проблема

Я хочу вам рассказать не то, чтобы о любви, но о чем-то, что объединяет людей, что делает незаметно и непреклонно двоих совершенно чужих людей необходимыми друг другу. Хотя история эта началась довольно банально, если не пошловато, но она стала для меня настоящим испытанием.
В тот день всё как-то не задалось, ещё с ночи, когда жена холодно отвергла мои нежности, хотя обычно у нас с ней в этом плане всё нормально. Всё, я бы сказал, взаимно. А как хотелось, чтобы она подвигала своим солоноватым языком у меня во рту. Это у нее получается неописуемо. Но отказала и отказала - я перевернулся на другой бок, глубоко вздохнул, однако долго лежал не в силах заснуть, томясь в каком-то неясном нехорошем предчувствии.
Проснулся разбитым и раздраженным, поскольку снился удушливый зловещий бред – будто меня ведут нескончаемыми коридорам на суд, как обвиняемого в неизвестном мне, постыдном преступлении. А я пытаюсь вырваться, упрашиваю своих молчаливых конвоиров отпустить меня, недоумеваю, за что меня гонят, за какое злодейство.
В общем, день начался погано. И на службе, в офисе, всё валилось из рук. Договор никак не мог оформить с выгодным клиентом. Шеф отчитал, даже высмеял перед товарищами.
На обеденном перерыве, в столовой, жевал с мрачной миной жесткий бифштекс и ни о чём конкретно не думал, и бездумный взгляд мой остановился на девушке, которая тоже смотрела на меня, приветливо и даже сочувственно. Я улыбнулся ей, она мне. Это была секретарша из соседнего отдела Вика. Приятели мои, коллеги, бывало подшучивали надо мной в курилке, мол, разиня, пентюх, упускаю шанс, когда девушка меня так хочет. Это они о Вике. А она мне никогда особо не нравилась. Худенькая, сутуловатая, востроносая. В общем, на мой вкус серенькая мышка. А мне нравятся женщины яркие, вызывающие, эдакие роковые кошечки. Как моя жена.
И вот, глядя на Вику в столовой, что-то я стал решать, какие-то смутные идеи и желания зашевелились в голове и отозвались в груди и под ложечкой тёплым волнением. Я подошел к ней после обеда в вестибюле, где она разбирала корреспонденцию на столике, и сказал:
- Что-то вы, Вика, сегодня печальная. Какие у вас неприятности?
- Мне показалось, это у вас неприятности, - ответила она.
- А вы посочувствовали мне?
- Ну да.
- Я тронут, - сказал я с кривой, наверное, нахальной ухмылкой. – Что вы делаете сегодня вечером?
- Ничего. Дома буду одна сидеть. Мама-то в больнице сейчас, обострение ревматизма.
- О-о, - протянул я. – теперь я должен вам посочувствовать. Может, мне вас как-нибудь развлечь, например, вечерком? - зачем ляпнул, сам не знаю, бывают у людей необъяснимые наваждения, вот и на меня нашло подобное.
- Давайте, - как-то просто и сразу ответила она. И добавила почти шепотом: - Сегодня, да? После работы, хорошо?
- Да, - выдавил я
И вот так я напросился в гости, сам того не желая. Но сказанного не вернуть. Причём, это было впервые, когда мы с Викой поговорили по-настоящему, один на один.
В конце рабочего дня она сама подошла ко мне и напомнила:
- Ну, что, не передумали?
- Нет, - сказал я, - поедем, я сегодня не за рулём, можно и отметить.
- Отметим, что вы не за рулём.
Дома у неё было обставлено как-то старомодно, притом было не очень аккуратно и захламлено, слишком много обтрёпанных книг стояло на высоких стеллажах, наверное, ещё с советских времён. И держался неприятный затхло-старушечий запах, видимо, от лекарств или белья её больной мамаши.
Квартира была двухкомнатная, Вика накрыла наскоро стол в гостиной, посреди всех этих печальных книг. Принесла бананы, киви, какой-то мятый салат, хлеб, неплохую корейку. Я сказал, что не голоден, однако под коньячок закушу. Коньячок купил я, по пути к Вике.
Выпили, поболтали ни о чем и почему-то невпопад, ощущалась неловкость. Я спросил, чего так книг много, что, она читать, наверное, любит. Она ответила, что в их семье все любят чтение, но если мне это не нравится, она перестанет с этого вечера читать.
- Да зачем же? – смутился я опять такой готовности мне угодить. – Читай, я сам иногда детективы там, листаю. Прикольно.
- Прикольно, - согласилась она.
