Раздвоение личности

Как импульс - дрожь бежит по телу,
глаза сияют, кровь кипит
Во власти страсти ты всецело,
и…как ни странно…совесть спит…
Илья Герс
В ослепительно белом, до одури чистом цехе электронно-вакуумного напыления всё выглядело неестественно, мрачно. Обстановка была похожа на отделение реанимации в медицинской клинике. Прозрачные стены и потолки, до зеркального блеска отполированный пол, стройные ряды вакуумного оборудования, выкрашенного в неприметные пастельные тона, молодые девчонки, одетые в комбинезоны, бахилы, пластиковые скафандры и перчатки ослепительной белизны.
Вадим работал здесь больше года и никак не мог привыкнуть, что после случайного чиха или внеплановой остановки одного из агрегатов по периметру начинают передвигаться лаборанты, замеряющие количество пылинок на кубический сантиметр воздуха, а рабочие узлы для ремонта приходится в опечатанном виде перевозить в “грязную” зону.
На экспериментальной технической территории не было посторонних предметов и звуков, персоналу разноцветными линиями предписаны векторы передвижения, датчики чётко следили за исполнением нерушимого технологического регламента.
И вдруг, – привет! Мне нужна твоя помощь.
Вадик вздрогнул, но повернулся не сразу, подчиняясь выученному алгоритму и запрету на активные действия в “чистой” зоне, хотя разрешать плановые и непредвиденные проблемы входило в прямые обязанности наладчика оборудования.
Перед ним стояла улыбчивая девица, странный экземпляр сотрудницы, не вписывающийся в привычное представление о здешнем персонале. Она была в расстёгнутом до пояса комбинезоне. Из декольтированной майки буквально выпрыгивали соблазнительные полушария упругих грудок, покрытых красными пятнами и каплями пота.
Явление было настолько неожиданным, что Вадим, мужчина семейный, придерживающийся строгих моральных правил, не допускающий блуд даже мысленно, по причине строгого воспитания и устоявшихся этических принципов, связанных с незыблемыми семейными ценностями, в изумлении открыл рот.
– Извините, так жарко, у меня платиновая проволока сгорела. Пшик и испарилась, а пластина чистая. Ума не приложу, что происходит. Посмотрите?
– Да, конечно да, но сначала придётся доложить инженеру.
– Аппарат выключить?
– Да… то есть, нет. Застегнитесь, иначе мне придётся отразить вот это вот… это безобразие, в служебном отчёте.
– Я думала… мне казалось… я была просто уверена, что мой бюст нравится всем мужчинам. Что с вами-то не так!
Жена, дети брак – святое, неизменное, несокрушимое. В этом Вадим был уверен на все сто процентов. Развратные действия сотрудницы, даже если они ненамеренные, выводили его из устоявшегося равновесия, потому что напоминали о том, что семейная жизнь всё же не сахар.
Конечно Вадим, будучи среднестатистическим землянином, мужчиной в активном интимном возрасте, тоже обращает внимание на стройные дамские фигурки, на особенности походки их грациозных обладательниц, на смазливые личики, соблазнительный рельеф тел некоторых особо привлекательных чаровниц. Он тоже порой любуется красивыми женщинами, замирает, учуяв поблизости аромат особого рода, присущий лишь весьма аппетитным для чувственного созерцания особам.
Наверно это естественно для мужчины.
Его всегда удивляло, что привлекательны не черты лица и формы тела сами по себе, а то, как их преподносит обладательница соблазнительных приманок, насколько талантливо одухотворяет она эстетически выверенный образ, превращая обыкновенную пушинку, капельку пота над губой или естественный физиологический изгиб в экзотическое блюдо.
Вадим не падал в обморок от созерцания женских прелестей, он осмысливал причины и способы, с помощью которых бесстрастное, казалось бы, тело, превращается в изысканное произведение искусства, способное возвысить и погубить.
