Таланту Л. Толстого. Наполеон - это война!
Наполеон только что окончил свой туалет для верховой езды.
Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом,
спускавшимся на круглый живот,
в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног,
и в любимых им ботфортах, будто в них всё его величие живёт.
…Наполеон, нахмурившись, сделал энергичный вопросительный жест
своей маленькой белой и пухлой рукой – в самом начале разговора с утра.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том,
чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра. …
Уверьте от моего имени императора Александра — сказал Наполеон, взяв шляпу, —
что я ему предан по-прежнему:
я знаю его совершенно
и весьма высоко ценю высокие его качества – его прежнего.
После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева
Балашёв был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть,
но его - оскорблённого посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности –
постарается не видеть.
Но, к удивлению своему, Балашёв через Дюрока
получил в этот день приглашение к столу императора, однако.
За обедом Наполеон между прочим разговором заговорил о Москве
и стал спрашивать Балашева о русской столице:
Сколько жителей в Москве, красивы ли дома в центре столицы?
Сколько церквей в Moscou? — спрашивал он о ней.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
К чему такая бездна церквей?
Русские очень набожны, - отвечал, как всегда, Балашёв на вопросы подобного рода.
Впрочем, большое количество монастырей и церквей
есть всегда признак отсталости народа, —
сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой своего суждения -
суждение было оскорбительного рода.
Балашёв почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора:
У каждой страны свои нравы, — сказал он.
Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, — сказал Наполеон.—
Прошу извинения у вашего величества, — ответил Балашёв, зная всё о Европе всей, —
кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекал на недавнее поражение французов в Испании,
имевшей также много монастырей и церквей.
Пусть император знает, что я сделаю, — сказал рассерженный Наполеон,
вставая и отталкивая рукой свою чашку, вспомнив поражение французов в Испании, -
я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских...
да, я выгоню их из Германии.
Пусть он готовит для них убежище в России!
Письмо, привезенное Балашёвым, было последнее письмо Наполеона к Александру.
Все подробности разговора были переданы русскому императору.
Последняя попытка перемирия не получилась.
Война началась.
______
Л. Н. Толстой. Война и мир. Том третий. Часть первая
VI
Генерал Балашёв вошёл в маленькую приемную и простоял один минуты две, ожидая беседы. Наполеон только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах, будто в них всё его величие живёт.
…Наполеон, нахмурившись, сделал энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра. …
Уверьте от моего имени императора Александра — сказал Наполеон, взяв шляпу, —
что я ему предан по-прежнему:
я знаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества.
VII
После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов: «Je ne vous retiens plus, g;n;ral, vous recevrez ma lettre», Балашёв был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его - оскорблённого посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности.
Но, к удивлению своему, Балашёв через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
За обедом между прочим разговором Наполеон заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице.
— Сколько жителей в Москве, сколько домов?
Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? 1 Сколько церквей в Moscou? — спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
— К чему такая бездна церквей?
— Русские очень набожны, — отвечал Балашев.
— Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, — сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.— У каждой страны свои нравы, — сказал он.
— Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, — сказал Наполеон.
— Прошу извинения у вашего величества, — сказал Балашев, — кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева намекал на недавнее поражение французов в Испании.
— Пусть император знает, что я … сделаю, — сказал Наполеон,
вставая и отталкивая рукой свою чашку. —
Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских...
да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Письмо, привезенное Балашёвым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору и война началась.
Свидетельство о публикации №123072901811