И тут я заметил на одном стеллаже музыкальные диски. В углу стоял и проигрыватель, скромненький, китайский, конечно. Я встал, пошёл выбирать диски. Там была в основном классика, попса, Кристина Агулера, Аврил Лавин - в общем, всякие сопли в шоколаде. Наконец, я нашёл диск Red Hot Chilly Peppers - это подходило, рок-н-рольный драйв – это моё. Я поставил диск – и блюз ударил мне в мозг, похлеще коньячка. Я пригласил Вику танцевать, она смутилась, но пошла. Танцевать она не умела, а я вот под блюз-рок ломать тело люблю, но только один или с женой Леной. А тут с Викой стал ломать, и как-то мне легко стало, в общем, поймав кураж, дурачился.
- Какой ты смешной, - засмеялась она.
- Я только на лицо смешной, а ниже очень серьёзный и даже грозный, - сказал я и поцеловал её.
Целовалась она робко, как школьница, и язычком во рту у меня, разумеется, не двигала. Однако меня охватило желание. Короче, это у нас произошло на диване, там же в гостиной, под романтическую балладу Pepperов. Но я не был настроен романтически, хотелось всё это скорее закончить. Я удовлетворился, не заботясь о её чувствах, хотя с женщинами я обычно чуток, люблю, когда и они наслаждаются. Но сейчас мне было досадно на себя и как-то даже брезгливо, ведь пахло от её тела каким-то приторным благовонием, как будто в буддийской лавке.
Но удивило меня вот что: после всего, когда мы курили с ней на диване, она, склонив голову к моему плечу, но не касаясь меня, вся лучилась счастьем. Да, это меня очень удивило. Лена моя, например, при таком раскладе просто послала бы горе-кавалера куда подальше. А эта лучилась, как будто бы я ее всю изласкал.
Короче, допили коньяк, и я сказал, что мне пора.
- К жене? – спросила Вика.
Просто спросила, спокойно, но было в этом вопросе что-то надрывное, обречённое.
- Нет, у меня деловая встреча, - зачем-то солгал я.
- Придёшь еще, потом как-нибудь? – спросила она и заглянула мне в глаза покорно, как преданная старая собака, чувствующая, что хозяин может отдать её.
- Да, конечно.
- Значит, тебе понравилось у меня?
- Да.
В общем, когда вышел на улицу, облегчённо вздохнул.
Дома Лена спросила, чего я так поздно. Я что-то насочинял. Она посмотрела на меня, закусив губу, испытующе и предположила:
- Обиделся за прошлую ночь?
- Да, нет, - смутился я.
Тогда она медленно, своей раскачивающейся в бедрах походкой подошла ко мне и поцеловала. О, её божественный язык – властный, плотно скользящий, засасывающий до самой гортани, до сладостных спазмов! И это у нас произошло – жадно, неистово – я содрогался как в лучшие дни медового месяца.
На службе пару дней всё было спокойно. Но вот на третий день Вика подошла ко мне, когда я выходил из курилки один.
- Передумал приходить? Жалеешь, что был с мной? – как-то тихо и побито обратилась она и чуть придержала меня за рукав, как испуганный ребёнок.
- Нет, не жалею, - смутился я. – Просто дела были. На дачу вот ездили, крышу латал.
- Ну, так, когда же придёшь?
- Дня через три, - сказал я, беспомощно пытаясь как можно на более отдалённый срок отодвинуть эту встречу.
- Хорошо. Но это будет воскресенье.
- Приеду в воскресенье.
- А жена?
- Мы с ней почти не живем. – зачем я это ляпнул, не знаю, до сих пор удивляюсь.
- Да? – глаза её расширились, она с каким-то пьяным восторгом на меня смотрела.
Я поскорее отошел от неё и смешался с группой сослуживцев.

И вот ночью я опять не мог заснуть и всё думал о Вике. Лена безмятежно спала, а я вспоминал Викин собачий, такой пронзительный и обречённый взгляд. И я думал, конечно, не люблю её. Дома с женой куда лучше. Да что сравнивать! Идиотизм какой-то. Но. И вот это проклятое «но» - чем-то твердым, болезненным оно давило под ложечкой. Не люблю её, но не в этом же, чёрт возьми, дело! Ведь она поверила в меня, как в Спасителя. И ждёт меня, моего пришествия. Ведь у нее никого больше нет, только дряхлая больная мать.
Да. Вот о чём я подумал: я дал Вике надежду, приблизил ее, приласкал. Как зверушку. Приручил. И что же? Я за неё в ответе – вот что! Когда я подумал так, то даже хихикнул громко и отрывисто, слишком резко в ночной тишине.
Лена застонала, проснувшись, пробормотала что-то недовольное и повернулась к стене.
Конечно, мысль о том, что я за эту серенькую мышку в ответе – нелепа, пафосно высосана из пальца, из блажи какой-то. Но. Опять это давящее, как ноша, «но». Что же это такое?
И я понял, что не смогу спать, пока не дам себе слово (как это глупо!) – слово, что буду ходить к Вике домой, хоть изредка. И я дал себе это слово. И, на удивление, быстро и спокойно после клятвы уснул.
