Соловья баснями не кормят

И свет безумный, что меня слепит.
И сладкая дразнящая Лилит.
И жемчуг в глубине манящих створок.
И странствующих взглядов огоньки.
И жар на расстоянии руки.
Всё морок.
Пройдет немного лет или секунд -
И тени этот свет пересекут.
Разрушится иллюзия. Застынут
И шум листвы, и облако в окне.
И обратится жившее во мне
В пустыню.
Сергей Фаттахов
Судьба Свету не баловала.
Маму после родов скрутила неведомая хворь, ужасно расстроившая папу, поскольку постельные игры стали невозможными, а концентрация гормонов в крови росла и росла.
Семейная жизнь родителей резко пошла под откос: выпивали они вместе, но молодого отца после возлияний тянуло на интимные приключения, а мамочку под одеяло с целью отвернуться к стенке и поспать.
Вечной любви и терпения супругам хватило на несколько послеродовых месяцев, после чего папа основательно загулял, а мама стремительно спивалась.
Отец работал поваром в вагоне ресторане, дома бывал редко. Кричащую от голода Светку он попросту не замечал, –  сына нужно было рожать, дура, – говорил он жене, – и притворяйся поменьше. Куда мне силу мужскую сливать… не нужна ты мне такая!
– А какая нужна!
Супруг бросал на стол толику заработанных рубликов и шёл “окучивать тёлок”, у сговорчивых баб и столовался.
Деньги целиком и полностью шли на самогон. Светку забывали кормить по несколько дней.
Маминого здоровья хватило на два года беспробудного пьянства.
Однажды она просто не проснулась.
Светку спасли собутыльницы, пришедшие к подруге с опохмелкой, а нашедшие хладное тело.
Девочка попала в интернат. Хорошо ли, плохо ли там было, но ребёнок вырос  относительно здоровым.
Новая жизнь началась, когда папа привёл в дом другую маму, Веронику, моложе себя на семь лет. Женщина, узнав о ребёнке, наотрез отказалась оставить Свету в детском доме.
Мама Ника была добрая, отзывчивая. Девочку одевала как куколку, возила повсюду с собой (работала Вероника проводницей на том же направлении, что и папа).
Отец был против удочерения, но потакал какое-то время молодой жене под влиянием гормонального стресса, которое принял за любовь.
Вероника была от родителя без ума. Он был её первый мужчина.
Но она на Светкину беду для папаши оказалась очередной.
Водка и интимное внимание собутыльниц потихоньку превращали супруга в агрессивное животное. Поднять руку на жену он до поры не смел, зато не жалел одноразовых любовниц.
В одном из рейсов папочка изнасиловал официантку в извращённой форме с побоями.
Скандал замяли, но прибыльного местечка он лишился, после чего работать отказался вовсе, опустившись до статуса альфонса: отлёживался с похмелья на диване, неделями жил у любовниц, приходя в себя к приезду жены из очередного рейса, но ненадолго.
Вероника терпела, убеждая себя, что ради любви можно пойти на любые жертвы.
Увы, папочка стремительно превращался в тирана. Причинять боль любовницам ему понравилось. Несмотря на дурную славу, охотниц оказаться с ним в постели было предостаточно, но не всегда.
В один из особенно постных периодов, когда папочку распирало от желания, Вероника на день раньше вернулась из рейса.
Обрадованный родитель сбегал за вином, приготовил шикарный романтический ужин, даже цветов нарвал на городской клумбе для декоративного антуража.
Он действительно соскучился, чему жена была несказанно рада, даже Светке разрешил сидеть за праздничным столом, чего никогда прежде не дозволял (дочку папаша крепко недолюбливал).
Приглушённый свет, сентиментальная музыка, игривое настроение. Сценарий интимного общения от объёма выпитого становились горячее.
Когда дело дошло до контактного танца, родитель  возбудился, схватил Свету за шиворот, швырнул в другую комнату и запер на щеколду снаружи.
– Нечего шпионить. Рано ещё взрослые фильмы смотреть. Береги честь смолоду, шалава!
Вероника к тому времени тоже завелась, потому возражала вяло.
