Гонимые судьбой 20 - роман

Роман написан в соавторстве с
Моим замечательным совтором
Михаил Сборщик
http://stihi.ru/avtor/michelmon


Встреча с Виолеттой запомнится надолго. Было всё: и смех, и слёзы. Кира очень устала. Ребёнок шевелился, всё чаще давал о себе знать. Кирочка так ждала встречи с маленьким комочком. Какой он будет, на кого похож. За пять месяцев она сильно набрала в весе. Врач на осмотре всегда ругала за лишние килограммы.
   — Мамочка, это плохо. Не только для вас, а так же и для ребёнка.
   В выходные, как обычно, Кира собиралась в больницу, навестить подругу. И надо было, так случиться, она встретилась с Таисией. Конечно, это можно было предполагать. Ведь Таисия часто навещала невестку.
   — Здравствуй, Кирочка. Как ты? Слышала о твоём горе, прими мои глубочайшие соболезнования.
   — Спасибо огромное, Таисия Григорьевна.
   — Ты к Олесе?
   — Да, конечно.
   — Она побежала на процедуры, а я домой. Может, найдётся для меня минутка, поговорим.
   — Точно, совсем из головы вылетело. Олеся говорила, у неё на это время назначено УЗИ. Почему бы и нет, конечно, найдётся, давайте присядем на свободную скамью. На улице похолодало, не хочется никуда выходить. Но лучше проведать подругу, чем одной в четырёх стенах.
   — Кирочка, со временем, всё пройдёт. Время лечит.
   — Я не знаю, что ответить. Как бы я хотела вернуть тот день, когда Юрка уезжал. Я хотела вместе с ним поехать, но он остановил. Сказал, что один быстрее все уладит, и вернётся домой. Теперь мне жить с этим.
   — Ничего. Он, наверное, тебя от беды удержал, чувствовал, что должно было случиться авария. Родишь, некогда будет думать. Когда срок родов?
   — В первых числах мая. Мне не терпится прижать маленького человечка к груди.
   — У вас с невесткой в одно время роды, разница всего неделя. Ей сказали, что будут кесарево сечение делать. Искусственно, раньше срока. Лишь бы с ребёнком, и с ней ничего не случилось. Дети, это такое счастье. Думаю, если бы у вас с Тимофеем родился ребёнок, то вы бы не расстались. Хотя, скорее всего, я ошибаюсь. Любовь это такая штука. Твоей маме с Олегом несказанно повезло. А я не встретила вторую половинку.
  — Значит, вы слишком любили мужа.
  — Кира, после того, что он совершил, перегорело всё.
  — Что, и у вас была несчастная любовь?
  — Не будем об этом. Иди к Олесе, она наверняка уже освободилась. Желаю всего хорошего. Ты, главное, сама верь в это.
  — Спасибо, я буду стараться.
   Таисия обняла Киру. Почему они разбежались с Тимофеем, промелькнуло у Таисии в голове. Хорошо Тимофей не ударился в пьянку, как он любил это делать иногда. Наверное, с годами стал мудрее. Ну, ничего, и у него всё образумится, скоро появится дочка красавица. Таисия на днях разговаривала с Олесей, и просила разрешения самой подобрать имя для внучки. Невестка в последнее время себя чувствовала не очень важно и поэтому дала согласие.
   — Таисия Григорьевна, я этому буду только рада.
   Олеся так устала от того, что у неё творится в организме. Старалась держаться бодро изо всех сил. Но болезнь не красит человека. Олеся всегда прижималась ближе к Тимофею, когда он её навещал. Женщина что-то боялась. Наверняка, то, что у них с Кирой может возобновиться связь. Ведь по мужчине было видно, что он только ради ребёнка создал семью. Любовь. Да, нет её. Может, она тоже себе всё придумала. А что, симпатичный мужчина. Пусть не богатый, но деньги у него всегда имеются. Дело разве в деньгах. Нет, придумать такое она себе точно не могла. Существует любовь с первого взгляда. Так, вот. Это как раз про неё.
