Дуры мы с тобой, Галюня!

Воды в реках от дождя желтеют
И напоминают цветом чай.
Пусть глаза от горечи темнеют –
Засмеются губы невзначай.
Я любовь вымаливать не буду.
Я горда до гробовой доски.
Я тебя так ласково забуду,
Что заплачешь сам ты от тоски. 
Наталья Соловьёва               
Сначала была любовь. Была, да ещё какая… ах, какая трепетная, какая сладкая была любовь!
Со вкусом спелой антоновки, с запахом резеды и тубероз. С нежными прикосновениями и сладкими поцелуями. С блёстками рассыпанной по небу звёздной пыли. Со скитаниями вдвоём в полубессознательном состоянии по светящейся во мгле лунной дорожке, а потом…
Окрылённые и счастливые, потрясённые неожиданными открытиями влюблённые улетали множество раз далеко-далеко, в затерянный на просторах вселенной изумительный чувственный мир, наивный и трогательный.
Очарованная яркостью впечатлений душа под напором шквала ярких эмоций изнемогала, корчилась в приступах трепетного восторга. Как томно вздыхала Рита в ночи, как ярко мерцал огонёк свечи, чутко реагируя на движение обнажённых тел.
Влюблённые задыхались в волнах ликующего восторга.
Как ловко девичья грудь запрыгивала в его ладони, как сильно возбуждал исходящий от него жар, как чувственно он пил нектар из её губ.
Как горячо было внутри, как бесстыдно волнительно, как влажно.
На пике восторга остановилось время. Слышно было, как гулко ухает кровь в ушах.
Неистовая дрожь проникала в тела через кончики пальцев, через взгляд, через губы. Живот, лопатки, плечи, шея – куда бы он ни дотронулся, откликались беспричинной радостью, соблазнительно вздымалось изумительной формы налитая грудь с тугими от избытка впечатлений ягодками сосцов.
Из резервных хранилищ всё прибывала и прибывала жизненная энергия, нагнетая давление в системе кровообращения, ответственной за влечение, за интимное сближение.
На бледном теле бестолково суетилось пламя свечи, указывая единственный путь через тёмное отверстие пупочка вниз, где призывно топорщится ёршик интимной причёски, который любовники обязательно причешут.
Девушка боялась вдохнуть или выдохнуть невпопад, чтобы не спугнуть блаженное состояние переполняющего всё её существо безграничного счастья. Ей нравились все его движения, все ласки. По телу разливалось восхитительное блаженство, особенно в тот миг, когда любимый проникал куда-то внутрь, где напрягалось, сотрясалось в сладких конвульсиях что-то, о существовании чего она даже не догадывалась.
Тогда они разговаривали исключительно шёпотом, хотя рядом не было никого-никого.
Рита готова была на любые лишения и жертвы, лишь бы милый всегда был рядом.
Потом у Лёшика появились серьёзные намерения, а у Риточки веская причина прислушаться к желанию любимого, возникшая неожиданно в глубинных недрах её спелой женственности.
Воспитанный юноша сжал кулаки, глубоко вдохнул и повёл Маргариту регистрировать брак.
Наверно с этого момента и начались странности.
Как кораблик назовёшь, так он и поплывёт.
Рита тогда не знала, не догадывалась, что брак, это не только законно оформленные супружеские отношения, а ещё и продукция, не соответствующая установленным нормам или имеющая производственные дефекты.
Лёша не спрашивал, хочет ли Рита замуж: он всё решил сам.
Переживал, что несвоевременно, рано, боялся ответственности, но поразмыслив, обнаружил массу неоспоримых преимуществ семейных отношений.
У реального мужа, тем более в его нежном возрасте, столько бонусов: независимость от родителей, эмоциональные преимущества совместного проживания, приятный и насыщенный досуг,  доступный хоть тысячу раз в сутки секс, возможность экспериментировать с телесными и духовными практиками.
Лёша  настроил себя оптимистически и нырнул с головой в омут.
Рита боготворила мужа: старалась угодить ему каждую минуту, подстраивалась под его настроение, под привычки и вкусы.
Девушка была уверена, что романтические отношения день ото дня будут насыщеннее и интереснее. Ведь у них любовь и всё такое.