Муж сначала ласкал Нику, медленно освобождая себя и супругу от покровов, потом его переклинило (пил он вино разбавленное водкой стакан за стаканом и хоть был силён, охмелел сверх меры), затем ущипнул жену и больно укусил за шею.
Это было что-то новое. Прежде муж никогда не позволял себе жестокого обхождения.
Вероника вырвалась, но не тут-то было. Супруг был  силён, тяжелее как минимум вдвое, заломить жену, опрокинуть рывком в унизительную позу, причиняя боль, не составило для него труда.
Содрать с Вероники трусы, завернув до хруста руку – дело секундное.
Женщина закричала.
Насильника это впечатлило, завело. В нём проснулся азарт повелителя.
Заткнув рот её же трусами, стянув руки поясным ремнём, изверг схватил разделочную доску, принялся наотмашь лупить жену по заду, пока ягодицы не превратились в кровавое месиво.
Светка сидела в своей комнате, тряслась как осиновый лист.
Смачные шлепки, матерщина, падающая на пол посуда, циничные комментарии отца – всё это ошеломило, ввело девочку в ступор. Она ждала, что очередь может дойти до неё.
Дальше произошло самое страшное. Отец ворвался в комнату, схватил Свету за волосы, – смотри, сука! Дождёшься, до тебя руки дойдут.
Вероника уже не сопротивлялась. Возможно, это был шок.
На глазах тринадцатилетней дочери он жестоко насиловал жену, пока, утомившись, не заснул на полу в куче покалеченной посуды и размазанной еды.
Света долго не могла прийти в себя. Когда очнулась, хоть и было страшно, вытащила у мачехи изо рта кляп, расстегнула ремень, принялась приводить её в чувство.
Когда Вероника очнулась, смогла встать, родитель открыл глаза, резво вскочил, потянулся окровавленными руками к жене.
Что было дальше, ни Света, ни Ника не могли с точностью рассказать следственной бригаде.
Отца с проломленной головой увезли в морг, Светку отправили в детский дом, Веронику в камеру предварительного заключения.
Нику оправдали. Свету из приюта она забрала, но семейная жизнь так и не наладилась.
У девочки проявился вздорный, эгоистичный  характер. Она огрызалась, не слушалась, связалась с компанией бунтующих подростков, научилась курить, пить вино и пиво.
В шестнадцать лет она стала мамой.
Самое ужасное – Света не знала, кто отец ребёнка. Тем не менее, охотник взять девочку с довеском  в жёны нашёлся.
Чем  Вадим руководствовался, в принципе было понятно: родители его жили в далёком украинском селе, он работал на стройке, снимал койку в комнате, а у Светы была своя комната в просторной благоустроенной квартире.
Мужем он оказался хорошим, достойным: внимательный, заботливый, рукастый.
Вадим готовил, стирал, освоил параллельно с основной работой ремонт электронной техники.
Всё было бы хорошо, если бы Светку напрочь не переклинило на смелых эротических фантазиях.
Она флиртовала со всеми подряд: соблазняла друзей мужа, парней своих подруг, спала со всеми подряд  мальчишками из тусовки, напрашивалась в гости к соседям.
Ей было без разницы, кому отдаться. Не срабатывало даже чувство самосохранения, страх заразиться, попасть в неприятную историю.
Света умудрялась перепихнуться с сантехниками, с грузчиками, охмуряла шоферов на стоянке контейнеровозов.
Приехавший как-то из отпуска от родителей Вадим застал жену с лучшим другом. Рука у него тяжелая – Ромке он с одного удара сломал челюсть, послав в тяжёлый нокаут.
– Почему!
– А потому! Нефиг было бросать меня одну. Я женщина молодая, темпераментная, мне внимание необходимо. Люблю-то я только тебя, Вадичка. Кстати, у меня для тебя сюрприз.
– Неприличный, полагаю!
– Нормальный, обыкновенный. Я того… беременна.
– От кого, простите за нескромный вопрос?
– Это имеет значение! Проблема в другом – рожать будем или как?
Вадим задумался. Дочь, Оксанка, явно была не от него, с чем парень смирился, но фарс повторяется – беременность опять неизвестного происхождения. Набить бы морду загадочному производителю спермы, да некому. Светку он знает – молчать будет как партизанка.