   Когда Кира зашла в палату, Олеся была не в том настроении, чтобы общаться.
   — Кирочка, ты меня извини. Мне так плохо никогда ещё не было. Я сейчас совсем не рада появлению малыша. Все только и делают вид, что всё будет хорошо. Но лучше, чем есть не будет. С каждым днём мне труднее даётся беременность. Думаю, дело даже не в том, какой у меня резус-фактор. Есть множество других причин, по которым мне не суждено родить самой. Сейчас у меня часто повышается кровяное давление (преэклампсия и эклампсия). Это вердикт врача. Я в этом ни черта не понимаю. Да и не хочу понимать. Мне даже кажется, что я не смогу увидеть весну, а уж тем более лето. У вас с Тимофеем будет ещё один шанс завести семью. Я давно говорю Таисии, чтобы не приходила. Зачем мучить меня своим присутствием. Но она и слушать ничего не хочет. Недавно спросила, хочет сама назвать внучку. Я согласилась. Мне всё равно этого не увидеть.
    Олеся взяла Киру за руку.
   — Подруга, да, что с тобой сегодня? Я тебя такой ещё не видела.
   — Просто я устала от всего. Если бы ты только знала. Это, скорее всего, наказание за то, что я влезла в вашу жизнь.
   — Олеся, прекрати! Зачем думать об этом? Тимофей для меня в прошлом, и я не позволю себе, разбить ваш союз. У вас всё впереди. У тебя даже фамилия Захарова. Твой ребёнок будет носить её с гордостью, и не выдумывай ничего.
   — Кирочка, у меня просто нехорошее предчувствие.
   — Олеся, ты ещё кому-нибудь об этом говорила?
   — Нет, только тебе.
   — И не говори никому.
   — Кто ко мне ходит, Таисия, да Тимофей. Анжелы давно не было, иногда звонит. Они тоже с Павлом расписались.
   — Да, знаю. Они меня свидетельницей звали. Я отказалась. Не желаю встречаться с Тимофеем. Жаль, сама не успела с Юркой до загса дойти. Теперь себя корю в этом.
   — Не кори себя, ты разве могла что-то знать. Всё предугадать невозможно. Что у тебя с его детьми, когда будешь забирать?
   — Скоро заберу. Сейчас работы поубавилось. Ажиотаж на путёвки снизился. Надо вершить дела, пока время есть. Просто, я чего-то боюсь. Как дети ко мне отнесутся. Примут ли они меня в качестве матери.
   — Примут, ты ведь с ними общалась, всё у тебя наладится, вот увидишь.
   — Олеся, у тебя тоже всё наладится. Тимофей будет самым лучшим папой для вашего сына и любящим мужем. А как твои родители, неужели им наплевать на здоровье дочери.
   — Нет,  подружка. После нового года мама должна приехать. Буду ждать, я по ней очень соскучилась. Они с отцом теперь часто звонят мне по телефону. Мама стала даже добрее ко мне, чем раньше.
   — Подруга, мама тебя любит. Не вини её во всех грехах. Родители желают нам только добра. У меня с мамой тоже иногда были разногласия по поводу Юрия. Она до сих пор не хочет, чтобы я забирала его детей. Я думаю, дети ни в чём не виноваты. Где один, там и трое вырастут. Одной, конечно, будет тяжело, но я выдержу все трудности.

   Приближались новогодние праздники. Кира решила отметить новый год одна. Мама долго её уговаривала, но так и не смогла найти нужных слов.
   — Доченька, чем одной сидеть, так лучше с нами.
   — Мама, простите, но, нет, мне совсем не хочется праздника.
   — Кира, ты долго ещё будешь убиваться по Юрию. Он этого не заслуживает. Что случилось, то случилось. Тебе надо взять себя в руки, и быть счастливой.