Они встречались с Лёшиными друзьями, ходили компанией в походы и на слёты исполнителей авторских песен. Вечера и выходные проводили с ними же.
Через год, когда схлынули волшебные волны гипнотического очарования и туманный флёр безмятежной сентиментальности, Рита начала замечать, что Лёша уже не так мил и доброжелателен, что он может быть грубым, раздражённым и даже злым.
У мужа появилась скрытая от Риты личная беззаботная жизнь, в которую у жены не было пропуска, властные планы на своё и её свободное время, на семейный бюджет, на бытовые вопросы, обсуждать которые с женщиной Лёша не намерен.
Конфликтов не было, но исчезла откровенность, а следом самое важное – доверие.
Ладно бы только это. Постепенно из отношений исчезали нежность, влечение, совместные интересы и страсть.
Зато появился едкий сарказм в суждениях, ироничная нотка в суждениях, необоснованные претензии, и беспричинная ревность.
Лёша забывал её целовать, говорить милые приятные глупости, всё чаще приходил, когда Рита уже спала, не объясняя причину задержек, но от неё требовал безукоризненно исполнять супружеские обязанности, поддерживать идеальный порядок в доме и подчиняться.
Позже выяснилось, что он эгоистичен, вспыльчив и довольно скуп.
Да, упустил важную деталь: Лёша тогда, сразу после  свадьбы, уговорил любимую сделать аборт.
– Мы так молоды, сначала нужно встать на ноги. Рёбёнок – это оковы. Обещаю – года через три-четыре мы обязательно станем родителями. Клянусь, не пожалеешь. Я ведь тебя так люблю!
Молодожёны не разговаривали почти неделю. Слишком драматичным для женщины был повод: она успела почувствовать себя матерью, сжилась с фантазиями, распланировала жизнь на годы вперёд.
Рита не спала ночами, то и дело, когда никто не видел, ревела.
Справилась, наступила на горло личным желаниям в пользу счастливой семейной жизни.
Теперь она жалела, что поступила тогда легкомысленно, уступив мужу в таком важном вопросе: быть или не быть самому дорогому на свете – своей маленькой копии.
Наверно Лёша воспринял её готовность к компромиссу как обязательство и впредь соглашаться всегда и во всём.
Они так и не стали похожими друг на друга, не сблизились настолько, чтобы стать семьёй.
Что-то мешало супругам превратиться в соратников, единомышленников.
– Так бывает, – не оправдываясь, а констатируя свершившийся факт, сказал муж, вызвав её однажды на серьёзный разговор, – я влюбился, прикидываешь!
– Я должна издать воинственный клич, душераздирающий вопль, разразиться обличающей бранью, перерезать себе вены, выпрыгнуть из окна, упасть в обморок? Как я должна реагировать на предательство!
– Не усложняй, какое ещё предательство. Ну, разлюбил. Дело-то житейское. Ничто не вечно под луной. Дозу счастья ты получила. Нам ведь было хорошо. Не драматизируй. Кто сейчас не разводится! Считай, что закончился пробный период.
– Теперь это так называется! Чего же ты хочешь от меня?
– Получить развод, только и всего. Имущество разделим по справедливости. Детей у нас нет. Всё предельно просто.
– У меня другое мнение, но оно тебе вряд ли интересно. Не стану спрашивать – зачем тебе срочно понадобилась другая женщина, почему обязательно необходимо расставаться. Допускаю, что упустила что-то важное, что невольно дала повод…
 – Ну что ты, что ты, просто мы… просто у нас разный темперамент, несовместимые характеры, моральные принципы и привычки.
– Я всегда поступала так, как хотел ты.
– Этого недостаточно. С Юлькой я на все сто чувствую себя мужчиной. Хочу её двадцать четыре часа в сутки, постоянно, всегда и везде.
– Рада за тебя. Избавь, пожалуйста, от пикантных подробностей. Говори по существу.
– Она меня вдохновляет, возбуждает, будоражит, пьянит, если хочешь. С тобой я давно ничего подобного не испытываю. С этой девочкой интересно, весело, с тобой – нет..
– С девочкой… она что – школьница?
– Не так, чтобы очень, но… да, она моложе тебя.
