Лысый человек

(по мотивам сна, увиденного после прочтения «Чёрного человека» С.А. Есенина)

Дорогая моя, дорогая моя, я устал, истощён.
Словно сквозь сито меня, как муку, пропустили.
Сегодня я видел снова, тот самый, из юности, сон,
О годах из прошлого, в котором мы оба были.

Снова стены высокие, колонны, наш университет,
В котором учились мы вместе, когда-то очень давно.
В прошлом. Ты помнишь? На протяжении нескольких лет.
Я помню коридоры, лестницы, в кабинете большое окно.

Солнечный свет светит в него, пробивается, но не греет.
На улице февраль, но метели нет, тишь да гладь.
Душа хочет свободы, но пока ещё не в силах, робеет,
И ощущает её дыханье где-то вдали, как благодать.

Но что-то душу терзает, не даёт покоя. Что же?
Февраль на дворе. Пятый курс, диплом почти на руках,
А он даже не начат, страница титульная от силы, может.
Ещё успею начать? Или поздно уже? Чувствую страх…

Я просыпаюсь, вытираю пот, это всего лишь сон.
Мне он часто снится, примерно раз в полгода.
Почему? Почему мучает снова, и снова, и снова он?
За окном снова дождь, льёт стеной, непогода.

Я лежу на кровати в квартире, пустой, совсем пустой.
На стене часы скрежечут, стрелки по кругу скрипят.
Обрету ли когда-нибудь, наконец, я покой?
Дверь распахнулась – туда устремляю свой взгляд.

В квартиру вошла толпа разномастных людей,
Мужчины с чемоданами, женщины с сумками тоже,
Вместе с ними несколько грязных, чумазых детей,
Вроде одна семья, но друг на друга совсем не похожи.

Ввалились в квартиру мою, начали по ней ходить,
Туда-сюда, туда-сюда, стали мебель мою куда-то сдвигать.
Один говорит мне ехидно: «Мы тут тоже будем жить.
Нужно тут приспособить для нас и немного прибрать».

Заносят новые кровати, ставят их вдоль моих стен.
Мебель заносят, что с собой на плечах притащили.
Уже не ясно, что на улице, тёмная ночь или день,
Все окна занавесками или просто простынями закрыли.

Холодильник с плитой отнесли в прихожую,
Поставили подальше, чтоб они не мешали остальному.
Вдоль стены свой шкаф, высокий, на гору похожий,
Поставили, с телевизором, и разошлись вновь по дому.

Заняли кровати свои и смотреть телевизор сели,
Один человек сел в ногах на мою кровать.
Улыбается лысой головой. «Вы совсем обалдели?
Встаньте! Встаньте немедленно!» – ему говорю, а ему плевать.

Он смотрит на меня, улыбается, подмигивая, молчит.
Чего он хочет от меня? Хоть бы слово какое сказал,
Но он просто сидит в ногах, ничего не говорит,
А другие смотрят в телевизоре какой-то канал.

Что там говорят в телевизоре, не могу разобрать.
Телевизор далеко, его почти что не слышно.
Толи новости, толи какой-то фильм крутят опять.
Из-за спины лысого человека экран мне не видно.

Он сидит в ногах, смеется, и продолжает молчать.
И вот уже закончилась в телевизоре передача.
Дети с мест срываются, их не остановить, не унять.
Комната наполняется детским смехом и плачем.

Дети, как тараканы, отовсюду ползут толпой,
По стенам, по полу, по моей кровати, через ноги.
«Эй, мамаша! Может быть кто-то со мной
Будет считаться? Я тут тоже живу! О, боги!»

Рукой прикасаюсь к голове, нет волос, совсем облысела она.
Я – тот самый лысый человек, на кровати лежу,
А вокруг мои родственники, мы все – семья одна.
На них, улыбаясь и подмигивая, лысой головой гляжу.

Нет, не может быть. А где же настоящий я, тот?
Рука за спиной нащупала тройник и вилку в нём,
Я дернул за шнур и выдернул её, скривив рот…
И проснулся в квартире один. Это тоже был сон.

Вокруг никого, я один в квартире, пустой, совсем пустой.
Нет мебели лишней, только, которую сам покупал,
И только шнур с вилкой сжимаю дрожащей рукой.
И тройник, что на пол рядом с кроватью упал...