Роковое влечение Цикл Воля

Владимиру Горошиту,
экспромт на
"Сергею Есенину посвящается"

                Не жалею, не зову...

Спать спокойно там не может и не будет,
И это не его вина:
Характер деревенский не принудишь...
А строчка - та судьбой огранена.

От пуха земляного... у Сергея
Улыбка разорвёт нескромный рот,
И он тебе  напомнит Одиссея
По  жизни  разудаленький  поход.

Молиться... Здесь пацан патлатый
Рукой прилижет вздыбленную рать:
- Заплатки на язык замысловатый
Не стану больше ставить и жевать!

Плыви, Серёга, по России дерзкой,
Гони её течением и вспять.
Твоё лицо прилизано, а терпкость -
Нерукотворна. И вставай плясать!


*

   Листал "Дружбу народов". 1996. № 2.
   И.А.Бунин. Я пишу эти строки в дни величайших страданий...
   Большевистской власти, конечно, было очень приятно, что Есенин был такой хам и хулиган, каких даже на Руси мало, что «наш национальный поэт» был друг-приятель и собутыльник чекистов, «молился Богу матерщиной», по его собственному выражению, Европу и Америку называл «мразью», и в то же время наряжался в шелковое белье на счет американской старухи, мордуя ее чем попадя и где попало, и вообще по всему свету позорил русское имя.
   Но что ж с того, что большевикам все это было приятно? Тем хуже для Есенина. Он талант, трагическая натура, и посему ему все прощается?
   Но талант у него был вовсе не такой, чтобы ему все прощать, а «трагедия» его стара, как кабаки и полицейские участки. Ведь и до Есенина был вышеупомянутый «мальчонка», ведь и до него пели: «Я мою хорошую в морду калошею», и во веки веков процветала на Руси белая горячка, в припадках которой и вешаются, и режутся. И думаю, что все это отлично знают все проливающие слезы над «погибшей белой березой». А если знают, то почему же все-таки проливают? А потому, очевидно, что и до сих пор сидит в нас некое истинно роковое влечение к дикарю и хаму.