Про ремонт потолка и вечернее платье

Хочу к тебе - как в дикий сон,
Под утро кажущийся былью,
Латаю сломанные крылья
И жду прибытья на перрон.
Зову тебя - по всем мостам,
На мокрых улицах и крышах.
И даже если не расслышишь,
Ты и без слов всё знаешь сам.
Лиза Чегодаева
– Одиночество – сволочь, одиночество – скука… лучше б я согрешила, – едва сдерживая слёзы, то ли пела, то ли выла Люська Савельева, – одиночество – мука… дался мне этот долбаный потолок, в самое неподходящее время!
Ещё пара секунд и кульминация. Ромка бы с наслаждением финишировал, я была бы на седьмом небе от счастья. Всё было бы просто супер. А так что! Век себе не прощу. Идиотка, право слово. Хорошего мужика на ровном месте обидела.
Женщина вышла на балкон, нервно закурила. У соседей громко играла композиция Mea culpa в исполнении Enigma – любимая композиция этой удивительной группы, название которой можно перевести на русский язык как моя вина или я виноват, что, согласитесь – не одно и то же.
Её вина была беспредельной. Это-то она теперь понимала.
Обычно Люська зависала в блаженной прострации от этой космической музыки с заковыристыми вкраплениями страстных эротических стонов, и чего-то ещё, очень чувственного. Но сейчас эти божественные звуки были вдвойне некстати, потому что напоминали о случившемся, тем более что в фоновом режиме вульгарно, вызывающе громко скрипела кровать в квартире соседей и непристойно громко орала сама Катька, явно не потому, что порезала палец.
– Паразитка, не могла балкон прикрыть. Весь дом слышит, как ты сладкими оргазмами маешься. Тьфу, зараза, обязательно нужно из каждого свидания публичное эротическое шоу устраивать!
Непростительная глупость и чувство вины вызывали не только раздражение. Люську терзала кровоточащая болезненная рана. Она устала, утомилась от неприкаянного одиночества, но и то, что между ней и Ромкой происходило, не было избавлением от пугающей пустоты.
Понятно, что невозможно жить без поддержки, без опоры на кого-то родного, без духовной привязанности, искреннего участия и чувственной нежности, но ещё хуже отсутствие свободы, психологическая зависимость.
Наверно так. Ромка опять ушёл, злобно хлопнув дверью, в сердцах заявив, что между ними всё кончено. Всё-всё-всё, это как!
– Чего добилась-то, – зло выкрикнул он, – вокруг полно аппетитных баб, готовых ноги целовать за минуту полноценного секса, а ты… ты просто бревно бесчувственное, дерево дубина! Пусть теперь потолок тебя удовлетворяет, а я умываю руки!
Ты, Люська… ты не баба, ты… ты настоящее чудовище! Теперь мне понятно как нормальные мужики импотентами становятся. Не-на ви-жу тебя! Да-да, я нисколечко не шучу.
Она действительно допустила легкомысленный, если не фатальный промах, спросив у любовника в кульминационный момент, когда тот дышал как загнанная на ипподроме премиальная лошадь, потешно закатывая глаза, собираясь вот-вот финишировать в изнурительной интимной скачке, когда же, наконец, он покрасит потолок в спальне как обещал однажды. Смотреть, мол, на эту облезлую серость тошно.
Ладно бы только это. Случайную оплошность можно было попытаться исправить нежностью. Ромка, конечно, и сам виноват. Говорила ему, – давай романтические игры перенесём на вечер. Потанцуем, не спеша настроимся на постельную любовь.
Согреемся предварительно в горячей ванне с ароматом вожделения и безумной страсти. А потом… только потом, когда настроимся на эротическую волну под чарующие звуки Энигмы, будем долго-долго… долго-долго с наслаждением скакать как дикие мустанги в бескрайней прерии.
Люська этот восхитительный процесс тоже обожает, но не на скаку же.
Ну, не бывает у неё аппетита на секс при свете дня, когда полно незаконченных дел, без симфонической прелюдии, без сладких поцелуев и нежных ласк. Без трогательно заботливой нежности, без душевной теплоты, искреннего восхищения, без заслуженного терпеливым томлением интимного трепета.
Бесцеремонное вторжение без подготовки и чувственного вокала, даже если находится смычок в руках виртуоза, не может заставить скрипку стонать и плакать.
Разве так можно… прискакал, сходу – трах-бах, падай, где стоишь, ноги вверх. Сунул-вынул. Это же не секс – форменное насилие.
Симфония любви – пир для двоих, но солистам в дуэте необходимо сконцентрироваться, сыграться, войти в резонанс, направить энергию взаимного влечения на созидание, на творческое взаимодействие.