Он знал, понимал, что продолжение рода само по себе не нуждается в пожизненной верности, что для создания новой жизни необходим лишь кратковременный всплеск эмоций, отключающий мозговую деятельность, что семейные отношения – это социальный процесс  более высокого порядка, цель которого – вырастить и воспитать в потомстве улучшенные качества самого себя.
У него был сын и малюсенькая дочка, верность которым он считал наивысшей мужской доблестью.
Заботясь о непорочности, Вадим стреножил в себе всё грубое, связанное с непристойным, аморальным поведением относительно романтических связей, сознательно наделял божественными чертами и свойствами лишь единственную женщину – собственную жену,  Софью Валентиновну Смолякову, которая действительно была изысканно элегантна, нежна и прелестна особенной, непорочной красотой.
Подсмотренное нечаянно только что потрясло Вадима до глубины души. Он никак не мог остановить полёт буйной фантазии, сколько ни старался, невольно продолжая, даже расширяя зону поиска причин и природы столь непонятного волнения.
Сбой в настроенной годами размеренной семейной жизни матрице интимных отношений, в которой не было места похотливому влечению к посторонним дамам, странное желание увидеть и почувствовать больше, чем предоставил случай, разрывал шаблонный способ его мышления.
Недосмотренная грудь, а именно то, чего он так и не увидел, не давала покоя.
Вадим не мог понять, что именно так взволновало его, какой эстетический элемент не вписывался в привычные рамки обыкновенной анатомии женщины, пусть даже совсем молодой. За годы совместной жизни с женой он видел всё, даже больше. Почему так захотелось ещё раз дотронуться, хотя бы взглядом, до соблазнительно спелого плода, ещё раз увидеть застенчивую и в то же время игривую улыбку этой девочки, её особенную неловкость, беспомощную растерянность?
А было ли оно, смущение, или он сам выдумал этот столь необходимый элемент непорочного поведения, непременный атрибут целомудрия? Сколько ей лет, этой милой девочке, почему из троих наладчиков она выбрала именно его!
Вопросы, вопросы. Переживания, галлюцинации, эмоции.
Вадим вдруг физически ощутил, как сжимает рукой тугое яблочко груди, как слизывает с него соблазнительно аппетитную капельку солёного пота, как вдыхает аромат спелой антоновки, как…
– Стоп, Вадька, это начинает походить на безумие. Какая к чёрту капелька, какая антоновка, у тебя жена, дети!
У Софочки точно такие же груди – спелые, ароматные, тугие, такая же упругая кожа, с соблазнительно видимыми сквозь неё мраморными прожилками. У жены столь же щекочущий воображение пьянящий запах, тысячекратно более соблазнительная улыбка, манящие, поцелуйные губы, и много чего ещё, чего нет, и не может быть у этой девчонки, в одно мгновение уничтожившей его представление о собственнойцеломудренности.
– Вы замужем, – не понимая зачем, спросил Вадим?
– Вот ещё, что, понравилась, хочешь пригласить на свидание! А чё, я согласна. Сейчас-то мне что делать, это ведь платина, а не аллюминий?
– Сходите в буфет, отдохните в комнате релаксации, а я займусь аварийной ситуацией. Только время и причину обращения в журнале отметьте. Меня Вадим зовут.
– Ляля… Лариса… Лариса Романовна… Семьина. Вам кофе взять?
– Да, пожалуй. Но как я вас узнаю… без комбинезона?
– Очень просто, – девушка повернула лицо и показала изящным, просто кукольным пальчиком, – вот по этой родинке. А на левой руке будет браслет из бирюзы. Под цвет моих удивительных глаз.
Лариса послала Вадиму воздушный поцелуй и засмеялась.
– Странный ты, Вадик. Очень странный. Но это даже здорово.
Мужчина упаковывал установку для транспортировки в ремонтный цех, перекатывая во рту имя – Лариса, невольно рифмуя его: ириска, расписка, сосиска, пи…
– Идиот! Как можно до такого додуматься!
