуху прячет, шёпотом говорит: "Позимуешь в кадушке для репы, ну а весной, оставлю тебя у болотины под сосной. Мне всё веселее - живая душа в дому. Наловлю тебе слизней капустных, да рыжих мух!"

Лягушка молчит у сердца - не лезет в спор. Шумит впереди и сзади осенний бор. Наползает туман - леший баню, видать, топил. Придут холода не скоро, раз всё не спит.

Старик приносит лягушку в свой тихий дом. В ставни закрытые ночь скребется прутом. Стонут-вздыхают осины, и ходит лось. Небо звезды вплетает в тучи своих волос.

Спит старик, а лягушка в кадушке сидит на дне. Вдруг как вспыхнет зелёным - и больше лягушки нет. Ступает на половицы босой ногой девчонка в рубашке, выпачканной иргой, с ольховыми шишками в золоте пышных кос. В рыжих веснушках задорный курносый нос, а глаза - малахит в зелёной ряске болот. Брови - пшеницы колосьица, чистый лоб. Рукавом махнула - огонь заплясал в печи. На столе - пироги с калиной да калачи, печеная тыква с яблоками в горшках. По сундукам - душистая рожь в мешках. Махнула другим рукавом - пауки долой! Пол выскоблен мелким песком пополам золой. Полавочники расшиты и рушники. Весь терем послушен движеньям её руки - брёвна вздыхают, остро пахнут смолой. По нраву ему девчонкино колдовство.

Утром встаёт старик - в терему светло,
натоплено, наготовлено и светло.

Глядит и никак не может он надивиться. Девчонка с поклоном представилась Василисой. Сказала: "Внучкой тебе теперь буду, старче. Только не тронь шкурки ты легушачьей. И смерти не бойся - в игле да в яйце погибель. Яйцо то в утке белой, что яблонь кипень. А утка в зайце, заяц в ларце сосновом заговорен моим заповедным словом. Будешь ли пироги ты да каши, деда?"
Слушает богатырь бывший непоседу.

"Экая девка - думает, - Ещё зелень.
А сразу видно, вырастет, будет зелье!
Эх, повезёт же на этом лихом веку
с тобой бестолковому, мудрая, дураку!"

23 августа 2023 г.


Рецензии