Мамин Дом

               

   
    Я долго думал. стоит ли рассказывать людям обо всем. Потом решил: -а, была- не была! - расскажу. Люди, прочитав, все поймут и простят.
   На днях  мне   удалось провести более двух часов в середине девятнадцатого века .  Все получилось само собой. Я хотел увидеться с приятелем,  но  он  не пришел. И я не расстроился. 
   Оказался я на старой  городской улице  возле дома, где в ту давнюю пору жили почтовые служащие, где сохранился почтовый тракт,  где  стоит  верстовой столб. Это дорога, по которой вы непременно попадете  из Европы в другую часть света, в Сибирь, в далекий малопонятный край русской империи. Это Екатеринбург. По этой коротенькой улочке когда-то стучали колеса почтовых карет, звенел под дугой колокольчик, а ямщик развлекался видом полуевропейского города. Столь приятные моему сердцу старые каменные и деревянные дома  с садом и огородом,  крики петухов и лай собак, что  поутру сопровождали  всякого, кто хоть однажды появлялся на такой улице  –  нечто подобное  и сейчас сохранилось у  нас на Урале во многих местах. Здесь,  близко от старых усадеб стоят стандартные многоэтажки,  так что  вам достаточно несколько минут, чтобы нырнуть в этот райский уголок тишины и покоя.
      Мне, жителю  окраины, на этот раз пришлось добираться до центра долго. Трамвайное движение в  нашем направлении остановилось:  видимо  где-то было аварийное происшествие,  и   пришлось   шагать на остановку автобуса. Так бывает.  Я вовремя пришел. Но планы изменились, вот уже я  могу отдаться  интересному  времяпрепровождению.
      Два часа, этого  достаточно много для  вечно спешащего делового человека и крайне мало для лентяя и бездельника, привыкшего в южному теплу и ласковому морю. Лето. Я оказался  где-то  посередине между двумя  типами людей: одного, занятого работой, и второго, лентяя, привыкшего валяться на морском берегу. День и вправду теплый, но мысль о море или хотя бы о песочке на  речке вообще не приходит  мне в голову, да и часто  ли она  приходит к человеку в промышленном городе, полном разных важных забот...  Оглянулся на идущих мимо людей и мой взгляд невольно остановился на одном небольшом одноэтажном доме, каменном, с садом и хозяйственными пристройками. Интересно. Дом, сад. Во дворе, в сараях, завознях   когда-то хранили  необходимый в хозяйстве инструмент,  а  у состоятельного хозяина еще могла находиться конюшня, под  навесом могла стоять выездная коляска, а под крышей на стене конюшни  хранилась сбруя и прочее. Как  важно в городе иметь какую-никакую лошадку,  бричку, а то при случае приходится нанимать извозчика, чтобы за хорошую плату он довез тебя куда надо...  Верно,  сейчас  здесь  мало  прохожих, но  раньше  было иначе. Люди шли,  слышался топот копыт,  стук колес о мостовую и лошадиное ржанье.   Неширокая улица, на которой я стою, раньше так и называлась: Почтовая.  Есть, вспомнил я, где-то улица Проезжая, там доживают клочки прошлого. Еще недавно, вспомнил я,  Сибирь не начиналась на западном склоне  Уральских гор, а то, что уже  называется Сибирью сейчас,   называлось Зауральем.  Где-то за Уралом. Это сейчас пространства раздвинулись, но тогда представления  были другие. Да и сейчас  понимаем ли мы, что Сибирь = это  пространство большее, чем Европа.  И совсем невообразимо далеким  был тогда Дальний Восток. Сократились в наше время расстояния, не добираемся мы на Алтай или во Владивосток на перекладных.