Действительно, через пару дней я приехал к Вике, как обещал, в воскресение. И мы снова занимались этим на диване в гостиной. Мать ее была всё ещё в больнице, - и я так понял, она там частенько и подолгу бывала.
Во второй раз я был ласковей с ней, а она была чуть смелее со мной. И мне это даже доставило удовольствие.
И вот я стал посещать этот дом и вскоре привык и к Вике, и к ее захламленной гостиной. И даже брал у неё книги почитать, хотя там была сплошь одна классика, которую я не очень жалую еще со школы. Но Кафка, например, мне понравился. Как это он здорово, не назидательно, не проповедуя, лишь в незначительных действиях да в пустых обыденных разговорах выразил, что человека, как бы умён и отважен он ни был, везде подстерегает опасность и разочарование во всём. Во всём! А Вика, когда я ей рассказал о своих впечатлениях от Кафки, улыбнулась лишь нежно и как-то задумчиво, а на следующий день купила, чтобы меня порадовать, диски Nirvanы, ZZ Top и Bon Jovy. Наши встречи стали неотъемлемой частью моей жизни, более того, стали большим, чем всё остальное.
Я, конечно, тайком ходил к ней. Но разве скроешь такое? Особенно на службе – приятели строят насмешливые гримасы и отпускают на наш счёт не прозрачные намёки, а шеф стал ещё более суров со мной и даже поговаривает в раздражении о моём увольнении. Но этому есть своё объяснение. Кто-то мне сказал, что он сам давно уже положил глаз на Вику. Я не огорчаюсь по поводу увольнения, я не пропаду, хорошие айтишники везде сейчас нужны.
Ну, хорошо. Вы спросите, а как же Лена? И она стала что-то чувствовать, - что-то важное для нас двоих она решала там, внутри себя. Однажды в начале ночи она поцеловала меня так восхитительно, так пьяняще порхал её лакричный язычок по моему нёбу – аж дыхание перехватило.
- Классно? – спросила она, оторвавшись от меня.
- Ух, ещё бы, - выдохнул я и попытался к ней придвинуться, но она упёрлась рукой мне в грудь.
- Ну так вот. Больше такого не будет.
И странно. Я даже не протестовал, не выспрашивал о причинах, не подлаживался к ней. Просто с этой ночи мы стали спать порознь. Она в спальне, а я у себя в кабинете, на кушетке. В общем-то это не особо напрягало. Каждый был занят своими делами, благо что комнат у нас три с моим кабинетом. Я у себя читал Викины книги или в наушниках слушал диски. Лена или бесконечно болтала по видеосвязи со своими подругами, или занималась с дочкой, которую она постоянно учила каким-нибудь женским хитростям.
Да, я вам забыл сказать, что у нас дочь. Но она уже почти взрослая, студентка. Я сам с ней мало всегда общался, как-то не близка она была изначально мне, но близка к матери. Так вот дочка тоже в свете последних событий почти перестала со мной разговаривать. Но, повторюсь, меня это уже не больно напрягало.
И вот вчера вечером Лена сказала мне:
- Ты, милый, должен всё-таки сделать выбор. Или уходишь к ней, или остаёшься со мной, но тогда уже о ней забудь. И тогда у нас будет всё, как прежде. Хочешь?
- Я уж сам не знаю, чего я хочу, - я на нее посмотрел, наверное, так жалко и растеряно, что Лена погладила меня по щеке, прямо, как мать или добрая тётушка.
- Неделя тебе на решение, - сказала она. – И, если решишь остаться, книжечки ей отдай. Нам и без книг было хорошо, - высказала это и ушла к себе.
И вот я не сплю уже трое суток. Я всё думаю. Остаться с любимой или уйти к любящей? Тогда я решил всю эту ситуацию описать вам, Макс, и послать свой рассказ на вашу почту в соц. сети. Ведь вы известны как толковый и, главное, деликатный блогер, дающий советы по разным семейным и психологическим проблемам. Что вы посоветуете мне?
Я не хочу бросать Лену, хотя не особо привязан к нашему хозяйству и к дочери, хотя уже не так дорог жене, как раньше. Возможно, у неё тоже кто-то есть. Иначе она не была бы так спокойна. Но. Я всё равно не желаю терять её окончательно. Ведь столько лет мы вместе. Хороших, светлых лет. Её тело, щедрое, округлое, горячее, – оно и ее ласки, и страсть ее вошли в мою плоть, в моё сердце, стали мною за эти годы. Я не хочу её терять…
Но я не могу просто так бросить и Вику, потому что чувствую, ее сломает мой уход. Как она переживёт? Вы об этом подумали? Она ведь сломается окончательно. Да, если честно, теперь и с Викой мне душевно и хорошо.
Как быть? Макс, посоветуйте. Может, можно что-то сделать, чтобы ничего не погубить, никого не обидеть?