Душа умерла, а тело осталось жить

Я живу в аду, я живу в бреду,
Никогда больше не заходите ко мне погреться.
Я разводила костер, и думала, что я выход найду,
Но в этом костре сожгли мое глупое сердце.

Я теперь не жива и не мертва, я плаваю в формалине.
У меня не осталось желания жить, и даже желания плакать.
Я не вижу горизонт, я даже не вижу линий.
Что ад, что рай - он для меня одинаков.

Ад это жизнь без него, а рай это слушать его оскорбления.
Когда он приходит, то даже дышать становится легче.
Рай это слушать его, а ад это иметь собственное мнение.
Рай это видеть его, а ад это умереть и не дождаться встречи.

Он зовёт всех парней вокруг меня ублюдками,
Но он сам ублюдок, потому что я умираю от душевной боли.
Сутки проходят за очередными сутками.
Я незнакома с сигаретами или алкоголем.

Я не знаю, что сделать, чтобы его забыть.
У меня нет пистолета, чтобы сейчас застрелиться.
Все страшные сны сбываются, когда говорят "Может быть...
Я знаю причину поступков самоубийцы".

Потому что близка к тому, что стать самоубийцей.
Потому что я жила и не знала, что это - так влюбиться.
Потому что жизнь потеряла цвет, смысл, качество, и значение.
Потому что он - мое последнее приключение.

Меня любит мама, и больше никто не любит.
Ради мамы я пытаюсь дышать, хотя воздух уже уходит.
Я умоляю всех "помогите, люди".
Но люди снова и снова мимо проходят.

Я не верю, что он ушел, это лишь иллюзия.
Это сон, я проснусь и он будет рядом сидеть, смеяться.
Я не знаю, зачем я мир свой на нем так сузила.
Лучше бы я умерла, когда мне было ещё шестнадцать.

Тогда я бы не знала любви его сладкой, манящей, злой.
Я бы не помнила день, когда он пришел, число.
Я бы не орала внутри себя так, что дрожат все ребра.
Я бы с людьми была бесконечно доброй.

Я бы снова и снова писала декану,
о том, что я не приду на пары.
И умоляла бы их позволить мне завершить мой последний курс.
Но нет страшней, чем его молчание, для меня кары...
Лучше бы он взял пистолет, приставил к моей голове и нажал на спуск.

Может, тогда я бы ощутила рай.
Чем ад быть живой и мертвой совсем одновременно.
Он говорит "Я тебя не знаю. И ты меня не вспоминай".
Я говорю, что знаю его. Он спрашивает "Уверена?"

Это время писать стихи, время стать больной на голову поэтессой.
Время падать вниз и больше не ждать прогресса.
Это моральная деградация, боль, не имеющая конца и начала.
Он уходит, а ты умираешь и шепчешь, что ты его не предавала...

Ты говоришь ему, что он твоя самая большая радость.
А он говорит "я не забочусь о тебе теперь".
Так горько, но сладко. Даже боль от него как сладость.
Но все же он указывает на дверь.

А ты хочешь целовать его пальцы, которыми он на дверь указывает.
Ты хочешь сказать ему "Знаешь, другим приказывай".
Я не послушаюсь. Я тебя не боюсь.
Я не уйду. Я всегда с тобой остаюсь.

Пусть тебя объявят в мировой розыск, пусть ищут всем миром.
Лишь я хочу знать, где снимаешь сейчас квартиру.
Пусть они пытают меня, но я им ничего не скажу.
Потому что в глаза им глядя, лишь в твои я всегда гляжу.

Ты не примешь меня любой - ты примешь меня только идеальной.
Я не смогла идеальной стать и не получилось.
Ты убиваешь быстро,  как говорят, профессионально.
И мне моя смерть, ты знаешь, недавно снилась.

Моя душа умерла, а тело осталось жить.
И в теле совсем не осталось уже ничего от души.
Тело бродит по свету, улыбается и смеётся.
Никогда не скажу я, как это удается.

Умолять о темноте, если глаза слезятся от света.
Делать ему последний массаж на его красивой темной руке.
Умолять остаться его. И давать ответы...
О том, где ты была, почему и с кем.

Я живу в аду, я живу в бреду,
Ты разжёг костер, было холодно и я пришла погреться.
Я не знала, что ночью я в этой золе найду...
Свое обугленное, обоженное, переставшее биться, сердце.