Одна ночь

Был у Даши ухажёр – настоящий поэт! Точно настоящий, потому что любил внезапно закатывать глаза, шевелить губами и строчить что-то в смартфоне. Ночи он просиживал за компьютером, иногда ездил на какие-то заседания какого-то союза, которые, как правило, растягивались на ночь, а то и на две. Он даже издал книжку. Она стояла в центре каминной доски среди портретов и подсвечников с ароматическими свечами, постоянно напоминая Даше о том, как необыкновенно ей повезло. Да и правда, это вам не таксист какой-то и не шахтёр. Ухаживал он красиво и с придыханиями. Однажды организовал настоящую помолвку с колечком и, конечно, стихами, которые он прочёл Даше, стоя на одном колене. Правда, с тех пор утекло много воды и дальше помолвки дело не продвигалось. Поэт стал более вальяжным и менее влюблённым. Иногда Даше казалось, что он просто неплохо устроился с жильём в доме её родителей, которые давно уехали в крохотную хибару на берегу Чёрного моря и тем были счастливы. Они долго зазывали Дашу к себе, но пещерное существование среди постоянно обнажённых тел летом и страшная тоска зимой – это было не совсем то, о чём та мечтала. Даша была бухгалтером. В родном городе она имела любимую работу, благоустроенный руками отца и матери дом и даже поэта. Чего же ещё?
             Иногда, конечно, накатывала обида за испарившуюся романтику отношений, но Даша была реалисткой. Хотя, быть ею становилось всё труднее. Когда поползли слухи о том, что у Поэта новая пассия, дошло до истерики. Она даже пыталась с ним расстаться, но он, вновь ставший нежным и близким, долго втолковывал невесте, что у них, у Поэтов, иногда случается творческий кризис. Вывести из него может только новая, безусловно мимолётная, муза. Такова жизнь! После бурных объяснений, слёз, объятий и готовности прямо сейчас, ночью, бежать в ЗАГС Даша оттаяла. «Быть женой поэта – тяжёлое бремя…» - многозначительно вздыхал коварный искуситель и пристально всматривался в глаза напротив. Те влажнели от готовности взвалить это бремя на себя сейчас же, немедленно. Но наутро у Даши была работа, а на следующий-следующий день Поэт вспомнил, что на днях потерял паспорт, и тема бремени постепенно растаяла. Несколько подтаял и сам Поэт, ещё позавчера уехавший на очередное заседание союза, которое явно затянулось.
                ***
              Даша изо всех сил зажимала уши ладонями, но предательский стук молотка проникал во всё тело, как будто гвозди загоняли не в крышку гроба, а неё саму. Как и положено в страшном сне, кричать не получалось. Рот бесшумно зевал в серую пустоту, заполненную неясными силуэтами провожающих неизвестно кого в последний путь. Наконец проснулась, задыхающаяся и липкая от пота. Тяжело поднялась с постели. Проклиная по чём свет дурацкий сон и шатаясь, потопала к холодильнику. Налила стреляющую холодными пузырьками воду и замерла. Стук повторился.
     - Схожу с ума или… Странно, ночь на дворе! – Даша прислушалась. Стучали на улице, и она на цыпочках, будто там могли её услышать, подошла к окну. Едва тронула штору, всмотрелась в малюсенькую щель. В соседнем дворе двое копошились под фонарём. Наконец глянула на часы. Да какая ночь? Нет одиннадцати. Она постепенно приходила в себя. Вспомнила, что до чёртиков умоталась на работе и рухнула в постель после девяти вечера. Всё равно странно. Спать старики ложились «с курами», а тут в потёмках колотят… Даша наконец-то напилась воды, снова легла, но сон, казалось, улетучился навсегда.
                Со своими соседями Даша ладила. Хотя, собственно, что с ними ладить? Утром «здрасьте», а вечером «как дела?» Вот и всё общение. Они – люди в возрасте, а Даша, по их меркам, девочка. Соблюдали, так сказать, социальный дресс-код, и только. Стук возобновился.
      - Тьфу, будьте вы неладны! – снова подошла к окну, уже увереннее, даже чуть приоткрыла створку. Скулила собака. Всматриваясь, Даша долго пыталась сообразить, что там твориться, а когда до неё дошло, что происходит, она снова начала хватать ртом воздух. Не веря своим глазам, она наблюдала за тем, как сосед забивает доской собачью будку. Наверное, в ней и находилась собака, потому что изредка он постукивал по будке, как если бы она высовывала из неё нос. Увиденное привело её в чувство окончательно. Даша ринулась к двери, но тут же поняла, что в чужие запертые ворота ей не войти. Металась в раздумьях недолго. Схватила телефон и тихонько выскользнула из дома. Сосед стучал, жена торопила его и шёпотом ругалась. «Странные, стук на всю улицу, а говорят шёпотом», - подумала Даша, добросовестно снимая отвратительное действо через дыру в штакетнике. Потом старики, чертыхаясь, долго громоздили будку на садовую тачку, и кроме прочего, Даша чётко услышала слово «поле». «Понятно, - подумала она, - пора выходить из подполья».
               Вообще-то, выходить из подполья – это был не её почерк. То ли она была слишком нерешительной, то ли долготерпеливой, то ли слишком мудрой… Хотелось думать, что третье, но напрашивалось первое. Здесь же деваться было некуда. Было ощущение, что тебя припёрли к холодной стене и, если ты сейчас же не шагнёшь вперёд изо всех сил, то примёрзнешь к ней навсегда. Когда ворота, негромко всхлипнув, открылись, соседка крадучись вышла и остолбенела. Прямо на неё смотрел глазок телефона и сама Даша, заикаясь, произнесла:
 - Привет, баб Нюра! Что у вас тут?
