Глава 21. Личность. Бог. Государство. Эпилог

«Самая моя жизнь не более как отрывок», — сформулировал свое литературное кредо Михаил Бакунин.  Любая книга, написанная в обычной для Бакунина манере, отличается от книг других литераторов особенностью: свойственным всем его произведениям недостатком соразмерности частей и их незавершенностью, как и философские воззрения Бакунина, которые отличались эклектичностью и радикально трансформировались в течение его жизни.      
Только в последнее десятилетие своей жизни Бакуниным были сформулированы, но и отчетливо осознаны анархические принципы, толчком к пониманию которых послужило поражение польского восстания, когда в середине 1864 года, Бакунин, разойдясь с Герценом и Огаревым, перебрался в Италию.
Три важнейших аспекта — отношение личности к государству, обществу и религии легли в основу бакунинской теории анархии.   
Анархическая программа и бунтарская тактика Бакунина были отражением стремлений тех отсталых крестьянских, рабочих или босяцких масс, на которые он собирался опереться в своей революционной борьбе. Эти слои общества, придавленные всем полицейски-бюрократическим  капиталистическим аппаратом, не научившиеся еще использовать буржуазную культуру и буржуазное государство в своих целях, видят в них своих злейших врагов и жаждут лишь их разрушения. Недаром крупные рабочие движения в раннюю эпоху их развития (в Европе в начале XIX в. и в России в 70-х и 80-х гг.) принимали нередко форму разрушения машин, разгрома фабричных помещений, а иногда и погромов на национальной почве. Эти чувства темной, слепой народной стихии, полной злобы и ненависти против угнетающего ее строя, но не имеющей еще ясно выработанной программы действий, организационных навыков и умудренной опытом так-
тики, — и отражала бунтарская натура Бакунина, который сам был деклассированным русским дворянином, — отражала вплоть до антисемитизма, этого, по выражению Бебеля, «социализма дураков».
Государство, даже демократическое, может оказаться куда хуже монархии: «именно потому, что оно будет облечено в широкие демократические формы, оно сильнее и гораздо вернее будет гарантировать хищному и богатому меньшинству спокойную и широкую эксплуатацию труда». Поэтому Бакунин рекомендует не завоевывать государственную власть, как таковую, а уничтожить ее в принципе, и в корне разрушить всякое государство, «всякую политическую организацию», которая всегда «ведет роковым образом к отрицанию свободы». В самом деле, Бакунин искренне считал себя интернационалистом. Он проповедовал разрушение всех государств и братский союз народов.
Однако, между народами у Бакунина были народы-любимчики и были народы - враги, для которых он находил лишь самые мрачные краски.
В отношении к религии — Бакунин считал ее самообманом, в том случае, если человек только себя, как личность, уверяет в существовании божества. Религия — это обман, если человек хочет уверить кого-нибудь другого в существовании Бога. Бог — порождение  страха и темноты первобытного человека. И, вместо того, чтобы дать человеку свободу, бог закабалил его. Отсюда — богоборчество Бакунина, отрицание бога, бунт против божества. Бог — в понимании Бакунина — только символ рабства. При этом моральную сторону религии, включая христианские заповеди, Бакунин не признает совсем, в чем снова противоречит своим ранним статьям о божественной роли русского царя и его прогрессивном значении в укреплении российской государственности.         
«Всякий, обожающий бога, — говорит Бакунин, — покупает это обожание ценой рабства и отказом от состояния человеческого». В сознании Бакунина взаимоотношения между богом и человеком приобретали характер примитивного противопоставления:
— Бог существует, — значит, человек — раб.
— Человек разумен, справедлив, свободен — значит, бога нет.
«Совершенно очевидно, что покуда мы будем иметь господина на небе, — писал Бакунин, — мы останемся рабами на земле.
Он отверг бога не потому, что существование бога неразумно вообще, не потому, что идея божества рушится под ударами человеческой критической мысли, не потому, что идея о боге использована тиранами для угнетения большинства человечества. Бог — властен. Бог держит в плену свободу человека, — вот мотив, толкнувший Бакунина на бунт.
Самым страшным из всех врагов представлялся Бакунину бог. И он не уставал наносить ему удар за ударом. Победа над богом была бы победой над рабством. Ибо божество, захваченное в монопольное владение церковью, по убеждению Бакунина, давало жизнь
земной власти человека над человеком, создавало государство, — величайшее из зол, какое когда-либо знал мир. Бог и государство — два жестоких врага человека, заключившие союз с тем, чтобы похитить у человека величайшее его достояние — свободу, — так учил Бакунин.
Но кроме тирании бога, оставалась тирания общества и государства. Личность и общество — такова вторая задача, которую хотел разрешить Бакунин.
Главная сила Бакунина и историческое значение его личности заключаются не в его анархической программе, туманной и расплывчатой, как все его труды, а в той страсти к отрицанию, разрушению, которую он сделал своим лозунгом еще в 1842 году, в неустанной проповеди всеразрушительной социальной революции, непрерывного бунта против всякой власти, против всех и всяческих авторитетов.
Анархизм Бакунина, как условие свободы личности, был однобоко трансформирован последующими политическими силами, опошлен в угоду новых разрушителей, примитивно применен к изменчивым жизненным ситуациям. Анархизм был поднят на щит не только политическими идеалистами, но террористами и бандитами всех мастей, как удобная политическая доктрина. Но это совсем другая история.