   — Мама, о чем ты говоришь? Да мне плохо без Юрия, но я давно взяла себя в руки. Единственное дело беспокоит, он мне снится часто. Смотрит на меня и молчит. Знаю, про детей спросить хочет, но не может. Мама, мне страшно утром просыпаться. Я в церковь ходила, свечку ставила за упокой души. Но, он всё равно снится.
   — Кирочка, может всё-таки к нам, до нового года неделя осталась. Поможешь мне ёлку нарядить. Всё будет, как в детстве. Те же стеклянные игрушки. Правда, много разбилось. Но, не беда.
   — Мама, какие игрушки. Я вышла из того возраста. Когда-нибудь буду для своих детей ставить. Скоро Юриных заберу. Осталось чуть-чуть, документы готовы. Спасибо мужу тёти Иры, без него бы у меня ничего не получилось. Даже квартиру, в которой они жили, детям получится отвоевать.
   — Кира, жильё и так должно было остаться детям по закону.
   — Ой, мама, это не тот случай. Если бы не тётя Ира с мужем, дети бы ничего не увидели. Сожитель Юркиной жены способен и не на такое. Как говорят, рука руку моет. Ничего, Юрия не вернуть, мы с Климушкой будем о нём помнить.
   — Кира, что других имён нет? Придумала, не в деревне же живём.
   — Мама, причём тут деревня. Я думаю, Юрке бы это имя понравилось. Давай, доставай свои игрушки, вспомню, то счастливое детство. Кира захотела, как раньше прижаться к маме, чтобы Галина гладила её волосы.

     Олеся задержалась на УЗИ. Врач, молодой, но уже грамотный специалист, никак не мог  расшифровать показания приборов. Конечно, как и положено, он внимательно рассмотрел на экране монитора, то, что и требовалось увидеть врачу. Но что-то он  долго водил прибором по животу Олеси. Девушка разволновалась. Всё, один к одному. Что-то, как всегда не так. Или сердцебиения младенца не услышал, либо какая-то другая патология. Олеся тревожным взглядом смотрела на доктора.
   — Сергей Васильевич. Не надо жалеть меня. Что-то не в порядке? Да? Что-то с ребеночком. Не скрывайте. Мне сейчас и так тяжело. Это новость будет не смертельна. Вы только скажите, я буду жить? Я не умру, следом за малышом? К чему мне надо готовиться?
   — Успокойтесь, Олеся. Ничего страшного я у вас не нашел. С ребеночком  всё хорошо. Просто я слышал сквозь сердцебиение  другие звуки. Мне надо проконсультироваться с  коллегами. Но, это не так страшно.
   — Ага, не так страшно. Посторонние звуки. Что у меня в организме. Зачем вы меня щадите. Это что – рак. Вот только его мне не хватало. Скажите, доктор, Сергей Васильевич, сколько мне осталось?
    — Что вы выдумываете. Олеся. Вроде бы адекватная женщина. Ну что вам сделать, чтобы вы перестали паниковать. Я понимаю, вы устали. Ожидание  ребенка может не только радость приносить, тем более с таким букетом болезней, как у вас. Но, я прошу вас, наберитесь терпения. Всё будет хорошо.
    — Ага. Все будет. Ничего хорошего уже не будет. Как я хочу, Сергей Васильевич, чтобы скорее все кончилось. Вот и вы какую-то патологию нашли, просто не хотите говорить. О, как я устала.
    — Прекратить истерику. Девочка моя, - врач ласково положил теплую руку на пушистую головку женщины. Нежно, успокаивающим движением, погладил прическу, и, что интересное, головная боль ушла, Олеся успокоилась и с благодарностью и интересом взглянула на врача. – Я обещаю вам, что сразу же сообщу результат переговоров со старшим товарищем. Я только проведу консилиум. Надеюсь, Олеся, вы знаете, что это такое.
