ГК. - Евклид и Лобачевский

Только что мы посмотрели постулаты великого Евклида - например, две прямые, идущие параллельно друг другу, никогда не пересекутся.

Сколько огорчений этот постулат вызывал в умах студенчества - перенося законы геометрии на судьбы людские, сколько юных сердец вздыхало: не пересекутся! Сколько стихов было написано!

И только Николай Лобачевский в 1827 году произнес доклад в Казанском университете - о том, что, кроме Евклида, есть на земле на что и как, а также иначе посмотреть, и тогда будет не только Евклидова геометрия, но и неевклидова тоже. И тогда, в той самой другой геометрии, прямые, как бы параллельно ни шли - пересекутся. Вселенная их пересечет, потому что там кое-что, если не всё, криво да косо.

Конечно, Лобачевский говорил умнее, чем я излагаю. Но учёные восприняли именно так, как восприняли: доклад- чушь собачья, а Лобачевский - глупец и наглец. Николай столкнулся с непониманием, с буллингом, как мы сейчас говорим, - с травлей. Какое-то время он жил в нищете. Его идеи стали понятными только после 1870-х годов. Мир узнал в нем великого математика! Он утвердил геометрию Лобачевского, неевклидову геометрию. Тем самым утвердил и Евклидову: ведь, если сравнивать не с чем, если нет Лобачевского, то какая она Евклидова? Просто геометрия, и всё.

Евклидова работает здесь, в ограниченном пространстве. Но там, где пространство выходит на просторы - там  откуда-то берется кривизна земли, крутизна экватора , галактические спирали там всякие.... И привычная геометрия не работает! Нужны поправки на более сложное строение мира. И это понял Лобачевский. Без него не полетели бы к звездам корабли, рассчитать траекторию было бы невозможно. О нем говорили в научном мире как о гении. Английский математик Уильям Клиффорд назвал Лобачевского «Коперником геометрии». Через много лет от руководства Лобачевский получил в  подарок перстень. Но продал этот перстень, отдав деньги на усовершенствование породы овец-мериносов, овец с красивой шерстью. С паршивой овцы, говорят, хоть шерсти клок. Но это я не о том.

Он был современником Пушкина. Очень красив на портретах. Оставил несколько книг, последний труд назвал "Пангеометрия". Когда я была в Казани, в Казанском авиационном институте на учёбе по ТРИЗ -(теория решения изобретательских задач) - то гуляла после лекций - а иногда и вместо - вволю, аки свободная овечка. осмотрела всю Казань. И зашла на Арское поле - оттуда били пушки Пугачёва, там, недалеко от центра, конечно, ходил и Пушкин, проезжавший через Казань в своем сборе материалов к исследованию восстания Пугачёва. Ну вот, если пушкин там был, то и я пошла на Арское поле. При Пушкине это была окраина, поле. Теперь там - кладбище с маленькой церковкой. Церковка старинная, поразила меня плотностью намоленной атмосферы. "Топор можно вешать", - говорят про такое ощущение. Плотный, вещественный воздух. Я такое встречала только в Пахомиевском монастыре под Нерехтой и на Афонском подворье в Москве на Таганке. Впрочем, я мало где была. Девочки мои, вам бы там побывать! Не мало где, а именно в тех трех церквах, что я назвала.  А на Арском поле я увидела могилу Лобаческого. Почему-то это показалось мне важным открытием в личном постижении Казани. Хотя, повторюсь, я далека от геометрии и не то чтобы любви к ней, но и элементарного понимания. А понимать - надо.

На Арском кладбище меня поразили уют и неухоженность, тщеславие и заброшенность. Многие надгробия были в очень плохом состоянии, множество заросших участков и поваленных деревьев... Как церковку никогда не закрывали - в ней всегда текла молитва - так, чувствовалось, и на памятные места казанцы не заходили. Это же старое кладбище... Поразило и обилие учёного люда - на памятниках то и дело встречались надписи: "кандидат наук", "доцент", "профессор". Эти надписи тоже входили в какой-то диссонанс с моим мироощущением. Ну, и я кандидат наук, доцент. И я должна была бы стать профессором, но у меня появились вы - и на кафедре меня уже называли "Профессор Мартишина", а дома вы ползали в кроватках. Двое младенцев у "профессора" - смешно. И я поняла, что никогда не попрошу у судьбы ничего большего. Не стала подавать документы на должность профессора. Сколько детей было у Лобачевского - точно неизвестно. Говорят, семь. Он не афишировал эту сторону жизни. И был прав, наш великий Николай Иванович. А надписи на памятниках Арского кладбища вспоминаются мне и тщеславием родственников, и, с другой стороны, справедливостью научного люда и гордостью учёных за родную Казань. Не могу сказать, что там в ментальности казанцев. Тем более это всё - в прошлых веках...