Мысли прыгали на одном месте как игла на заезженной грампластинке, то набирая некую романтическую высоту, то резко падая в ущелье порочных желаний, совсем не свойственных его социальному менталитету.
Воспалённое воображение нагло сосредоточилось на малюсенькой груди, на оживляющих  аппетитные изгибы сверкающих капельках пота, которые бессовестно стекали в соблазнительную ложбинку.
Вадим вдруг переключил медитативное созерцание на сочные губы особенной формы, на той родинке, по которой должен её узнать, на зелёных, голубых и лазурных оттенках непонятно смеющихся глаз, которые манили, словно порция мороженого в июльский полдень.
Вадим мысленно облизывался, чувствуя себя полным ничтожеством, утратившим способность мыслить как верный муж и добропорядочный глава уважаемого семейства.
Предпринимаемые им волевые усилия для восстановления фамильного статус-кво не приносили плодов. Напротив, чем настойчивее мужчина отсекал непристойные мысли, тем глубже и циничнее проникал в безнравственную сферу незнакомой ему жизни, граничащую с порнографией, всё более оживляя назойливую сексуальную голограмму, которая имела имя, фамилию и вполне осязаемую физическую оболочку, внутрь которой маниакально хотелось проникнуть.
Сам того не желая, Вадим превращался в собственных глазах в похотливое животное, интеллект и рассудок которого был заключён в “чистую” зону, а материальное тело в “грязную”.
Он торопился закончить демонтаж установки, потому делал ошибки. Забыл закрепить транспортировочные крепления, из-за чего опрокинул купол аппарата, слава богу, в зоне очистки, где сотрудники мылись и переодевались перед перемещением туда и обратно. Однако уборка пыли, ремонт и прочие операции затянулись часа на полтора.
Всё это время внимание его было сосредоточено на ждущей в кофейне девушке, на её необычном лице, на аппетитной груди, на том, что связующая их отношения нить слишком тонка, если вообще существует. Девушка могла не заметить, не разделить его воодушевления.
Лариса не дождалась. Её рабочий день закончился несколько раньше.
Вадим ничего не знал о новой знакомой, кроме фамилии и имени.
Дома его раздражало всё: София, дети, безукоризненный бытовой порядок, даже ажурные трусики, бесстыдно выглядывающие из-под её домашнего халатика, который жена покупала специально для того, чтобы с возрастом не снижался градус возбуждения супруга. Более того, Вадима бесил даже он сам, своё непонятное и неправильное поведение, над которым он утратил контроль.
Вадим не понимал, как можно избежать конфликта взаимоисключающих интересов. Раздвоение личности стало для него неприятным сюрпризом.
Или всё же приятным?
– Чёрт, чёрт, чёрт! Дались мне эти грёбаные титьки с капельками соблазнительной сладости в качестве бонуса. Разве грудь Софии менее соблазнительна, разве я её меньше хочу… чёрт, чёрт, чёрт, немыслимо, гадко! Десять лет безупречной семейной жизни… десять счастливых лет… ради того, чтобы облизать несколько капель сиропа с возбуждённых сосков с запахом антоновки и только!
Весь вечер и всю ночь Вадим виртуально домогался до Ларисы: соблазнял её, раздевал, возбуждал, мял. Девушка не возражала, хотя и не проявляла возбуждения.
У него кружилась голова, болели яички, предательски дрожали руки и ноги.
Додумать, домечтать сцену соблазнения до логического финала не получалось: он ведь никогда не изменял. Не было у Вадима других женщин, кроме Софьи, не было повода сравнивать.
Утром Вадим целый час стоял под контрастным душем, привычно поцеловал Софию в губы, оделся как на парад, и отправился с заявлением на увольнение в заводоуправление.
Увы, с внутренним зверем он так и не сумел справиться.