Парадоксальная логика страстной любви

Вкус кофе в чашке белого стекла
И хруст печенья из прозрачной вазы.
И все тревоги и сомненья разом
Единственная встреча отняла.
Вот так бы пить глотками, не спеша,
(Как наша жизнь привычна к многословью)
И то, что называется любовью,
Еще острее чувствует душа.
Людмила Абзаева
Верочка Петровна, так звали её ученики и коллеги из текстильного колледжа, где она преподавала графический дизайн, рисование и основы композиции, страстно любила читать женские романы, особенно те, где женщины были талантливы, умны и целомудренны, а мужчины… мужчины оказывались подлецами и получали по заслугам.
Верочке было тридцать пять лет, жила она одна в собственной двухкомнатной квартире в старой пятиэтажке, доставшейся ей по наследству от бабушки, маминой мамы.
С этим домом, с вещами и предметами быта, окружающими её жизнь, было связано очень многое, практически всё.
Когда-то, очень давно, в другой жизни, Верочка Петровна сама училась в техникуме, где теперь преподавала.
Бабушка постоянно проживала на даче, где её супруг некогда создал почти городские условия: водяное отопление, газ, водопровод, санузел, а в квартире жила внучка с подружкой Мариной, умненькой и компанейской девочкой из общежития.
Вдвоём им жилось и училось замечательно.
Они были молоды, веселы, любили шумные компании и танцульки, часто ходили в гости к подругам и приглашали к себе.
Верочка Петровна дочитала последнюю страницу романа, задумалась, даже прослезилась слегка.
Главного героя, соблазнительно красивого, но коварного и бесчестного, звали Романом. Женщина принесла табуретку, залезла в антресольное отделение шкафа, где хранились старые альбомы с фотографиями.
Вот этот, с коричневым бархатным переплётом. Первый курс. Самые счастливые воспоминания. И самые трагические.
Вера включила торшер, села в кресло, положила альбом на колени, руки на переплёт и закрыла глаза.
Прошлое разбудило память.
“Позабудь об этом дне, спор не нужен никому. Не читай нотаций мне, мама, это ни к чему.
Снова к друзьям я своим убегаю, что меня тянет туда, я не знаю. Без музыки мне оставаться надолго нельзя. Музыка на-а-ас связала, тайною на-а-а-шей стала. Всем уговорам твержу я в ответ – нас не разлучат, нет! Музыка на-а-ас связала, тайною на-а-а-шей стала, всем уговорам твержу я в ответ – нас не разлучат, нет!”
Разлучили! Впрочем, это исключительно её вина.
Верочка Петровна физически ощутила сильные Ромкины руки на своей талии, через которые от него к ней перетекали сгустки удивительной по эмоциональной окраске энергии, его горячее дыхание, шорох танцевальных шагов и эта песня, рвущая душу в клочья.
Он был замечательным танцором, приходил в гости довольно часто, постоянно пытался ухаживать за Верочкой, но она почему-то танцевала с другим, с Игорем Шилкиным, его товарищем, который девочке совсем не нравился.
Обычно люди наслаждаются любовью, Верочка же от неё только страдала.
Роман был строен, силён, красив и надёжен. Он приходил и приходил, причём именно к ней, постоянно демонстрировал свои романтические намерения и знаки внимания.
С Мариной Ромка был учтив и галантен: танцевал с ней, беседовал, но отстранённо, не как с привлекательной девчонкой, скорее как с сестрой.
Марина тоже с ходу влюбилась в Ромку, напропалую кокетничала с ним, но ответного шага так и не дождалась, поэтому переключилась на Игоря.
Верочка плакала ночами, ругала себя последними словами, но никак не могла перебороть своё странное смущение, и заставляющее застывать от внутреннего холода предчувствие чего-то тревожного.
При виде Ромки у неё подкашивались ноги, леденели руки, прерывалось дыхание. Она столько всего хотела ему сказать, она готова была целовать его ноги.
Но только в мечтах.
В реальности девочка впадала в глубокий ступор, не позволяющий даже смотреть на любимого.
