Читальный зал. поэмка. часть вторая, viii-xiii
Мне молодая голову вскружила,
Сверкая зубками, вцепилась в жилу.
Свежа наивность, глупость так юна.
И голос, голос! Как глоток вина!
Но Боже правый! Как она похожа
На молодость чужую, с той же кожей
Нетронутой, невинной, с ртом из губ,
Ни разу не целованных, что ждут
Лишь моего размера поцелуя,
В его глубинах утонуть рискуя.
И никогда уже не выплывать
Наверх. Там сочинять, жить, умирать.
Но первая любовь - как все начала.
Всего в ней чересчур, всего в ней мало.
Цветок раскрылся – и уже завял.
Тянулся к полному – пустое взял.
Любая выдумка дороже истин.
Дурной соблазн считаешь самым чистым.
Чем дальше ищешь, тем плотней туман.
Никто не мил, лишь собственный обман.
И странным образом бодрят насмешки.
Чем неугодней рифма, тем успешней.
И вновь я молод рядом с молодой.
Чертовски здорово, что стал другой!
Из старых вод я выплыл возрождённый,
Как супер-сплав металлов закалённый.
Гудел в мозгах упругий гибкий лист,
Мечты сходили за разбойный свист.
Строка крепка, как аварийный трал,
И стол, как в море рыщущий корабль.
IX
Два года миновали за бортами
Болтанки меж волнами и словами.
Куда несло мой чёлн или линкор,
Не знаю. На неведомый простор.
Мелькали сквозь мира’жи и туманы
Такие же морские графоманы.
Кто с трубкой, бородой и матерком,
Кто в юбке, с потаённым огоньком.
И как-то я на траверзе увидел
Приветные сигналы, белый китель
И белый парус, вздутый пузырём.
Фрегат мечты! Она плыла на нём!
Нос к носу чёлн мой и фрегат столкнулись.
Иллюминаторами улыбнулись
Друг другу сквозь лини и такелаж.
Чуть трясь бортами, чуть морскую влажь
Плеща, водой играючи солёной.
Среди игры той прочитал текст новой
Радиограммы и расшифровал:
Фрегат шутницы дружбу предлагал.
Но китель не её, а её друга,
Морского волка, бывшего супруга.
И шлёт радиограммы автомат,
Настроенный на нежность агрегат.
Я дал сигнал, что ближе подплываю.
Как мореход по новизне скучаю.
А мне в ответ на странном языке:
«Замок закрыт, но ключ в твоей руке».
Буруны пены принял я за ин-
Тимный знак, нам поданный двоим.
X
Какие могут быть ключи с замками
На глади моря меж двумя бортами?
Я как-то сразу не уразумел,
А может быть, от качки отупел.
Я двинулся вперёд, мигнув огнями.
Она же отплыла, чтоб между нами
Осталась видимость, но не контакт.
С тех пор дела и остаются так.
Хоть я упрямый, но она упрямей.
Морская стойкость овладела нами.
Сигналы шлём друг другу, не ленясь,
Без связи глаз поддерживая связь.
Увлёкся, чёрт дери, я этой встречей.
Я падок на случайности, беспечен.
И каждый парус встреченный, чудак,
Готов принять за неслучайный знак.
Был странен тот роман в радиограммах,
Как ложный натюрморт в фиктивной раме.
Чем дальше был фрегат, сильней кураж.
Конечно, надо брать на абордаж
Любую женщину, хоть и поэта,
Тем водоизмещеньем или этим.
Не мира ждать, а атаковать,
Стелить простынкой парус на кровать.
Всё остальное – лишь гарпуны в темя,
Обманные огни святого Эльма.
XI
И счастье рукотворно, и несчастье.
Но мним мы, на руках победной масти
У нас всё время больше, чем пустой,
И путаем пустую с козырной.
В 2016-м я выиграл.
Сорвал весь банк! Моё везенье Ирой
Назвалось, улыбнулось, отдалось
Без слов и хитростей, и крепкий мост
Раскинуло с удобством над морями,
Между деревнями и городами
С названием того, где раньше был,
И с именем, что нынче полюбил.
Мне Ира заменяет дождь и солнце,
То каплею звенит, то колокольцем.
То полночью, то утром ворожит.
То тишиной, то смехом ум кружит.
Всё изменилось, да и сам другой я.
Был сам с собою, а теперь нас двое.
Сменилось Время вдруг на Времена.
И показалась третья сторона
Листа бумаги, тонкая, как нитка,
Где слитно всё, что Временем разлито
По белым, чистым, плоским сторонам,
По прежде недоступным Временам.
Казалось мне, где тонко, там и рвётся,
Ни сердцу, ни уму не поддаётся.
Существовать на грани – просто бред,
И никакому чуткому коррект-
Ору не уцепиться за ошиб-
Ку среди пары слов «жить» и «спешить».
XII
Сомнение и скорлупа покоя
Несовместимы. Что ж со мной такое?
Я сомневаюсь только лишь в одном –
Покоен ли брусовый светлый дом
Наш с Ирой? Хлебосолен и приветлив?
Влюблён во всё, как мы, на белом свете?
Я стал литературный мещанин.
Худой, наверно, выбор, да бог с ним!
Хорош финал лишь у плохих романов.
Литературен мир самообманов.
Мне женщина – и жизнь, и лучший миф.
Бог добр, в Ирине их соединив.
Мне нравится в ней всё, и я ей нравлюсь.
И я ей парус, и она мой парус.
(Да, и ещё я говорил про мост -
Не врал, не сочинял, так всё сошлось)
Я слишком долго был собою занят.
С хиппами водружал на башню знамя,
С марионетками был в стороне,
С художником писал дождь на окне.
Теперь кто в США, кто в Ярославле,
Кто сторожем в Ижевске с гаражами.
Володя, Лена, Саша etc.
А классик мне с улыбкой на лице:
«Пиши стихом, что прозою не смог,
Шути про сам большой и щей горшок».
XIII
Как много публики в читальном зале.
Кто сам пришёл, хотя не приглашали.
Зачем же приглашение на казнь,
Когда жизнь и без книги удалась?
Писатель и читатель одиноки
Над выдумкой и верою глубокой
В то, что придумано, сочинено,
Порхнуло птицей со стола в окно.
Смотри, поэт из Ада к нам вернулся.
Гляди, козлёнок братцем обернулся.
Евгении нашли своих Татьян.
Джульетт с Ромео целый океан.
Зелёны лампы, бархатисты шторы.
В курилке о дискурсе разговоры,
Который не гротеск, не симулякр,
Но явно копипаст и явно стар.
Я потерялся в сигаретном дыме.
Мне б поболтать и с теми, и с другими.
О чём? Да как-то мельком, ни о чём.
Болтая, сами что-нибудь поймём.
Любое путешествие – круженье,
В Рай тихих одиночеств возвращенье
С ожогом экваториальных слов,
С обмороженьем книжных полюсов.
Мне новый зал уже не выбирать,
Читать судьбы сюжеты и писать.
* * *
9.10.22-9.07.23,
Саморядово
Свидетельство о публикации №123081302622