В тюрьме. Отрывок романа

          Медленно тянется время тюремное. Через десять дней баня, но на второй день все начинают уже чесаться, раскатывая грязь по коже. Долговязый усмирился. В маленьком тюремном государстве настала демократия: полы мыли по очереди, передачи не конфисковались, отменились подленькие игры, где проигравшего всегда унижали. И так было три месяца.
          Но вот дождался Сашка дня суда. Кроме ножа, ему предъявили ограбление буфета школьного. Сашка  не грабил его, это дело Вадика с дружками, но колбасу и конфеты из буфета ел. Поэтому не упирался и не заложил Вадика, а написал признание, подумав, что за нож впаяют, а за воровство попугают. Перед судом он свиделся с Анной. Плача, она сообщила ужасную  вещь: арестовали Вовку за убийство. «И он покатился», -  подумал  Сашка. И заныла его душа, ведь  убийство – страшно, могут расстрелять.
          Буфет вылез Сашке боком: прокурор запросил три года за нож и четыре - за ограбление буфета. Суд дал по совокупности шесть лет. Вадик присутствовал на суде; сидел туманный, видно, накурился «плану». Когда прокурор обвинял Сашку в ограблении, он весь съёжился, опустив голову.
          Сашку перевели в другую камеру, к  долгосрочникам, где ему предстояло ждать, пока не  соберётся этап малолеток. Звякнул засов, распахнулась железная дверь, за которой располагалась уже другая дверь из стальных прутьев. На Сашку густо пахнула табачная вонь. Слева от входа располагались нары, справа, где был проход, стоял деревянный  стол.  Всего на двадцати пяти квадратах разместилось десять человек. Окно пугало решёткой.
          Увидев вокруг себя одних взрослых, Сашка приободрился. С нар встал коренастый мужик, обладающий чёрной, как уголь, бородой. Поглаживая под неаккуратными лохмами короткую шею и взирая  на  Сашку насмешливо, он воскликнул:
          - Проходи, дорогой гость! И сколько  гостить?
- Шесть лет… за нож и за кражу в школьном буфете.
- За нож,  как? – за хранение?
- Подрезал одного.
- Подрезал, да ещё государственная кража.  Шустрый . Лет-то сколь?
- Шестнадцать скоро.
- Пацан. Ничего, не очень переживай. Эй, тебе сколь дали? -  спросил  он  заключённого,  которому было не больше двадцати лет.
- Мне? Пятнадцать.
- А тебе? - обратился он к немолодому мужичку, чёрный свитер у которого складками свисал на шее.
          - Мне? - раззявил тот рот в широкой улыбке. – Всего двенадцать.
- Слыхал? – бородач похлопал  Сашку по  плечу. -  И я с третьей ходкой, уж двадцать отбыл. Ты малолетка –  и половину не просидишь. А пока проходи, там, на серёдке, место есть.
Сашка уложил матрац на дощатые нары, не зная ещё, сколько  ему придётся пребыть здесь. «Борода» был вором «в законе». Означало это то, что все ему обязаны подчиняться. Он улаживал разгорающиеся конфликты, и житьё зэков здесь было спокойным.  А ещё он был балагуром,  и,  не падая  духом, любил послушать кого-нибудь и сам потрепаться.
 Но однажды покой в камере был нарушен. Это случилось, когда втолкнули в  камеру блатного мужика – тоже «вора в законе». Кличка у  него была «Пончик», хотя на пирожок он похож не был: коренаст, жилист. Ступив в помещение, он разразился бранью, и всем  понятно стало: начнёт права качать. Такую  рожу встретить можно редко; разговаривая с кем-нибудь, он глядел на собеседника так, что тот  опасался за нос – как бы тот не вцепился в него зубами. И шутки у него были злые. Здесь, в камере, многие его знали, да и он узнал их. Войдя, он присел на нары к тому зэку, у которого свитер свисал на шее, и сказал:
          - Молодчина, худой, что ещё не подох.
- Да и ты живой, Пончик, как ни странно.
Приветствия на этом завершились. «Пончик» продолжал трепаться, косясь на «Бороду». Зэки его  слушали  –  кто  кивал, кто хихикал. Только немой и очкарик, бывший бухгалтер,  подрёмывали, равнодушно отвернувшись к стене. «Пончик» внимательно глянул на них.

В первое воскресенье, когда по коридору надзирателей ходило мало, «Пончик» предложил сокамерникам поразвлечься  тюремной игрой в  «лису».  Игра эта проста: в матрац закладывали сапоги и жёсткую подушку, а зэку полотенцем завязывали глаза, и он хлестал матрацем по сторонам, норовя попасть в кого-нибудь. Это делали по очереди. «Пончик»  первым  взялся  «голить». Он завязал себе глаза и стал наносить  болезненные удары «лисой», причём, попадало только немому и бухгалтеру. Но к «Пончику» вскоре подошёл «Борода» и, стянув с него полотенце, сказал: «Хватит!»  «Пончик», метнув на него стрелы глаз, махнул рукой и отошёл в сторону.   
          Вскоре отправили «Бороду» по этапу. Вместо него  привели немого. Он был атлетом. Не зная про его глухоту, ему стали задавать вопросы. Он не реагировал. И лишь когда к глухому подошли несколько человек с обидой и окружили вплотную, он показал на уши; зэки хмыкнули и отошли.
 
