Вступительная статья А. В. Флори

Вступительная статья А.В. Флори к книге Любови Берёзкиной «Говорить о вещах простых»



Примеряясь ко вселенной
Что же, осень, ты сделала с нами?
Н. А. Заболоцкий

Как сказал С. Т. Кольридж, поэзия – это лучшие слова в лучшем порядке. У Любови Андреевны Березкиной сочетания слов необычные, странные, по крайней мере, не запрограммированные языком. На грани сентября и октября – это понятно, речь идет только о времени. А на грани сентября и полусвета – это когда? Она соединяет слова не по единому критерию, а по контрасту – внешнего (название месяца или поры года) и внутреннего (содержания времени: когда меняется свет). Так не принято, но она это делает.
Но это ладно. Автор идет дальше:

Пишу тебе, осенний адресат,
из области, исчерпанной до хрипа,
и я учусь молчанием писать,
как дерево, а, может быть, как рыба...
(Письма осеннему другу)

Писать молчанием! Не думаю, чтобы Любови Березкиной это вполне удалось. Из молчания рождается речь, как из пустоты – плоть живого листа. Ее способ выражения – не собственно молчание, а умолчание, апосиопезис, недоговоренность. Между прочим, это выражается и в том, что большинство текстов книги не имеет названия.
Поэтесса как будто предлагает меньше говорить и больше смотреть. Эта книга, пожалуй, больше про зрение, чем про остальные чувства. И само ее название настраивает нас на всматривание в мир.
Слова, как известно, имеют смысл не только сами по себе, но и приобретают его в определенном порядке.
У Вампилова «Дом окнами в поле» – это понятно.
А в такой комбинации: «в поле осеннем окно» – куда оно открывается?

Выросло в поле осеннем окно
нежности и печали.

Это не совсем понятно, однако поэтесса говорит, что очень важно. Даже не осознавая, что и зачем мы делаем, нужно в мыслях держать перед собой эту сверхзадачу – создавать окно, создавать выход, портал в какой-то иной мир.

Ищешь незнамо что,
ждёшь неизвестно кого, –
взращиваешь окно
в осеннее поле.

Иначе говоря: результат приложится, главное – что-то делать.
Не самый типичный для такого контекста глагол – взращивать (то ли дело прорубать). Но он говорит нам, что это окно – нечто растущее, то есть живое, развивающееся.
Впрочем, слово «поле» имеет и другое значение: сфера действия разных физических сил: магнитное поле, гравитационное поле. Может, и здесь есть хотя бы оттенок этого смысла: осень создает поле, воздействующее на человека, а в нем, в поле, возникает окно. Я думаю, этот смысл не чужд поэзии Любови Березкиной, где постоянно чувствуется дыхание космоса и его энергий. По Шеллингу, мы вообще живем в полевом, а не корпускулярном мире.
В этом поле действуют энергии сильных – и, увы, не радостных чувств:

Воистину ты не познал печали,
пока не посмотрел в своё окно.

Похоже, что Любовь Березкина говорит нам о множественности миров. Она меняет точку зрения на вещи. В некоей другой жизни

… всё, что ей (жизни – А. Ф.) разрешено,
тебе запретно,
не лето смотрит сквозь окно,
окно – сквозь лето.

И уж точно мы постоянно взаимодействуем со вселенной. Вселенная всегда рядом, иногда этот смысл не подчеркивается, а дается легким штрихом:  например, в обычной, видимо, тесной городской квартире – круженье электрических светил.
Осень не только меняет угол зрения, побуждает изменить не только психологию, но и измениться физически: сердце стекает с руки, человек проходит сквозь тени, может вообще превратиться в осенний лист...
Но главное: автор требует от человека – от героя, от читателя – существования в крупных масштабах. И, желательно, в максимальном одиночестве:

словно прерванное общение его
с невидимым собеседником
было несоизмеримо важнее
всего известного нам мира,
и – возможно ли?! – даже само
существование мира
зависело от этой беседы.

Впрочем, одиночество не абсолютно. Человеку необходим другой человек. Но иногда не как таковой, а как образ чего-то иного. Другой человек может восприниматься как средство перехода всё в тот же космос:

и пылающего не огнём,
а лицом и листвой, – человека,
потянуться навстречу ему,
соскользнуть и, хватаясь за воздух,
погружаться в беззвучную тьму,
в молчаливые чуткие звёзды –

и, добавлю я, рождать речь из безмолвия вселенной.

У Любови Березкиной пропадают границы между человеком и мирозданием.
Однако это углубление опасно.

