Георги Миланов Достоевский в Висбадене Достоевски

„ДОСТОЕВСКИ ВЪВ ВИСБАДЕН” („ДОСТОЕВСКИЙ В ВИСБАДЕНЕ”)
Георги Иванов Миланов (р. 1953 г.)
                Болгарские поэты
                Перевод: Наталья Лясковская


Георги Миланов
ДОСТОЕВСКИ ВЪВ ВИСБАДЕН

Пак в игралната зала – нали е оженен
за нощта, най-невярна от всички госпожи –
и върти се рулетката с тръпно жужене,
и жетонът сам сочи къде да го сложи.

Ала ти си скъперник, животе, лихварю,
и съвсем справедливо заслужил си брадва! –
някой вече със потния мрак се прокрадва
в коридора и тихо вратата отваря...

...Дотогава с безизразен глас крупието –
секундант на съдбата, облечен във смокинг,
съобщава цвета и числоко, което
печелившия даже превръща в самотник.

После бавно фенерите гаснат – доскоро
аленееха капките кръв на паважа;
за да скрие последната улика важна,
се завръща денят във мига най-рискован.

Но и другата нощ портиерът с лампази
го примамва като епилепсия няма,
а от нейното блато кой би го опазил? –
и не пита защо, щом целта е за двама

обща цел, наклонява различно везните:
тук един я заплаща с каторга в Сибир, а
друг – посмъртно – с наследство, което събира
вечността във Монетния двор на звездите.


Георги Миланов
ДОСТОЕВСКИЙ В ВИСБАДЕНЕ (перевод с болгарского языка на русский язык: Наталья Лясковская)

Он снова в казино – ведь он, майн герр, женат
на ночи, а она – изменчивая сучка!
Рулетки дребезжит облупленная ручка
и  фишки вроде блох – прыг, прыг, куда хотят.

И он наверно прав, что наточил топор!
Ты ростовщица, жизнь, процентщица-старуха,
так отложи реестр, прислушайся вполуха:
безумный, весь в поту, спешит чрез коридор...

Ну а пока крупье – при смокинге, в очках,
как чёртов секундант надменный и бесстрастный,
роняет: „зибен шварц“, „зеро“ – твои на красном
две фишечки лежат, как трупы в сюртучках.

На тротуаре кровь, и в брызгах лист пустой...
Конец. Здесь фонари, как юность, угасают.
Садись, пиши роман: не каждого спасает
поставленный ребром последний золотой!

Но вновь швейцар возьмёт из рук его пальто,
ведь наступает ночь  в немецком захолустье,
и впустит, коль его любовница отпустит:
да, эпилепсия. Но верная зато.

Придёт пора – и он заплатит всем, чем жил:
и каторга в зачёт, и смерть детей, и горе...
И больше нет нужды в кровавом кредиторе –
в наследство Вечность он от Бога получил.