Чаушеску. Последний день

Двадцать пятое. Рождество. И.... Кровавое шутовство. Замызганный какой-то зал. И расхристанный трибунал. Журналистская беготня. Осмелевшая солдатня.
Как смешно всё и как убого. Судят Его. Живого Бога.
А рядом с Ним до конца Она. Недоумения вся полна.
Вместе шли - вместе и висеть?! Милый! Нет, не то. Это Геббельс ведь. Формулу другую мы изобретем - вместе боролись, вместе и умрём!
Парни, да вы что же, ведь я была вам мать. Господи, негоже руки мне ломать.
И вот с листа стекает лживый приговор. Последние мгновенья лакает время- вор.
Судья встаёт. Выключает свет. Впереди у Них миллионы лет. И неведомые измеренья. Но только подлости нет прощенья.
И ещё не ведают палачи, что грядёт Возмездие - там, в ночи.
Богом забытое Тырговиште. А ведь войдёт в историю! Надо ж. Ишь ты.
Последний путь. Он пощады не ждал. Он тихо пел Интернационал.
Странно. Но возле солдатской уборной у Них достоинства больше, чем во дворцах просторных.
Эшафот. Солдатский клозет. Впереди у Них - миллионы лет.
На двоих отмерено сто двадцать пуль. Их бытие уверенно обратилось в нуль.
И защелкали фотоаппараты.  В крови лежит поверженный кондукатор. И рядом с Ним, как всегда, Она. Недоумения вся полна.
Скромную могилу (на двоих - одна) тихо осветила слабая луна.
И плиту ласкает странный лунный свет. ИХ (он это знает) ждут миллионы лет.