– Если ты не в курсе, мне двадцать три года. Это пик привлекательности, вершина трепетной женственности.
– Согласен… разве я спорю. Ты всё ещё хороша. Но не настолько, чтобы составить конкуренцию ей. И вообще, какого лешего ты переживаешь, если настолько хороша? Сделаешь царский подарок кому-нибудь другому. Всё, разбежались и забыли. Не унывай – ещё влюбишься.
– Для тебя всё просто: забежал в песочницу, налепил куличиков, а когда надоело играть – хлоп-хлоп по всей конструкции лопаткой. Вон его сколько – песка вокруг. Главное, чтобы лопатка была прочная.
Мы могли бы поговорить, обсудить, и не сейчас – когда ты это почувствовал, когда первые щекотливые мысли появились, когда что-то можно было исправить, изменить. Тогда было бы правильно, справедливо. А теперь… в чём, скажи, заключаются противоречия, что конкретно я делаю не так? Мы притирались, учились взаимодействовать и любить, пять долгих лет. Многому научились. У тебя гормональный бунт, я могу это понять. Ты изменил, но это ничего… я переживу, справлюсь, честное слово. Даже не напомню никогда. Не руби сплеча. Рожу я тебе ребёночка…
 – Мы слишком разные. Я просто устал… от тебя, от однообразия, от рутины. Мне нужно встряхнуться, напитаться новыми впечатлениями.
– Это не повод для развода. Отдохни. Ну, оторвись, в конце концов, если твой конь свободу почувствовал.
– Юля беременна от меня.
– Я тоже была беременна… и родила бы. Ты был против детей, обещал вернуться к этому вопросу через три года. Прошло пять. Что со мной не так!
– Всё не так! Я тебя больше не люблю. Мне с тобой скучно.
– Давно ты это понял?
– Не знаю… давно, недавно, какая разница… всегда знал. Я ведь по залёту на тебе женился.
– Это что-то новое. Она тебя надоумила?
– Пусть будет так. Неважно. Прощай. Успокоишься – приду за вещами.
Так  и расстались.
Через год Лёша приходил, стоял на коленях, извинялся.
Не простила.
Перегорело всё: ни чувств, ни эмоций не осталось, ни воспоминаний.
С тех пор прошло без малого семнадцать лет.
Рита так и не встретила никого, кто по достоинству оценил бы её привлекательность, её желание и способность любить.
Были в её жизни мужчины, но в каждом из них выпирали наружу острые края Лёшкиной кобелиной сущности, которые настораживали, пугали и отталкивали.
Если бы бросили ещё раз – пережить такое унижение Рита не смогла бы.
Лучше одной жить, чем постоянно замирать от предчувствия, что тебя вот-вот разлюбят, что сообщат об этом без эмоций и угрызений совести, словно рассказывают о чём-то отвлечённом, незначимом.
У Риты был один единственный родной человечек – такая же неприкаянная, несчастливая подруга, почти ровесница, как и она, Галина Юрьевна.
Подружки  сидели в одном рабочем кабинете, гостили друг у друга по очереди, делились впечатлениями, планами и воспоминаниями.
Галю никто не бросал. Она сама подписала себе приговор: не справилась с чёрной ревностью.
Подружка была бездетной. Возможно, оттого в её внутреннем мире возникла пустота, чёрная дыра, которая словно пылесос засасывала внутрь негативные мысли и эмоции.
Женщина изводила себя безумными страшилками по поводу возможной измены, тревожным предчувствием, что муж вот-вот загуляет.
– Может, уже связался с молоденькой хрупкой кралей, которая забеременеет, заманит его в любовные силки, заставит бросить её, неудачницу, – накручивала она себя на пустом месте.
На самом деле она всё придумывала. Такой уж характер у неё, такое воображение.
Муж любил только Галю, склонности к разнообразию в сфере отношений с женщинами не имел.
– Но ведь мог, мог изменить, подлец… не верю я ему, не верю!
Фантазии жгли напалмом душу, вызывали раздражение, дыхательные спазмы и беспричинный страх, переходящий в панику.
Семейная идиллия постепенно превратилась в поле боя. Истерики и скандалы взрывали тылы и фронт ежедневно, превращая добродушную, счастливую молодую женщину в сварливую, уставшую от жизни старуху.