– Тебе секса не хватает?
– Не секса, впечатлений. А они… да, ты не любил, тебе не понять. Вот что ты чувствовал, когда в самый первый раз полез на девочку?
– Тебя чувствовал, дура. Не заметила – я был девственником. Сегодня ты опять меня впечатлила. Хоть бы простыню со следами страсти спрятала, бессовестная. Может нам расстаться?
– Ну, уж нет! Взялся за гуж – не говори, что не дюж. Одной мне, что ли, выродков на шее тащить? Так рожаем или аборт делаем?
– Никаких или. Прощаю… последний раз. Если девочка, назовём Полиной, мальчишку Славкой.
– Как скажешь, любимый. Славка… Словарик. Годится. Мириться будем?
– Издеваешься, да!
– Нисколечко. Как я тебя ждала, как ждала! О-о-о, да тут у тебя такое поспело. Зря ты так с Ромкой. Он как лучше хотел, чтобы я на стороне не загуляла. Позвони ему, извинись.
– Ещё слово… не знаю, что с тобой сделаю. В кого ты у меня такая подлючая!
– Знамо дело – в папашу. Тот ещё фрукт. А ты… предупреждаю заранее, если руку на меня поднимешь –  кишки выпущу, понял?
Вадик всё понял. Даже когда Светка родила третьего от отставного майора из последнего подъезда, у которого она прожила целый месяц, бросив детей на произвол судьбы.
– Ты сильный, Вадька, ты справишься. Виновата я что ли, что влюбилась без памяти?
Память у Светки оказалась короткой: майор застал любовницу со своим сыном и выгнал из дома.
Вероника позвонила в дверь, театрально встала на колени, символизируя сим действом как бы покорность. Вадим прижал жену к груди, – дура, зачем уходила! Но рожать будем. Вот скажи, Светулёк, не стыдно тебе… три залёта и ни одного от меня. Это как! Обидно, право слово, досадно. Плакать хочется.
– Ну, знаешь, я что ли, в том виновата! У доктора спроси, почему так. Супружеский долг в полном объёме исполняю. Резинками не пользуемся. Старайся лучше, олень.
– Что есть, то есть. Олень, в этом ты, Светка, права. Поклянись, зараза…
– Лучше убей. Слышал про раздвоение личности? Это же не я от тебя гуляю, это она, сволота.
– Чего! Какая она?
– Светка наоборот. Думаешь, мне с ней легко? Ошибаешься. Иногда в петлю прыгнуть охота.
– А ко мне на вертел прыгать слабо, когда зачешется?
– С тобой она уже там была. Неинтересно, скучно. Знаешь, какой кайф, когда накрывает цветным туманом. Жаль, что он быстро рассеивается. Думаешь, я тебя обманываю? Так нет же, они меня, кобели чёртовы. Обещают, а сами…
– Так всё же тебя!
– Не путай меня, Вадька. Какая разница, кто. Ты меня любишь… значит, поймёшь. Слова, они только слова и ничегошеньки не объясняют. Одержимая я, больная. Есть лишь одно лекарство от любви – хороший перец.
– Хватит бредить! На цепь посажу.
– Ну и дурак. Жаворонки в неволе не чирикают. Я ведь отчего такая счастливая… оттого, что ты у меня есть, такой настоящий. Посади в клетку – затоскую, пить, как маменька, царствие ей небесное, начну. Доктор, а доктор, полечить меня не желаете, я вся мокренькая? С утра маковой росинки в ракушку непопало.
– Раздевайся, зануда. Выпороть бы тебя, заразу неразборчивую, да жалко товарный вид портить.
– Вадичка, какой же ты у меня понятливый, какой милый. Пропаду без тебя. Поклянись… что не бросишь, ни-ког-да.
– Честно скажу – тебя бы бросил. Детей не могу. Видно на роду у меня написано – мучиться с тобой, окаянной, до последнего вздоха.
– Прости, если можешь, любимый. Может мне работать пойти?
– Бодливой корове бог рогов не даёт, тебе – совести. Для тебя, что не мужик – то соблазн. На работе и вовсе от рук отобъёшься.
– Зато я сладенькая. Долго тебя ждать-то? Соловья баснями не кормят.