Будет просто изба. У колодца
Поутру кто-то сколет весь лёд,
Через край бытия перегнётся,
И в холодное солнце войдёт.

Солнце, видимо, отражается в колодце. Обычно там ищут дневные звезды. Но важно другое: человек пытается себя обезопасить, скалывает лед, а все равно рискует.
И хотя земное и вселенское как будто находятся рядом, и из одного легко попасть в другое, это может оказаться одной из иллюзий. Мир устроен очень плотно, полон своих энергий, сквозь которые приходится продираться, преодолевать их.

И деревья бредут, скособочась,
Вдоль разливистой чёрной реки,
Словно тянут холодные ночи
За собой в горизонт бурлаки.

Тут заметим, что «холодный» – одно из наиболее частотных определений у Любови Березкиной. Ибо,

Как ни крути, а всё идёт к тому,
что за тепло приблизилась расплата.

Мысль очень прозрачная и в определенную пору жизни пронзительно ясная – до боли, иногда буквально. Одно дело – абстрактно понимать, что когда-нибудь придет расплата за счастливую юность, и совсем другое – реально чувствовать ее приближение и понимать, что пощады не будет. Это обстоятельство делает разговор автора с читателем максимально серьезным.
(Тут заметим, что холод у Любови Березкиной – понятие неоднозначное. Есть холод тоски и холод чистоты.)
В мире поэтессы ни на минуту нельзя забыться иллюзией. Бывает, что автор как будто обнадеживает нас:

Прозвучала мне музыка светлая,
из неведомой дали пришла…

Но тут же:
так во тьме, пролетая меж ветками,
прямо в сердце целует стрела.

Речь, по-видимому, возникает из беззвучия и укрепляется в муках:

И дрожит тетива где-то около,
освещая немого стрелка,
и звонят колокольчики в колокол
на конце моего языка.

Или она рисует бодрую, мажорную картину, из тех, которыми тоже богата осень.

Смотрю на них и вижу только свет...

и снова происходит вопреки
расхожему понятию о чуде,
и сердце с нерастаявшей руки
ещё не раз стекать на землю будет.

Только мы настроились на радость и свет, автор озадачивает нас. Не знаю, как это воспринимать, но я не хочу, чтобы моё сердце стекало с руки, хотя бы и метафорически.

Как было сказано, Любовь Березкина рисует вообще довольно неуютную реальность.

прячутся дома антропоморфно
в неясных очертаниях земли.

Антропоморфно – важное слово. В этом нестабильном изменяющемся мире всё подобно всему, всё во всё проникает, всё во всем отражается.
Но значит ли это, что человек теряется в мире? Зачастую – да. Но потом оказывается, что от человека, иногда просто от его присутствия, многое зависит.

Так в дерево заходит человек,
приносит хлеба, разжигает печку,
и говорит – о чём он говорит?..

Человек сам становится творцом тепла не только для себя, но и для окружающего мира, который он открывает, согревает, кормит и с которым разговаривает о чём-то, понятном только им двоим.
Самые смешные, странные, нелепые люди, оказывается, держат на себе мир. А может, именно они – смешные и странные. Человек в одеяле – скорее всего, ему холодно, потому что холод вообще пронизывает этот мир. Человек не может согреться никакими средствами. Этого никто не понимает. В нем видят, наверное, городского сумасшедшего. Но вот он не появился на улице,

И пропали
Одни за другими дома,
Потом перекрёсток печали,
Аптека, почтамт, и тюрьма,

Прохожие, птицы, собаки,
И лужа с водой дождевой.
Лишь солнце чадило, как факел,
И трещины шли от него.

(С солнцем в мире Любови Березкиной вообще что-то неладно: то оно холодное, то чадящее и растрескавшееся. Оно еще упоено вековой кровью мучеников – в самом деле, сколько жертв ему принесено! Оно даже гаснет, пусть фигурально. Это что угодно, только не источник тепла, света и радости. Солнце всё время рядом с возможностью катастрофы как напоминание о том, что на земле всё иллюзорно и непредсказуемо)
Вспомнилась старая – воистину добрая – песня С. Пожлакова на стихи Р. Амусиной:

Но опять за звездой звезду
В синеве кто-то вновь зажег.
И опять за бедой беду
Человек погасить помог…
Так пошла от тропы тропа.
Так зажглась от судьбы судьба.

