рыба на льду

Акацию обнявший дядя Ваня -
одной рукой, другой-то нет - культя,
уже почти заснул, но в детской ванне
помывка дурня два часа спустя.
Запойный инвалид, жена горбата,
и жизнь прошла, корячился, как вол.
Как радовались малые ребята,
когда он сам себя домой привёл
в последний раз, считая медь в кармане,
когда всех нас конфетами дарил.
Дворовые лихие басурмане,
собрание лентяев и дурил,
смеялись в голос - дурень однорукий
жену отколошматит - не впервой,
и снова будет плакать над супругой,
качая русопятой головой.
Малёк в икре сидел, что чёрт в яичке,
а пил старик, должно быть за помин
убитых, чьи кровавые вещички,
его жена скупала у румын.
Война, горбатой выжить как-то надо,
но дядя Ваня бил старуху в кровь,
и водкой отравившись вместо яда,
орал - слезами душу не буровь!
Откуда было знать нам - раз последний,
не будет ни бычков со дна садка,
ни синих глаз, ни согнутых коленей,
что боль крепка, да память далека.
Что тётя Феня вскрикнет - как же это,
услышав, что убили старика,
что больше малышам не даст конфеты
единственная Ванина рука.
И что зима придёт всех прочих злее,
к фонтанчику с лягушкой, где вода
ухватит дядю Ваню у музея,
и больше не отпустит никогда.

***

С помойным ведром, рыжиной изъязвлённым,
протопает в памяти детство, и в нём
стекло дребезжит незатейливым звоном,
а в примусе спирт разживётся огнём.
Кубически-белый, знакомый до боли -
надёжа, опора в подвальном быту.
Плохое из прошлого я отфутболю,
но вспомню подробность, не эту, так ту -
крысиные гонки, бега тараканьи,
буржуйку, спасавшую в зиму не раз,
и плотные шторы сатиновой ткани,
и снег, словно кто-нибудь шубу растряс
во дворике нашем - овчинную, что ли,
скрываясь под ней от морозной беды.
А крыша покрыта лохмотьями толя,
да балки, что рёбра бродяги худы.
Подвальная сырость въедается в кости,
все три одеяла промокли насквозь.
Приходит зима, запоздалая гостья,
и вешает шубу на ржавенький гвоздь.
Проедет машина, и запах бензина
смешается с рыбным - бери, не хочу.
Kупили живую, и хочется сильно
зажечь в этот вечер на кухне свечу,
чтоб рыба изжарилась на сковородке.
Но видеть, как в масле забьются куски
не хочется вовсе... Потупившись кротко,
из детства выносишь остатки тоски
в сегодняшний день, где не можешь согреться,
подумав - а может быть, свечку зажжём?
И чувствуешь, что трепыхается сердце,
как рыба на льду под рыбацким ножом.