У меня есть стихотворение "1827". Это год постройки церкви в Подсосино, где покоятся ваши родные - род Власовых. Гениальный художник Павел Власов, ваш дядя. Ваш дедушка, Александр Васильевич Власов, придумавший "Загорского богатыря", прошедший всю войну, плен и 17 лет чужбины в Голландии. Ваша прабабушка. жена Василия Власова, мастера по дереву, расстрелянного на Бутовском полигоне 23 августа 1937 года. А за 110 лет до 1937 года в Подсосино строилась церковь.


1827



Россия ликует! Была Бородинская битва,
Французов погнали! Священный союз заключили
Россия и Австрия с Пруссией! Тут же Варшава!
К России присоединяется Польское царство!
Россия ликует! Подавлен мятеж декабристов.
Возводятся церкви и множатся новые тракты.
В Подсоснине строят Успенскую стройную церковь,
Кирпичную, в белых колоннах.


Россия ликует! Теперь Эриванское ханство
Легло ей под ноги, и Нахичевань покорилась,
И скоро своим будет берег у Чёрного моря!
Отворены будут ворота к Дунаю! Пока же
В Подсоснине быстро возводят Успенскую церковь –
Одна за другою телеги с кирпичной поклажей.
Удачен проект, высока, дорога колокольня,
И белые, белые будут у церкви колонны!


В Америке Оуэн всех в трудовую коммуну
Сзывает, назвав её «Новой Гармонией». В мире
Чего не свершается! В Лондоне, в Англии серой,
Открыт зоопарк; - ну так будет и наш в Петербурге!
Мицкевич, великий поэт, пишет нынче великую оду –
Про молодость. Орест Кипренский рисует поэта –
Пушкина. Пушкин наш лучше Мицкевича –
Будет великим! В Подсоснине церковь возводят –
Всех краше, всех лучше новейшая белая церковь!


О лето Господне! Сколь многим ты нас удивило!
Пока пишет Шуберт свою «Лебединую песню» –
Уже Крузенштерн одолел «Атлас Южного моря»,
А Велер, алхимик, уже получил алюминий.
В Москве же не что-то   - а обсерваторию строят!
Получим не просто молекулы – новые звёзды!
Уж купол горит на подсоснинской новенькой церкви,
И белые, белые, дивные вышли колонны!


Уже неудачный доклад произнёс Лобачевский.
Никто не поверил: куда! Опровергнуть Эвклида!
Не пересечется ничто, коль идёт параллельно!
Вот, скажем, Свободский прибор изобрел для числительных действий;
А Беббедж, пожалуй, и не был знаком со Свободским.
А в Англии Броун открыл поведенье частичек –
Вот где столкновений-то!  Здесь же  у нас, под Москвою,
Красуется, строится, красится белая церковь!


…И так, за делами, года промелькнули. Детишки
Стараются, учат, сдают про мятеж декабристов.
Стараются, учат стихи к двухсотлетью поэта –
Великого Пушкина. Плещется Чёрное море.
Уже в Новогрудке прошёл в честь Мицкевича праздник.
И тож двести лет, и прошли эти празденства тоже.


Сгодился на птиц серебристых ручной алюминий –
Летают, парят самолёты по чёрному небу,
Ракеты летят, отражаясь, как новые звёзды.
Билл Гейтс благодарен судьбе,-
как, должно быть, и Беббедж,
Хотя, в свою очередь, не был знаком со Свободским.
Но  тот неудачник был прав: мы однажды столкнулись.


А в старом Подсоснине грают на церкви вороны,
И воры уносят последние балки полегче.
Уж нет колокольни, и белые только колонны
России моей подставляют разбитые плечи.


И все же время всё расставляет по своим местам. Лобачевского потомки чтят, как национального гения. Церковь в Подсосино восстанавливали, восстанавливали и - восстановили. Мы, ваши мамочка и папочка, встретились в жизни, как две параллельные прямые в далёких мирах. И нашли личное дело Василия Власова, а там - его фотография перед расстрелом. Мы увидели нашего прадеда! Когда бы еще крестьянин из деревни стал фотографироваться? А тут - очень качественно. Правда, - ворот распахнут и, видимо, крестик с груди сорван. И склоняешься больше к тому, чтобы - благодарить... Ведь есть портрет, фотография - мы видим, что прадед смел, благороден, красив... Такая вот геометрия...