   Врач исчез за дверью ординаторской, а Олесе ничего не оставалось, как идти в палату. Хоть внешне она и успокоилась, внутри у нее бушевал вулкан. Что еще нашел врач у нее в организме, какие такие посторонние шумы. Девушка прислушалась к себе. Ничего. Все было, как обычно. Давление было чуточку повышенное, но это сейчас в порядке вещей. Девушка попросила градусник, машинально вставила его подмышку, пошла в палату. С недавних пор она лежала одна. Вот уже три дня,  кровать, на которой в своё время лежала Кира, пустовала. Олеся взяла новую книжку, что принесла ей Кира. Попыталась почитать, но не могла сосредоточиться на буквах. Девушка закрыла глаза, книга выскользнула из онемевших пальцев и соскользнула вниз. Даже грохот удара, который произвела книга, не в силах была разбудить её. Все перипетии сегодняшнего дня слились в один сгусток. Олеся спала, спала беспокойно, вздрагивая во сне. Бредила, что-то повторяя.
   Сон был яркий, красочный, как цветное кино. Она была молодой, не загруженной бременем, свободна и легка. Словно в калейдоскопе мелькали лица. Павел, Анжела, Кира…. Она помнила, что-то хотела сказать именно Кире. Важное…. Да, именно, сегодня…. Но что? Олеся, несколько раз открывала рот, пытаясь высказать, но захлопывала его снова. Она, просто, не помнила. Зачем ждала ее сегодня? Что имела в виду? Что хотела сказать? Она видела, Кира пришла не одна. С кем она там. Это же Тимофей. Её любимый Тимоха, но почему он с ней? Она ведь сама говорила, назад пути нет. Она выбросит его из памяти. Но почему они снова рядом,
   Олеся вспомнила сегодняшний вечер. Тихо. За окном летели крупные снежинки. Вот и снегопад. Дождались. Скоро, скоро её повезут на операцию…. Будут делать кесарево сечение. Страшно? Конечно, жутко. Это располосуют живот, выпустят кишки. Опять у нее была истерика.
     — Я умру. Они меня не успеют зашить, - она и Кире, так сказала. – У вас есть еще шанс сойтись с Тимохой. Дура. Неужели, Кира не понимает, что ее поезд уже ушел. Нет…. Не
отдам я Тимоху никому. Даже если умирать буду на столе у хирурга, - она вспомнила глаза врача. Проникновенные, нежные. Вспомнила его руку, такую шелковую, мягкую, и в то же время, жесткую, обещающую успех после операции. Она невольно улыбнулась….
   Олеся погладила свой неожиданно появившейся живот. «Все будет хорошо». Но в этот миг из нутра её организма, словно открыв дверь, появилось нечто страшное. Ребенок, как ребенок, но с двумя головами, и заявил:
    — А я тебя предупреждал, не таскай тяжелые ведра, не выскакивай на холод раздетой, не спи на жестком диване.
    — Какое ложе есть. Я что ли виновата? — Олеся уже плакала не стесняясь.
    —Теперь пожинай плоды,  — говорил маленький уродец голосом Тимофея. — Я лучше до Киры уйду. Она сейчас свободная….
    — Нет! Тимофей, нет. Я люблю тебя. Не уходи….

     Сергей Васильевич, новый акушер городской больницы, ходил из угла в угол комнаты. Он волновался. «Как же так. Он допустил ошибку. Напугал девочку. Да, он и сам напугался, когда сквозь ровный звук сердца младенца, он услышал посторонние звуки. Напугался? Что ж, так бывает. Нет, он был уверен, что это не рак. Следов опухоли не было. Зря девушка накручивала себя. Он не был ее лечащим врачом, но, что говорить, в отделении все девчата на виду. Он давно приметил эту красивую, беззащитную, словно обнаженную перед аппаратом рентгена, девчушку. Она долго, очень долго, лежала в отделении, словно прописалась в палате. Олеся, - имя, какое красивое. Он прислушивался к её имени. Сколько всего в её имени переплелось. И Белорусское Полесье, и Украинские болота, и красота русского разнотравья. Олеся, Олеся, Олеся, - то птицы кричат в поднебесье, - продекламировал он. Нужно сходить к девочке, успокоить её. Ничего страшного не произошло.