Время в тюрьме тянется медленно, и жизнь в ней зэки обустраивают, как умеют. В камере, где обитал Сашка, делились пайками честно. Если водились у кого-нибудь деньжата, в ларьке брали конскую колбасу и серый хлеб, который  был лучше сырого тюремного; там же брали и махорку. Когда возможность была, «подогревали» соседние камеры, забрасывая к ним «коня» - сплетали искусно из  ниток от носок верёвку. При её помощи вели также и переговоры. Переговаривались и с помощью кружки, приставленной к стене или потолку. Администрация, конечно, старалась пресечь такую связь: подельники могли перед судом договориться. Среди надзирателей нашёлся тип, который с помощью кружечки стал выманивать у соседей продукты, умоляя «подогреть» сотоварищей. Это он делал, когда камеру уводили на прогулку. Но его уловку раскрыли, и много воров  поклялось закопать его на свободе.
          Заметно сдал бывший бухгалтер. Бесконечный кашель по ночам изводил его. Он мешал спать, особенно Сашке, который лежал рядом. Но больному  не выговаривали, жалея и понимая, что это может случиться тут с каждым. Иногда зэки жаловались  надзирателям, мол, погибает человек, надо бы подлечить, но те посмеивались: таких в больничку не отправляют. Приносили, правда, таблетки, но они не помогали. И как-то увидели зэки на потолке паука. «К покойнику»,- сказал кто-то. Этой же ночью Сашка проснулся от хрипа; глянул на соседа, а тот уже дёргается, пытаясь вдохнуть воздух. Сашка разбудил  сокамерников.  «Пончик» стал стучать в  дверь,  крича:  «Эй, пришлите врача – человек погибает!» Ответ был кратким: «Придёт утречком медсестра… Человека нашёл…» Так и просидели до утра возле трупа. А паук всё болтался на потолке, пока не вынесли покойного. Вместе с покойным и паук исчез. Перед обедом  заместитель  начальника тюрьмы зашёл.
          - Посмотреть хочешь, сколько  нас осталось тут? - сквозь зубы сказал «Пончик».
          Ответом ему был карцер. Вечером по кружке передали, что утром в туалете Сашку ждать будет записка. Когда Сашка взял бумажку и прочёл, в  глазах  его потемнело. Писал Вовка: « Братишка, здравствуй  и прощай. Меня расстреляют». Плохо стало Сашке. Вспомнил отчаянные крики по ночам, душу леденящие, - крики заключённых, уводимых на расстрел: « Прощайте! Пацаны, про-о-щайте! Повели уже…» Залитый слезами, он возвратился в камеру. Даже надзиратель, глянув на него, покачал головой. Но в камере его  попытались утешить: «Суда не было».
          Когда  возвратился «Пончик», зэки обступили его: теперь он был главным. «Пончик» сказал, что прощать тюремщикам смерть сокамерника нельзя: так всех   уморят. Нужен бунт. Но к вечеру он был снова посажен в карцер. Стало  понятно: в  камере  «наседка».  Кто? Похоже, новенький  –  спортсмен, мастер спорта по штанге. Ещё раньше настораживало то, что он что-то часто получал передачи. Спортсмен пытался объяснить, что это от матери. Но было видно, что хлеб и конская колбаса из тюремного ларька. Когда возвратился из карцера «Пончик», здоровяка поставили на колени и, держа за ступни и руки, бить  стали  крышкой от параши по шее. Видимо, спортсмену стало очень уж больно: он принялся орать, клянясь,  что никому, ничего и никогда. Тогда «Пончик» швырнул братве шнурок. Петлю накинули на шею, багровую от побоев, и принялись душить. Понял здоровяк, что задушат, и прохрипел:
          - Я скажу…
          И рассказал, что уже год, как он хозяином  завербован и по тюряге гуляет «наседкой».
          - Спускайте штаны! -  заорал  «Пончик»,  вращая  бешено  глазами. – Чего стоите?
Сашка стал свидетелем гадкого зрелища. Зэки по очереди подстраивались сзади к штангисту и    насиловали. И это продолжалось до тех  пор,  пока  от  туши  не понесло зловонием. Тогда на спортсмена стали мочиться. Бедолага взревел звериным голосом и на четвереньках дополз до двери. На его крик дверь  открыли,  и «наседка» вылез наружу, волоча за собой обгаженные штаны. Это зрелище потрясло Сашку так, что он долго не мог смотреть на участвовавших в наказании зэков.