Золото Хохломы

        ЗОЛОТО ХОХЛОМЫ

Сорок-сороков церквей звонцы,
Благовест к заутренней звонили.
По утру заморские купцы,
Караваном в стольный град входили.

Далеко остались позади,
Степи и песчаные барханы.
Дождь и зной оставили следы,
На комзолах, шляпах и тюрбанах.

Долгожданный, вожделенный край.
Отдыха источник и услады.
Под собачий громкий брёх и лай,
Пройдены московские поссады.

Стен зубчатка, купола церквей,
Башни, словно витязи в кольчугах.
Будто в сказку приоткрыли дверь,
Раступившись, избы и лачуги.

Вдоль стены, торговый блещет ряд.
Манят коробейники печеньем.
Пройден ряд и у железных врат,
Стражники встречают их с почтением...

Только здесь, под стенами Кремля,
Долгий, трудный путь свой завершили.
И молитвы первые слова,
В благодарность к  Богу обратили.

Отмолясь, в обычай той поры,
Словно благодарственную  плату,
Понесли купцы свои дары,
К сходням в Грановитую палату.

Сводов роспись, золоченный трон,
Свет оконцев спорит со свечами.
Грозный царь сидит на троне том,
Стражники у трона с бердышами.

Жар свечей в томящейся тиши.
Слуг склонённых благостные лики.
Седовласый караван-баши,
Бьёт челом московскому владыке.

С языка неведомой страны,
Толмачи посланье огласили.
Тот же час, богатые дары,
У подножья трона разложили.

Заструилась волнами парча,
Золотым, ручным шитьём согрета.
Ткань шелков прозрачнее ручья
И нежнее утреннего света.

Пряностям и винам нет конца.
Клетки золоченые, павлины.
И мерцают из глубин ларца
Яхонты, смарагды и рубины!!!

Подношеньям уж потерян счёт.
Красен от купечества гостинец.
У крыльца дворца копытом бьёт,
Дар Востока -  конь-ахалтекинец.

Кубачинских мастеров кумган,
Вязью серебра застыл у трона.
Повенчал же дарственный курган,
Чудный лебедь с царственной короной

Вдоль изящной шеи, на крыло,
Лег узор, как по стеклу в морозы.
Серебрится каждое перо,
Словно на кусту в росинках розы.

Греет глянец взор своим теплом,
Будто янтарём живым облитый.
Отражая радужным лучом,
Солнца и свечей горящих блики.

Кто Царевну-Лебедь изваял,
В величавом, трепетном поклоне?!
Шапкой Мономаховой, привстав,
Поклонился царь её короне.

Тронула владыку красота.
Встав и скинув шубу на подмостья,
Произнёс в восторге: - Лепота!!!
И обнял растерянного гостя.

- За бакшиш, за твой - благодарю!
Дал душе и сердцу насладиться!
А не скажешь ли, купец, царю -
Где добыл ты эту чудо-птицу?

Кто тот мастер? В стороне какой?
За какими дальними морями?
Ты скажи. Уж  я пошлю конвой.
Серебром куплю и соболями!

- Говори, торговый, не робей, -
Подскочил старик-толмач беззубый.
- Государь тебе, с твоих речей,
Дарствует с плеча соболью шубу.

Тут поник сконфуженно купец.
Виновато плечи опустились.
Слуги же беднягу наконец,
Шубою собольей облачили.

Благодарно царский дар принял.
И владыке, не моргнув и глазом,
От души поведал, всё что знал,
Удивив того своим рассказом:

- Не гневись, но обскажу тебе,
И твоей божественной супруге:
Мастер тот живёт в твоей земле,
Что лежит меж Волгой и Ветлугой.

В том краю, где от седых времён,
Ясный день сменяется ненастьем.
Проживает он - ложкарь-Семен,
Со своей супружницей - Настасьей.

Верный сын Природы-госпожи.
Вскормленный землёй, рекой и лесом.
Тешет он тяжёлые кряжи
Топором, ножом, резцом и теслом.