За спиной у пойманной с поличным возвышались очертания тачки, гружённой криво стоящей будкой. Скулёж собаки был едва слышен. Наверное, от страха и безнадёжности она не билась в истерике и не лаяла. Зато соседка мгновенно вскипела:
 - Тебе какое дело! Ну-ка, иди отсюда!
Даша пошла на таран.
 - Я сняла на камеру всё, что вы делали с собакой. Вызываю милицию!
  Далее была сумасшедшая ночь. В ожидании участкового дед торопливо пытался оторвать доски, которые сам же только что на совесть заколотил, его жена сначала кричала и пыталась пнуть Дашу метлой, а потом жалостливо рассказывала, какая эта Жулька дурная, как она укусила её сегодня до крови. Выяснилось, что план был продуман до мелочей. Собака, вечно сидевшая на цепи, часто скулила и рвалась на волю, да и вообще надоела. То пить ей, то есть. За самими бы кто поухаживал… От неё решили избавиться. Прибить её у обоих не поднялась рука, а вот уморить в заколоченной будке где-то в поле, где никто не смог бы услышать её воплей – запросто. О том, почему Жуля тяпнула хозяйку за руку и сделала ли она это на самом деле, история умалчивала. Что-то подсказывало, что попытки обойтись без поля имели таки место.
      «А если бы мы её просто куда-нибудь отвезли, она бы назад прибежала!» - деловито оправдывалась баба Нюра.
           Страсти разгорелись такие, что подтянулись соседи. Кто-то позвонил знакомой «волонтёрше», и та прибыла на место происшествия гораздо раньше полиции. Даша сразу почувствовала себя увереннее. Несчастная Жуля наконец была вызволена, но вопреки ожиданиям снова юркнула в свой домик. Она дрожала и норовила тяпнуть за руку каждого, кто пытался её погладить.
 - Видите, видите – кричала её хозяйка, - она бешеная!
    - Это вы бешеные! – с ненавистью выпалила волонтёрша, - она до смерти напугана! Что же вы за люди такие? Да какие вы люди…
Пока суд да дело, собаку вместе с будкой перенесли во двор Даши и оставили в покое. Даша поставила рядом миску с водой и протянула в будку сосиску. Жуля блестела бусинами и уже не скулила.
Сыр-бор растянулся далеко за полночь, и – о, чудо! – явился Дашин поэт. К этому моменту уже удалось погладить спасённую псинку, и она сидела возле будки с третьей сосиской, пока благодарная Жуля жадно глотала вторую. На глазах Даши блестели слёзы умиления. 
     Поэт скрипнул калиткой, осторожно подошёл, поцеловал плечо Даши и острожно спросил:
 - Ой, а кто это у нас?
 - Это Джулия! – твёрдо произнесла Даша, - и она будет с нами жить!
 - Отлично, милая! – нежно ответил Поэт и прошёл в дом.
Милая же сидела возле будки и не могла бросить собаку одну после всего, что с ней случилось. На душе было тепло и спокойно. Рядом с ней снова был не только любимый, но и это новое, живое благодаря ей существо, которое она теперь не могла бросить ни на минуту. Её переполняли гордость и любовь. Потом решилась. Всё равно не уснуть, уже светает. Взяла новую жиличку за ошейник и повела домой. Постелила в углу плед. Жуля долго и недоверчиво сидела рядом с новой постелью, потом решилась лечь на неё, но оставалась в напряжении. Она следила глазами за каждым движением новой хозяйки, пытаясь понять, что происходит. Когда Даша выходила из комнаты, собака начинала едва слышно скулить.
         Поэт вышел из ванны свежим и вдохновенным. Увидев собаку в доме, едва заметно скривился.
 - А тащить её сюда обязательно? – он потянул носом.
 - Ничего, сегодня я её искупаю! Правда, подружка? А хочешь, мы назовём её Музой? – она рассмеялась и обернулась.
Поэт стоял за спиной с таким брезгливым выражением лица, что Даша осеклась.
- Ладно, я спать. Устал. Поговорим завтра. - Он вышел, плотно захлопнув за собой дверь.
Даша поднялась. Хотела возмущённо распахнуть дверь и потребовать объяснений сейчас же, причём говорить вовсе не о собаке. Не решилась. Села на кровать, подумала. Снова встала, подошла к закрытой двери, положила на неё ладони. Обида нарастала как снежная лавина и увлекала за собой даже то, что было заброшено когда-то на самые задворки души. Как будто почуяв неладное, тихонько заскулила Жулька. Даша, прислонив лоб к двери, вдруг почувствовала себя такой же замурованной и выброшенной. Ударила в дверь обеими руками, распахнула так, что она с треском ударилась о стену. Вошла. Поэт сладко возлегал на подушке со смартфоном в руках и улыбался неведомо кому. Как будто застигнутый врасплох, бросил его и зло вытаращился на Дашу.
 - Ты что, сумасшедшая?
 - Да, я сумасшедшая! Собирайся от греха подальше!
 - В смысле? Куда собирайся?
 - А плевать, хоть на собрание своё. Хоть новую Музу искать. Собирайся!
   Поэт пытался собраться с мыслями, но его торопили. Даша собирала вещи творца и заталкивала в пакеты. Оскорблённый жених растерянно оделся но, уходя, сорвался. Не желая остаться в долгу перед милой, он вылил на неё весь запас нелитературных слов, какой имел. Она же, впервые в жизни пробуя свои «силы несметные», тоже веселилась по полной, швыряя залежавшиеся на веранде ботинки и тапочки вслед.
                Солнце уже встало. На шум снова подтягивались невыспавшиеся соседи. Жулька хозяйски лаяла, весело и заливисто.