Если Ромка случайно или намеренно дотрагивался до её руки, если говорил что-то ласковое, если смотрел настойчиво и нежно, у Верочки начиналась паника. Она ничего не могла с собой поделать.
Любовь была какой-то мучительной, изнуряла, причиняла боль, препятствуя сближению.
Окружающие их люди видели, что именно происходит, только не догадывались – почему именно так.
Верочке и Ромке сочувствовали, за них переживали. Кто-то пытался давать им советы, другие шушукались и вертели пальцами у виска.
– Она что – совсем слепая, не видит, как Ромка старается понравиться, как предупреждает любые желания, как смотрит на неё. Глупая, довыёживается же – уведут парня, как пить дать уведут.
Однажды Ромка набрался храбрости, или отчаялся окончательно, и поэтому пригласил любимую на решающий танец. На этот раз он не стал держаться на расстоянии, нежно прижал девочку, признаваясь в любви, и предложил сыграть свадьбу.
Его чувства были глубоки, а намерения серьёзны.
Верочка долго молчала, потом крикнула, – нет, нет и нет!
– Почему, скажи – по-че-му?!
Ответа не последовало, зато была затяжная истерика, поставившая крест на дружбе, на встречах, на всём.
Ромка тогда перевёлся учиться в другой техникум, и через год женился. Жил ровно, ни к чему не стремился, ни о чём не мечтал, хотя отцом и мужем был образцовым. Вот только огонь в глазах потух навсегда. Он постоянно вспоминал Верочку, то и дело выдумывал новое продолжение их несостоявшегося романа и верил, что когда-нибудь...
В квартиру Вериной бабушки с тех пор никто не приходил в гости.
Марина переселилась обратно в общежитие, с Верой общалась только в техникуме, но тем для разговоров и причин дружить день ото дня становилось всё меньше.
Верочка Петровна окончила техникум с красным дипломом, поступила на педагогические курсы и вернулась преподавать. Её любили ученики, обожали преподаватели-мужчины, за ней пытались ухаживать: безрезультатно.
Что-то внутри в тот роковой день до предела натянулось, затрещало и лопнуло, причинив нестерпимо острую боль и ощущение абсолютной пустоты, которые она несла по жизни как знамя чего-то непонятного, но важного.
Верочка разучилась дружить, любить, улыбаться, радоваться, посвятила свою жизнь без остатка профессии дизайнера, хотя сама ничего оригинального и ценного сотворить не могла, для этого у неё не хватало энергии созидания.
Жизненные силы уходили на то, чтобы опекать и оплакивать боль. Именно потому она и читала женские романы, именно потому выбирала из них те, где мужчина обязательно должен оказаться подлецом и негодяем.
Верочка Петровна дочитывала новое произведение и начинала мысленно редактировать события, перекраивая под некогда пережитую ситуацию, переставляя персонажи местами. В её варианте негодяйкой оказывалась женщина,  стараниями которой мужчина и превращался в монстра.
Она даже подумывала начать писать, но изложить правдивую историю не могла, не смела, а врать не хотела принципиально.
Верочка Петровна понимала, что совершила трагическую ошибку, что Ромка ни в чём не виноват, что причиной всему её необоснованный, губительный страх.
Она боялась… боялась, что не так хороша для него, для Ромки, что может не справиться с ролью возлюбленной, и когда-нибудь, без разницы – когда именно, разонравиться ему.
А выдержать этого не сможет.
Сомнения и страхи терзали Верочку день и ночь, рвали душу в клочья.
Она так и не поняла, за кого больше тогда испугалась: за себя или за него, Ромку, которого мечтала сделать самым счастливым на свете.
У Верочки едва не в каждом шкафчике лежали фотографии любимого: размноженные любительские снимки, сделанные на первом курсе. На одном из них был запечатлён тот роковой танец, но смотреть на это изображение она не могла, это было выше её сил.
Самое удивительное в этой истории то, что Роман и Вера жили в одном городе, ходили по одним и тем же улицам, постоянно выискивали друг друга в толпе, через знакомых знали друг о друге практически всё и никогда… никогда, не встречались.
Разве что в иллюзиях и мечтах, но это, согласитесь, совсем не про любовь.
Так, что же всё-такое такое – Любовь!