А за ним, подобно волшебству,
Вечерами, в зимнее ненастье,
Утице, лебёдушке, ковшу -
Дарит жизнь кудесница-Настасья.

Краски, по секрету своему,
Смешивая, в ступках растирает.
Кисть её, подобно ветерку,
Не живое жизнью наполняет.

Оживляет павший на лугу,
Свет заката, что краснее меди.
Танец глухаринный на току,
Севшую на водной глади лебедь.

Только не открылся мне секрет,
Что явился в тех лесах Ветлуги.
Видно, там рождаются на свет,
Богом поцелованые люди.

Я летами прожитыми стар.
Многое встречал, пройдя по свету.
Но, клянусь! Не видел и не знал,
Я другой, такой страны, как эта...

Отпустил купца с хоромов царь.
Лучшее на торжище дал место.
Повелев ему, чтоб он, как в старь,
Торговал беспошлинно, но честно.

Сел, вернувшись, снова на престол,
Красотой пленённый лебединой.
Стукнув царским посохом об пол,
Кликнул воеводу со дружиной.

Шелестя доспехом от двери,
Старый воин подошёл учтиво:
- Слушаю, владыка!  Говори -
Снова ворог, иль какое диво?

- За кордоны сердце не болит.
Тут другое - видишь эту птицу?
Надо бы за Волгу, в лес сходить.
Мастера сыскать, да мастерицу.

Поглядеть хотелось бы на них.
Претерпел конфуз я нынче лишку -
Мне, об этих подданных моих,
Рассказал заехавший купчишка.

Головы Семёну не сносить,
Коль сокрыл лебёдушку из злата.
Разыскать, схватить и допросить.
Да представить в царские палаты.

- Государь! Пусть видят небеса!
Не уйти от нас тому вражине.
И пошла в заволжские леса,
С воеводой храбрая дружина.

Через степи, топи и леса,
Шли стрельцы - не быстро и не долго.
Наконец, открылись берега,
Где река Ока впадает в Волгу.

От вояк не ведая беды,
Волгари сноровку проявили.
Погрузив дружину на плоты,
На другой, на берег проводили...

Той порой, едва жара сошла.
И садилось солнце за лесочек.
Подходил к околице села,
Поздний путник, старенький дедочек.

По тропе, вдоль ветхого плетня,
Что сошла дорожкою к мосточку.
Проводила деда ребятня,
К одинокой хате-хуторочку.

Домик-терем, крыша - два конька.
Флюгер на шесту -
 крылатый всадник.
Спорит первозданностью цветка,
С расписным забором полисадник.

Нежится фронтонная резьба,
В свете догорающего солнца.
Путника приветила изба,
Ставнями резными у оконца.

Отдыхая от домашних дел.
Прячась от жары, под старой грушей.
Во дворе, в тени, Семён сидел.
Топором играя бил баклуши.

-В помощь Бог, хозяину избы, -
Осенил себя старик знаменьем.
-Ты-ль Семён?
-Ну, я... Ты проходи...
-Коли так, прими моё почтение.

Видно так ведётся на веку:
Путник в доме - быть добру в избушке.
Поднесла Настасья старичку,
Крыночку с духмянною горбушкой.

Отхлебнув парного молока,
Надломил калач зажатый в горсти:
- Слышали, поди, наверняка,
От Москвы сюда идут к вам гости.

Отряхнув щепу со всех сторон.
В кряж вогнав топор не без бравады,
Улыбнулся радостно Семён:
- Гости?!. Да гостям всегда мы рады!

- Эх, Семён - кудрява борода!
Ты меня-то, старика, дослушай.
В том-то все и дело, и беда,
Что послал их царь по ваши души.

От людей что слышал, говорю.
Правда-ль то, а может небылица,
Поднесли, в Москве, купцы царю,
Золотом расписанную птицу.

Красоту увидивши твою,
Царь едва-ли не лишился речи.
Шубу соболиную свою,
Скинул он тому купцу на плечи.

Обсказал купчина все царю,
Про тебя с Настасьей - чёрт он леший.
Осерчал владыка - вот не вру.
И послал гонцов он конно-пеших.