Сил переносить нестерпимую сердечную боль становилось всё меньше.
Муки ревности поглотили душу и тело целиком, и полностью.
Галя никак не могла удалить из головы буйные порождения безумных мыслей.
Недаром говорят, что сон разума рождает чудовищ.
Они расстались.
С тех пор Галину больше не мучили галлюцинации и химеры.
У неё тоже кроме Риты никого не было. А желания были.
В мечтах обе женщины любили, были любимы и счастливы.
Не так, как когда-то.
Подругам нравилось накануне праздников бродить по магазинам в поисках нарядов и аксессуаров к ним. Важно было не купить, а разглядеть, потрогать, примерить, прицениться.
Их вкусы почти совпадали, во всяком случае, в главном: нечего особенно молодиться, но и в старухи записываться рано. Бальзаковский возраст, наступающий после тридцатилетнего юбилея – печальная реальность. Ещё молодая, но уже не модная. Сколько же дам сходят с ума в этот цветущий, но роковой период – жуть. Всё потому, что нежная природа не позволяет в полной мере перенести однажды испытанное состояние влюблённости повторно.
Наверно зря они занижали самооценку – обе были фигуристые, гладкие, с высокой, довольно упругой грудью, без морщин и намёков на седину, обе бесстрашно открывали постороннему взору ноги на пару ладоней выше колен, не стеснялись носить декольтированные приталенные платья из хлопка и шёлка в  нежных пастельных тонах, которые выгодно акцентировали достоинства фигуры.
Со спины подруг можно было принять за старшеклассниц, особенно когда у женщин было озорное, игривое настроение, а случалось это совсем не редко.
Увы, они не доверяли своей привлекательности, или намеренно делали вид, что не замечают её. Обе курили длинные сигареты, ярко красили губы и ногти, предпочитали высокий каблук, чулки вместо колгот и экстравагантные молодёжные причёски.
Подружки считали нормальным и естественным накатить при встрече по соточке другой водки под хорошую закуску, под доверительный разговор непременно о любви, о былых интимных приключениях, о мечтах и вкусах.
Женщины уже научились ценить себя и свободу, упорством и трудолюбием застолбили границы профессиональной неприкосновенности, давали себе возможность и право шутить и хулиганить, а также ревниво следили за здоровьем и внешним видом.
Можно сказать, что они были вполне счастливы.   
Вот только… то ли на роду так было писано, или по иной непонятной причине, но и ту, и другую мужчины настойчиво обходили стороной.
Изредка у подруг возникало желание флиртовать, кокетничать, поэтому они никогда не пропускали корпоративные вечеринки, инициативы, касающиеся отдыха на природе и прочие увеселительные тусовки, где могла появиться возможность сблизиться с одиноким охотником за девочками без комплексов. Которые в такие дни они предпочитали оставить дома.
Природа беспощадна, когда вопрос касается продолжения рода. Дамы иногда готовы были на стенку лезть, чтобы заманить в сети одинокого холостяка. Но где его взять, мужчину, которому можно довериться!
У Риты к тому же стало время от времени возникать желание родить “для себя”, только Галине говорить об этом нельзя – можно спровоцировать истерику: ей-то такая роскошь как ребёночек недоступна.
Время шло, но решиться забеременеть Рита не могла: боялась потерять единственную подругу.
Так они и коротали жизнь параллельно друг другу.
Сегодня девочки неистово развлекались в арендованном кафе на банкете в честь удачного завершения очередного инвестиционного проекта.
На напитки, закуски, музыкантов и украшение зала начальство не поскупилось.
–  Всё будет хорошо, – горланила, лихо отплясывая, худосочная певичка, явно подшофе.
Подруги скакали вместе со всеми, поддерживая молодёжный танцевальный темп, потом потные, раскрасневшиеся сидели в сторонке, обмахивались платочками, и растерянно смотрели друг на друга.
Никто не пригласил их на тур вальса или танго, не дал шанс вдохнуть терпкий мужской запах, почувствовать прикосновение разгорячённых желанием тел, флиртуя вызвать партнёра на откровенность, намекнуть, мол, всё будет.
