Перевод стихотворения на английский2

От смертельной тоски что осталось?
И взгрустнулось несносно на миг.
Лишь мечты истекающей малость,
и души ускользающий блик.
Все единым мазком разрешилось.
Были вздохи, но время - судья.
Мы чего-то навеки лишились
и к чему-то вернулись уйдя.
И зловещее стало нам ближе,
где-то есть роковая вражда.
Что-то этим извечное движет,
изначальная в чем-то нужда.
Неприкаянный голос все тише.
В нашей жизни столь радость скудна
и над нами безносая дышит -
не поэтому ль - память бедна.
Я всегдашними снами утешен
и на душу, навеявшей грусть,
этот вкус перезревших черешен -
этот зов неответивших уст.
Если все же есть в мире обитель,
где сбывается сладостный бред,
то она лишь души повелитель
и оттуда живительный свет.
И куда бы живущий не ткнулся,
так упорно наметивший цель,
к той обители вновь бы вернулся
в так гнетущую дух канитель.
И когда, просыпаясь в тревогу,
он иль я незабывность постиг,
душу дьяволу отдал иль Богу
за один несвершившийся миг.
За одно роковое стремленье
все на чашу Фемиды слепой,
отвергая как яд отрезвленье,
в вечный бой проторенной тропой.
Пусть сегодня, познав истощенье,
защемила душа, грусти всплеск,
Всё ж прошу за монолог прощенья
и обратно беру свой гротеск.

Перевод стихотворения на английский язык

What's left of the deadly longing? And it became unbearably sad for a moment. Only the dreams of a little expiring, and the soul of an elusive glare. Everything was resolved in a single stroke. There were sighs, but time is the judge. We have lost something forever and returned to something by leaving. And the sinister has become closer to us, there is a fatal enmity somewhere. Something eternal is driving this, the original need for something. The restless voice is getting quieter. In our life, such joy is scarce and a noseless one breathes over us - that's not why the memory is poor. I am always comforted by dreams and on the soul that inspired sadness, this taste of overripe cherries - this call of unanswered lips. If there is still a monastery in the world where sweet delirium comes true, then she is only the master of the soul and from there a life-giving light. And wherever the living person would not have poked, so stubbornly outlined a goal, he would have returned to that monastery again in such an oppressive spirit. And when, waking up in alarm, he or I comprehended the unforgettable, he gave his soul to the devil or to God for one unfulfilled moment. For one fatal aspiration, everything is on the cup of Themis blind, rejecting sobering up as poison, into the eternal battle of the beaten path. Let today, having known exhaustion, the soul is pinched, a splash of sadness, I still ask for forgiveness for the monologue and take back my grotesque.