Воевода - черт ему не брат,
Прёт сюда ватагой развесёлой.
В пепелище уж кругом лежат,
Деревеньки, хутора и сёла.

Нынче, вы, ребята, не в чести,
Коль идут к вам бравые солдаты.
Закуют в железа, чтоб свести,
На Москву вас, в царские палаты...

-Что нам делать, дедушка, скажи?
С болью в сердце выдохнула Настя.
-Посоветуй нам, поворожи,
Как уйти от этакой напасти?

-Тут, с какого боку не крути,
Жизнь - она, как сжатый в поле колос.
Собирай пожитки, да иди...
-Но куда?
-За Каменный, за Пояс...

- Я тебе Семён одно скажу:
Дом спали, сожги его, как свечку.
Я-ж в село схожу, предупрежу.
Ну, а утром, ту дружину встречу.

Завернув горбушечку платком,
Поклонился картузом примятым.
Осенил напутственно крестом:
-Добрый путь вам. Поспешай, робята.

Отогнал Семён гусей к реке.
Вывел под уздцы коня-Савраску.
Раздарил соседской детворе
Кисточки, резцы, ножи и краски.

Уложив в заплечную суму,
Хлеба с солью и шматочек сала.
С болью в сердце запалил избу,
Выбив искры с помощью крессала.

Догорал прожорливый огонь,
Затихая в отблесках багряных.
Сёмка с Настей и понурый конь,
Тихо скрылись в сумерках туманных...

По утру, когда туман окрест,
Выпал серебристою россою.
Повстречался придорожный крест,
С запыленным царственным конвоем.

Миновав околицу без слов,
Разбрелись дружинники вдоль хаток.
Ни собак, ни пенья петухов,
Ни хозяев, ни малых ребяток.

Снова распотешилась судьба,
Брошенным селом вознаграждая.
Запылала первая изба,
По соседним искры разметая.

Мрачен воеводы взор и сух.
На поклон к нему никто не вышел.
Над селом, лишь огненный петух,
Пожирал соломенные крыши.

Через дым, толпой, от большака,
Где сметал огонь остатки кровли.
Привели под руки старика,
Что сидел под ветхою часовней.

- Как зовут тебя, старик?
- Семен.
От рожденья, все мы тут Семёны.
Разрастётся городом село,
Не иначе назовут - Семёнов.

- На язык остёр ты, погляжу.
Вижу, что не ведаешь ты страху.
Что ты запоёшь, коль прикажу,
Отвести на дыбу, иль на плаху?

Говори старик, не пустозвонь.
На село, вон глянь - какие страсти.
Спорить мне с тобою не резон.
Где Семён, с супружницей Настасьей?

-Ты вояк своих бы поунял.
Хватит жечь, да над землёй глумиться.
Страху на сто вёрст вокруг нагнал.
Зверь бежит, да улетает птица.

Что никто не встретил - не серчай.
Сам ведь знаешь, как у нас ведётся.
Кто к тебе приходит, как Мамай,
Хлеб да соль тому - не подаётся.

Не помощник вам я, не взыщи.
Не стращай не дыбой и не плахой.
И Семёна с Настей не ищи -
За Урал они ушли со страху.

- Слово молвить дал - благодарю.
Мне-ль с твоею силой препираться.
Только, передал бы ты царю,
Что народ и есть его богатство.

Ценность человеческой души,
Не измерят никогда, во веки.
Ни купцов заморских бакшиши.
Ни метал, намытый кем-то в реках.

Не тужи служивый, что прошел,
Пол-Рассеи, по-напрасну вроде.
Эко горе, что Семён ушел.
Мастерство - оно живёт в народе.

Не угаснет это ремесло,
Коль на пепелище жизнь проснётся.
Подожди - отстроится село,
Тут тебе и лебедь возвернётся.

Отойдет, забудится беда.
Жизнь пойдет привычной чередою.
Родина лебёдушки тогда,
Будет называться Хохломою.

Возвращайся ратный. Добрый путь.
Пошалили тут твои людишки.
Коли что, уж ты не обессудь:
Всем господь воздаст за их делишки.