Сотрудники бесцеремонно обходили подруг стороной, ожидая свою очередь кружить и лапать упругие тела молоденьких девочек из планового отдела с горящим взором и высокой грудью, не забывая, однако, упорно создавали видимость, что танцуют с ними  лишь из уважения, что приглашают прелестниц исключительно из вежливости.
Да уж, кто кого принуждает!
Даже издали было видно, как корёжат танцоров первобытные инстинкты, как по их животам и спинам дружно ползут мурашки возбуждения.
Недаром говорят, что брюки изобрели отнюдь не случайно, что это надёжный способ скрыть от посторонних взглядов реальные мысли взволнованного близостью потенциальной жертвы самца.
Рита, тщетно пытаясь отвлечься от тоскливых мыслей, грустно пошутила, глядя, как отчаянно престарелый генеральный директор держится за упругие буфера и одновременно обнюхивает фасонную причёску юной секретарши, как старательно водит губами и носом по её лебединой шее.
– Настоящая охота, что ни говори, Галюня, это когда ей ахота и ему ахота. А то, что мы наблюдаем – банальный промискуитет, а ещё точнее харассмент, домогательство по признаку служебного подчинения. А это уже даже не про секс – про беспредельную власть.
Жалко мне эту наивную пигалицу. Нет в жизни справедливости и счастья. Нет! А если есть, то не про нашу честь.
– Не грусти, Ритка, у этой смазливой очаровашки есть выбор, и на плечах голова, а не тыква. Мы ведь с тобой тоже сами… того… судьбу свою горемычную выбрали. Разве не было у нас счастливого шанса? Был, подруга. Но не теперь, увы. Но и это не приговор. Пойдём-ка отсюда – не наш сегодня день.
– Наш девиз непобедим – возбудим и не дадим. Да, ничто так не бодрит, как встреча дверного косяка и длинного носа. А я всё одно рожу. Вот увидишь. И плевать я на них, на ловеласов, хотела. Давай накатим чуток, для сугреву. У тебя место в сумочке есть?
– Это ещё зачем?
– Тс-с! Пузырь сопрём. Лучше два, и закуску. Гулять дома будем. От души. Чуешь, здесь нам не рады.
– Какое нам дело до всех до них, – басом пропела Рита, хлопая себя по губам и морщась в качестве закуски, – а им до меня, – подражая закадровой песне из кинофильма “Последний дюйм”.
– И вообще, – пьяненько улыбаясь, прошептала она, – врут, что жизнь полосатая. У меня она сплошная – фиолетовая. А если нам на улице кого закадрить, а то я сегодня в лёгком ненавязчивом бешенстве, готова отдаться первому встречному!
– Замечательная идея, подруга. Значит, нам нужен мальчик по вызову.
– Ну, ты даёшь. Нет, хочу полковника, ещё лучше – генерала. С лампасами и с большим пребольшим пистолетом..
– Ага, замётано. Ща организуем. Боже, какой мужчина, Ритка хочет от тебя сына. И дочку, – затянула Галя, – так ему и скажу: бери, гад, пока дают! А я свечку над вами держать буду… и наслаждаться. Ты порнографию уважаешь… а в крёстные матери меня возьмёшь?
– По-твоему я похожа на пьяную снегурочку! Секс в нетрезвом состоянии может довести до алкоголизма, нет, кажется, до маразма. Или до оргазма. Всё на свете забыла. Что лучше – вечно путаю.
На улице горели огни, воздух был как никогда свеж.
Удивительно, настроение у подруг было приподнятое, праздничное, не лишённое, однако, капельки грусти.
 – Да, жизнь пронеслась как сверкающий бал, только ты на него не попал. Давай на такси поедем: не дай бог изнасилуют.
Подруги прыснули от смеха, дурачась, останавливая машину.
– Галь, а ты не пробовала к своему вернуться?
– Думала. Стыдно, Рит. Столько времени прошло, столько воды утекло. А ты?
– Не, у меня другое. Ёж – птица гордая.
– Ну да… пока не пнёшь – не полетит.
– То-то и оно, подруга. Дуры мы с тобой, Галюня!
– Не могу не согласиться. Дай я хотя бы тебя поцелую. Какая же ты красивая, подруга. И куда мужики смотрят?