Стихотворение Березкиной не так оптимистично. Нет никакой уверенности в том, что придет другой человек и восстановит порядок вещей. Может быть, каждый человек уникален – и мир, который выстраивается вокруг него, тоже. Человек бесценен сам по себе, ему достаточно просто быть. С уходом каждого человека мы утрачиваем нечто дорогое, потому что неповторимое.
Если такова мысль автора, я ее не разделяю. Речь, надо полагать, не о любом человеке, но о добром и светлом.
Мы уже говорили о том, что поэтесса не склонна употреблять заглавия. Отступает от этого правила она тоже своеобразно. Так, один из главных фрагментов книги называется «Процесс цветения бузины». Название откровенно отсылает к научному стилю (осталось только вместо бузины написать: sambucus nigra, как в одном из стихотворений Чеслава Милоша), будто автор через урок естествознания.
Через это процесс мы что-то увидим, то есть этот процесс роста, развития, цветения станет для нас своеобразным «окном». Растительным окном – помните: в самом начале поэтесса говорила, что окно надо взращивать.
Марина Цветаева в сжатой динамичной форме описала весь жизненный цикл этого растения, выразив через нее тему ностальгии. Любовь Березкина ограничивается цветением – то есть кульминацией. Что же здесь будет? Наверное, мало веселого.

Будет – так будет, сколько пред ним ни юли,
травное, птичье, бузинное, горевое,
с ангелом, улетающим от земли,
что-то глубинное, главное, горловое.

Бузинное соединено с горевым. Малотипичная для русской поэзии аллитерация с фонемой «г»: горевое, глубинное, главное, горловое – также работает на дискомфортное состояние. Погружение в глубину – не самый легкий и приятный процесс.
Мы снова соприкасаемся с холодом, с одиночеством, неприкаянностью человека. Но прикосновение к цветущей бузине – к бессмертной природе – согревает человека. Но не только дарит ему тепло среди вселенского мороза, а еще и дает его жизни иное измерение.

Куст бузины раскрылся, как ясный глаз
(Тоже своего рода «окно»! – А. Ф.)
в нежно-зелёном взгляде, Господних веках,
ветках, ветрах, чём-то ещё до нас,
что и не вспомнит смертного человека...

Но в итоге и человек возвышается:

пробуешь кончиком пальца лёд,
словно боясь обжечься
(холод, пронизывающий этот мир, как будто исчезает или как-то физически преображается – А. Ф.),
в жёлтой высокой траве человек плывёт,
чуть обгоняя вечность.

Наверное, это трудно, но почетно. А человек сейчас, как мало в чем другом, нуждается в самоуважении. И все-таки «вечность» – холодное слово, которое складывается из льдинок.
Один из итогов миропознания:

Мы несчастны. Если б ты только знала,
как мы несчастны!

Это опять апосиопезис, фигура умолчания. Нам не объясняют, не открывают, как мы несчастны. Но это, пожалуй, верно. Жизнь – трагедия, а не праздник.
Так что же осень «сделала с нами»? Что мы увидели в открывшемся окне? Что почувствовали? Насколько мало оборудован для радости этот мир.
Человек неотделим от вселенной. Человеку так легко потерять себя, растечься, скукожиться, как сухой лист, и т. д. А чего ждать, если сам мир неустойчив и текуч? Единственное, что в нем стабильно, – это холод и неуют.
Поэзия Любови Андреевны Березкиной сложна. Здесь почти всё непривычно, всё вопреки правилам, стандартам, выработанным и языком, да порою и стихосложением. Эти стихи держат читателя в постоянном напряжении. Но, как это часто бывает, за сложностью скрывается что-то очень простое, общепонятное и общечеловеческое. Я думаю, что это не просто констатация того, что мир жесток, а люди несчастны, но и призыв не смиряться с этим, но делать что-то, хоть часто и неизвестно что – здесь Любовь Андреевна почти следует за Б. Чичибабиным
(Ни смысла и ни лада,
и дни как решето, –
и что-то делать надо,
хоть неизвестно что.)
Это не так уж бессмысленно и возвышает человека, даже ставит его вровень с мирозданием, но делает его жизнь трудной – и не факт, что это так называемое «трудное счастье». Человек может стать и несчастным, это плата за величие.
И поэтому одна из главных тем книги – желание тепла, осознание того, что в жестоком и холодном мире тепло – самое дорогое. Делать что-то – это и значит добывать тепло всеми возможными средствами, из общения с людьми и с живой природой. Наверное, именно в этом человек и обгоняет холодную вечность.



                Флоря А.В., д-р филол. наук, профессор
Орский гуманитарно-технологический институт (филиал) федерального
государственного бюджетного образовательного учреждения высшего
образования «Оренбургский государственный университет»