Тем более что в гости собрались идти, к Вальке Чеботарёвой, на день рождения. Нужно подготовиться, тщательно продумать, во что нарядиться, как накраситься.  Это же праздник.
Люся новое платье недавно купила, в престижном бутике. Всю заначку на эксклюзивный наряд потратила, а выгулять его абсолютно некуда.
Недели две уже мечтала произвести фурор, появившись в обществе подруг в элегантном воздушном великолепии оттенка ультрамарин, идеально подходящим под цвет её удивительных глаз. Представляла их восторженную реакцию.
Куда там. Он хочет и всё. Немедленно.
Похотливая ненасытность, животное желание немедленно слить дурь, разве это по-человечески! А чувства где, где место сокровенным переживаниям, глубинным чувствам, ритуалу поклонения культу любви!
Влетел, объявил приговор. А помилование не предусмотрено общественным договором, разве женщина в таком важном вопросе как использование собственного тела не имеет права голоса!
Конечно, Люся сопротивлялась. Не очень активно, но всё же.
– Вечером, – сказал Ромка, – так вечером, – я не против сладкого десерта на ночь, но хочу тебя здесь и сейчас. Не-мед-лен-но. После ужина у твоей Вальки гарантирую вкуснейшую развлекательную программу в постели, показательные выступления с множественными оргазмами и заключительный радостный аккорд как ты любишь. А сейчас мне просто необходимо, иначе лопну.
– Ты что – порнушки насмотрелся! Ромик, солнышко, не готова я вот так сразу открыть для тебя сейф с драгоценностями. У меня причёска. После секса нужно принимать душ, смывать следы интимной страсти. Представляешь, я буду похожа на мокрую курицу, на ощипанного цыплёнка. Если хочешь, исследуй желанные глубины сзади, стоя.
– Ну, уж, нет! В этой позиции кобелям можешь себя предложить! Я люблю классику, чтобы ноги на плечах и размах.
Короче, даже слушать не стал. Как зверь накинулся, разве что не рычал. Вырвал с корнем пуговицы на халате, ворвался на сухую с разбега. Это что – насилие или секс?
Ромка хотел Люсю всегда и везде, особенно когда мог наблюдать упругое тело в наряде библейской Евы и владеть им безраздельно. Женщина не знала, радоваться подобной реакции любимого на свои выдающиеся прелести или расстраиваться.
Убывающие как шагреневая кожа годы творческой интимной активности ограничивали шансы выбиться в дамки, сокращали возможность выбирать, копаться в женихах, взвешивать и примерять кандидатуры избранников до бесконечности, как в строптивой молодости.
Одиночество – проблема века. Приходится считаться с обстоятельствами непреодолимой силы. Кто знает, что это, не станет задавать лишних вопросов. Бери что дают, иначе пролетишь как фанера над Парижем.
Нечто подобное тому, что произошло только что, уже случалось прежде в их отношениях.
Тогда Ромка больше часа энергично, с каким-то агрессивным энтузиазмом прыгал на ней, а Люська никак не могла не только возбудиться, даже почувствовать его вялую эрекцию, словно внутри находился виртуальный, а не настоящий символ мужской силы, будто он одноразовым шприцем анестезию вколол.
Люськина чувствительная психика так сложно устроена, что сначала её необходимо завести прикосновениями, поцелуями, сладкими речами, чтобы она поплыла на разноцветных волнах, чтобы потекла. И лишь когда окончательно созреет для близости можно вторгаться в сокровенные пределы. Вот тогда остановить трепетную ненасытность уже невозможно.
Ромке в тот раз долго не удавалось приблизить финиш. Люся лёжала с закрытыми глазами, со стиснутыми зубами и ждала, когда любимому надоест терзать её нежное тело.
Она мысленно считала баранов, чтобы не заснуть, хотя этот метод должен работать в обратном направлении, планировала последовательность неотложных и важных дел по дому. Короче, развлекалась, как умела, чтобы не выдать любимому истинное отношение к плохой игре.
Ей было неинтересно принимать участие в неподготовленной репетиции, скучно лежать распятой как препарированный цыплёнок на анатомическом столе и ждать, когда лаборант устанет издеваться над истерзанным телом.
– Можно задать вопрос, – зевая, спросила уставшая от неудачного эксперимента дама, – Ромик, любимый, ты ещё долго будешь проверять на мне действие правила буравчика!
Странный вопрос прозвучал неожиданно. Для самой Люси в том числе. Откуда в её голове всплыл этот саамы буравчик, она не знала, но этим ласковым унижением не закончилось испытание нежного мужского эго, – я тебя совсем не чувствую, – вырвалось у неё, – проверь, может тебя там нет!