      Чудеса бывают,  с тяжелого каменного крыльца  на улицу спустился невысокий. приятной внешности молодой человек, мне уже знакомый по  фотографиям на вклейках книг.
    Дмитрий? Дмитрий Наркисович?  Мамин?  Мамин- Сибиряк? Да-да, он, он! Это его дом. Молодой человек  уходит, а у меня не хватает смелости последовать за ним.  Я стою и рассматриваю дом.  Дом писателя Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка смотрит на меня  темными окнами, словно старый человек из-под очков.  Дверь остается незапертой,  и мне кажется, можно зайти внутрь. Меня охватывает чувство робости.  Любому  непросто без позволения войти в чужой дом, нарушить личное пространство хозяев.  Тем не менее, осмелев, я поднимаюсь на крыльцо, берусь за  ручку двери, и над головой раздается заливистый звон. Слышу звонкоголосый, будто альт,  медный колокольчик, -  такой  висел на дуге над тройкой ямской кареты. Когда-то валдайские колокольчики звенели по всей России.  Он возвещает о  моем приходе.
    Как давно ты меня ждал, старый дом? С тех пор, как я впервые взял в руки  «Приваловские  миллионы»?  Нет, еще раньше, когда я ребенком рассматривал «Аленушкины сказки». О-о-о, как это давно. Когда-то  здесь в саду был сказочный источник, теперь  уже порушившийся  колодец, на рундуке его стоял  столь же волшебный  ковш – из него  надо напиться воды, и ты уже иной человек.  Вода  бодрит, как нарзан, все становится иным. Можно, не покидая современности,  вдохнуть  в себя иной воздух, иное время. Увы, колодца уже нет.
   Как  хочется увидеть доброго домового, который живет где-то под диваном и  иногда выходит поговорить с добрым гостем. Всегда старину в каждом доме жил домовой. Вот, можно поискать теперь его в доме.
 
    Это Мамин дом. Ведь фамилия хозяина Мамин.  Вот как это происходит:
    - Здравствуйте, проходите сюда, направо! – слышу я женский ласковый голос.  Мама Дмитрия?!  За столом немолодая женщина,  с добрыми усталыми глазами, и  мне кажется,  она знает меня давным-давно. Почему я раньше не приходил сюда? 
   - А вы походите по дому! Он небольшой. Дмитрий купил его за гонорар на свою большую книгу. Да, да, за роман «Горное гнездо».  Перечитайте ее. Здесь многое осталось по-старому. Мы стараемся его сохранить.
   Конечно, пройду по дому. Вот  здесь под  диваном он и сидит, домовой, и ждет меня. Ему все известно. Он знает все домашние тайны, любит укрыться шалью, которую связала мама писателя,  покрутить старинную швейную  машинку. Он мечтает,  чтобы  вместе с ним поселился огромный сибирский кот. Чтобы и тут было  все как в Висиме, где прошли детские годы писателя.   Так же горела вот эта керосиновая лампа. Чтобы Димочка слушал разные сказки. Дед-домовой хорошо знает про его маленькие желания и шалости,  но теперь Дмитрий уже взрослый. Он уже проучился четыре года в духовной  семинарии, поступил  в Петербургскую военно-медицинскую академию, и уже написал, будучи студентом, свои первые серьезные вещи. В разные годы  появились  романы «Приваловские миллионы»,  «Горное гнездо», «Дикое счастье»,  «Три конца»,
    Он  в 1891-ом уехал  Петербург. В этом доме, где я  сейчас, прошли пятнадцать лет его жизни.
    Иду, может быть,  услышу как скрипят  половицы.  Посмотрю на книги, которых касалась рука писателя. Вообще-то на горке за садом стоит еще один дом, связанный с его судьбой.  Куда он сегодня пошел? Есть  романтическая история  - другая страница его  жизни.  Писатель прожил  в городе с 1866 с перерывами на учебу в Петербурге до 1891-го.  И в 1912-ом  года он шестидесятилетним  скончался  в Петербурге. Но всегда оставался нашим, уральским писателем. Что значат какие-то прошедшие  сто с хвостиком лет?  То, что он почти наш современник.
 
