Юрий Андрухович род. 1960 Колыбельная первого дня
всё тише вечера цветенье.
В тепле твоём я воскресаю,
зерно, светящее из тени
песчинкой самой золотой!
Я над тобою. Твой покой
равниной стелется... Ты спишь,
и мы вдвоём в жилище тиши.
Не разбужу тебя, сынок.
Тот сумрак цвета как ожины,
Я из густых и частых жил
достану синий стебелёк.
Так караулю, деревянное
своё крыло вбок положив.
Шеренга лет к тебе бежит
идут леса, как караваны…
(И из-под снега и золы
пролески ранние взошли)
А мы укрыты, как корою.
Обвиты сумраком извечным.
Как ты шумел моею кровью!
Ты вновь родил меня навечно,
мой сын,
и смерть, и упованье!
Мой мартовский,
в твоих устах -
мой выдох. Ты ещё как птах.
Узнай меня, как свет погаснет.
Ожина - ежевика
Пролески - подснежники
Колискова першого дня
В кімнаті з вікнами на весну
цвітіння вечорове в’яне.
Я у теплі твоєму скресну,
зерно, просвітлене і тьмяне,
найзолотіша із піщинок!
Я над тобою. Твій спочинок —
немов рівнина… Ось ти спиш,
і ми удвох в оселі тиш.
Не сколихну тебе, мій сину.
Ця сутінь кольору ожин.
Тобі з густих і частих жил
вигойдую галузку синю.
І так чатую, дерев’яне
своє крило відклавши вбік.
До тебе плинуть версти рік,
ідуть ліси, мов каравани…
(І вчасні проліски зійшли
з підвалин снігу та золи…)
А ми укриті, мов корою.
Повиті присмерком повіки.
Як ти шумів моєю кров’ю!
Ти народив мене навіки,
мій сину,
смерте і надіє!
Мій березневий, на вустах
твоїх —
мій подих. Ти ще трохи птах.
Впізнай мене, коли стемніє.
Свидетельство о публикации №123082005090