– Идиотка, – взорвался любимый, резко выскользая из неё, стремглав убегая в зону комфортной недоступности.
Любовник предпочёл ретироваться, застенчиво закрывая мгновенно повисшие артефакты сразу двумя руками, чтобы не дать Люсе повода сомневаться в собственной интимной исключительности.
С чего бы такая стыдливость, если только что ты уверенно бороздил деликатные просторы нежных глубин, изображая полового гиганта!
Неделю или около того любовник не появлялся.
Люся соскучилась. Ей было до жути одиноко.
– Пусть просто придёт, – медитировала Люся, – словом не упрекну. Полежим, пошепчемся. 
Она изнывала от желания близости, готова была, за возможность быть вместе, пожертвовать толикой личной свободы: малюсенькой такой постельной частью приятного во всех отношениях интимного бытия, даже на капельку насилия была согласна.
Хочет чувствовать себя всемогущим – бог с ним. Пусть хоть круглые сутки загоняет своего суслика в её тёплую норку, даже если она превратится в пустыню.
Понятно, что подобные мысли резвились и шалили в воспалённом одиночеством мозгу, пока будущее отношений оставалось нестабильным, туманным.
Ромка остыл, одумался, устроил неожиданное, но желанное рандеву, наподобие фестиваля джазовой музыки – заранее подготовил пианино, саксофон, ударные инструменты, оставалось настроить скрипку.
Воссоединение было волшебным сценическим действом из музыки, любви и эротики.
Конечно, потом, когда последний стон Энигмы удивительным образом слился с финальным криком самой Люси, он долго дулся, ворчал. Но, Люся чувствовала – это самая настоящая любовь!
Если вдуматься – она для него прекрасная партия: великолепная двухкомнатная квартира, престижная работа, уникальная способность к социальной коммуникации, обширные общественные связи.
Увы, к роли рабыни Люська не приспособлена, не готова ложиться на разделочную доску по первому требованию. Разве это повод, считать её безнадёжным активом, обречённым на отчуждение!
Она хочет и может любить, но в рамках интимных приличий.
Ромка почти две недели едва не носил Люську на руках. Секс был поистине волшебным, а общение изысканным, волнующим. Они даже договорились в следующую субботу подать заявление на регистрацию брака. Увы, идиллия длилась недолго. Раздосадованная скучным треньканьем несмазанного смычка, она снова наговорила в самый ответственный момент изысканных глупостей.
Демарш и объявление санкций потенциальным женихом последовало немедленно, причём в категоричной форме. Ромка демонстративно, неприлично скривив физиономию, бросил на тумбочку в коридоре ключи от Люсиной квартиры, заявив, – достала, ухожу! Не вздумай звонить. Ты растоптала моё мужское достоинство. Будем считать, не сошлись характерами. И вообще – тебе противопоказано жить с мужчиной.
– Как ты можешь так говорить, я ведь тебя люблю!
– Настолько, что потолок волнует тебя сильнее близости.
– Мы же в гости собирались, Ромуальд. Неужели ты меня бросишь в такую ответственную минуту? А моё вечернее платье…
– Пригласи соседа. Возможно, он вдохновит тебя сильнее. Интимные отношения – не твоя стезя.
– Прости, я не умею играть роль страстной любовницы по принуждению.
– А я не умею и не хочу уговаривать. Женщина обязана подчиняться, когда мужчина хочет её любить.
– Любовь, секс, это особенная, это, Ромик, праздничная трапеза. Её ни в коем случае нельзя начинать с десерта. Сладкое, поверь, отбивает аппетит, портит характер. Я буду ждать, когда ты повзрослеешь. Или одумаешься. Ты мне нужен и дорог.
– Заметил! Не надейся, не вернусь. Достала! Всегда найдутся желающие угостить меня мороженным со взбитыми слвками. С тобой можно запросто стать импотентом. Такое… такое, сказать в самый ответственный момент. Немыслимо!
– Я что – стала ненужной, ничьей!
– Где-то так, Люсенька. Любовь, её заслужить надо.
– Но ведь и ты, ты тоже можешь оказаться никому не нужным.
– Я мужчина, – гордо ответил Ромка, – поэтому всегда играю главные роли. Вас, баб, пруд пруди, особенно, таких как ты – разведёнок с прицепом.
– А я устала играть, тем более, если правила устанавливают, когда хотят, без моего согласия и участия.
Люся наглухо закрыла балкон, уткнулась лицом в подушку. Наверно правильно говорят, что от судьбы не уйдёшь. Если ушёл – значит, не судьба!