                ***

 
    Как  почувствовать запах истории?  Не тьму и затхлость заплесневелого угла,  а жизнь большого города. Далеко  Петербург от провинции,  но и здесь  есть  оперный театр, гимназии, церкви и епархиальное училище.  Фотографический магазин с  большим числом  интересных сюжетов, а на центральной  площади стоит построенная Татищевым и де Гениным Бергколлегия, первое большое каменное здание Екатеринбурга. Сегодня в  этом здании консерватория.
   Можно вспомнить  несколько разных историй. Можно сесть и послушать  ровный баюкающий голос домового, а можно взять дома  с полки книжку и погрузиться в чтение. Вас увлечет любой рассказ с самой первой страницы. Россыпь слов жемчугами  засверкает  над вами,  вот он, уральский колорит, который ищут актеры и художники, который ушлые кинематографисты  уже не раз пытались показывать  на экране.
   Сросшиеся на переносице брови,– по народным приметам,  бывают у счастливых людей. Рассказ про Охоню, это имя знают в округе, в монастырских деревнях. И еще много  иных имен людей, живших здесь, счастливых и обделенных счастьем,  - что можно узнать о городе и людях в нем? – читайте книги Дмитрия Наркисовича.   
       Городу нашему триста лет, а земле нашей  – тысячи тысяч долгих веков. О них помнят только камни. Найти этот дом несложно. Он в самом центре города.    Вблизи Камерный театр, Патриаршье Подворье и огромный кинотеатр «Космос», но все же это уединенный уголок. Я вышел из дома и решил зайти в небольшой сад.  Хочется найти дерево, которому двести лет.  Которое, может быть, посадил еще сам Дмитрий  Наркисович.
    Тенистое местечко.   Лето.  Нетронутая земля. Ветерок дует, шуршит листва, Правда, птицы не поют, в городе только голуби и всеведущие вездесущие воробьи, но и  их здесь нет. Микроскопический уголок нетронутой природы. Вот валун,   выглядывающий наполовину из земли. Я стою посередине и воровато оглядываюсь. Никого нет, Деревца вокруг.  Молодые кустики вовсе не напоминают о древности.
     И  я  совершаю невинное святотатство. Вокруг никого. И я  пустил на камень  резвую струю.  Камень не содрогнулся, не упрекнул меня в наглости. Надо мной так же мирно шелестела листва,  солнце улыбалось. Все было полно добра и света. Все улыбалось мне.
    Настроение сразу резко улучшилось. Я уже забыл обо всем на свете. Я путешественник во времени. Не может же  упрекнуть меня в чем-то хозяин дома.  Он отнесся бы к тому с известной долей юмора. Так, мелкое происшествие. Он любил живую жизнь, вокруг него не было  удушающего чинопочитания, он любил жизнь и  жил здесь обыкновенной людской жизнью. Летели по мостовой птицы-тройки,  тянуло откуда-то пирогами, пробегали собаки, шли достопочтенные люди. Вот так соединилась прошлая и сегодняшняя жизнь.
   Я превратился в докучного философа.   В доме кроме доброй женщины за столиком у входа, вроде никого и  нет. Некому возмущаться, когда такое случается. Во искупление грехов я решил покаяться перед  всем миром. Произошла смена чувств, подглядывание за талантом сменилось  чувством удовлетворения, покоя и счастья. Я хотел встретиться со своим   приятелем отнюдь не для посещения музея.  Мы деловые люди. Но мне  повезло    Долгое ожидание, неудача со встречей - все перешло в доброе чувство реального присутствия в девятнадцатом веке.
     Оказавшись в  музее, не идите по моей дорожке, не повторяйте моей выходки. Пусть мой поступок хоть в чем-то окажется  уникальным, ясно. не за сим я побывал  в этом уголке.
      Отец писателя не раз отпускал людям  мирские грехи. Себе в оправдание я вспомнил известный анекдот, путешествующий по интернету, О знаменитом астрономе Тихо Браге.
  Не буду его здесь пересказывать.  Многие обсуждают ее правдоподобность. Наверное, иные будут сомневаться в достоверности описанного случая.  Но вам не надо искать камень в саду. Его, замшелого валуна, наверное, все же нет. Это написано для интриги. Это написано для того, чтобы вы могли улыбнуться и оглядеться вокруг.