   Сергей вспомнил вчерашний разговор с Лагутенко, старым специалистом по УЗИ. Врач ворвался к нему в кабинет вечером, предварительно согласовав визит по телефону. Разложил на столе снимки УЗИ. «Так, и что тебя так беспокоит. Так, так. Все хорошо», - пробурчал доктор себе под нос.
    — И что вы там панику разводите? Нормальное расположение плодов. Пусть  трудно будет доставать. У нее, насколько я понял не стабильное состояние. Успокойте девушку, все у неё хорошо.
    — Но, как же УЗИ. До этого просматривали один ребенок. Я сам видел  только одного. А вы говорите два плода.
    — Да, так бывает. Мальчик более крупный, более сильный и активный, он все время заглушал слабенькую, маленькую девочку. Смотрите, даже здесь дискриминация по половому признаку. Это, конечно, шутка, но наличие второго плода повлияло на самочувствие мамочки. Она, действительно болеть еще будет. Вообще, я поддерживаю  Светлану Андреевну, в порыве делать экстренное сечение. Сам, боюсь, не выйдет. У девушки слабые мышцы и узкий таз, но это не главное. Насколько я понял, у неё эклампсия, я просто боюсь, что мамочка не доносит ребеночка. Сил не хватит. Поэтому будьте готовы в любой момент.
   Сергей Васильевич шел в больницу по свежему, еще не утоптанному снегу. Вчера была метель, ветер, словно сорвался с цепи злой пес, завывал и скулил, не находя себе выхода. И только, невдалеке от главного корпуса больницы, за громоздкими чугунными воротами, чувствовал свободу, лаял на прохожих, бегал за автомобилями, и, вообще, отрывался по полной. Люди, волею судьбы попавшими в круговерть погоды, укутывались плотнее в шубы, скрываясь в воротниках, спешили убраться с дороги во дворы и скверы. Там хоть ветер был меньше.
   А сегодня утром, посмотрите. «Под голубыми небесами, великолепными коврами, блестя на солнце, снег лежит. Прозрачный лес один чернеет, и ель сквозь иней зеленеет, и речка подо льдом блестит». Красота…. Я думаю, вы поняли, что это стихотворение Александра Сергеевича Пушкина, а не вашего скромного акушера. Нет, он стихи не писал, но романтики был не лишен. Даже сейчас, идя, чуть ли не вприпрыжку, на работу, только строгое звание врача – акушера сдерживало порыв его. Он декламировал Пушкина, перепрыгивал весело переметы и спешил показаться на глаза Олесе, обрадовать её. Все у нее хорошо, все невзгоды и болезни в последнее время от беременности. И не просто – беременности, а только из-за того, что она носит два плода. Он понимал, что это была ошибка врачей, не сразу распознать, что плода два, и свою вину он не снимает. Но, все-таки, какая радость будет на лице у Олеси. Он еще толком ничего не понимал, не знал, почему при взгляде на эту женщину у него сильнее стучит сердце, что, видя её потерянный взгляд, ему хочется не только применять тибетский точечный массаж головы, ему бы обнять её, защитить, прижать головку к его широкой груди….
   Но это уже наваждение. Он, конечно, видел, что к женщине приходит муж. Элегантный молодой человек, но чаще приходит его мать. Заботливая интеллигентная женщина. Они подолгу сидят в палате,
беседуют. После прихода мамы мужа Олеся лучше себя чувствует. В последнее время стала приходить  волевая женщина. Как Сергей понял, это мать Олеси. Она живет в деревне, но бросив хозяйство, прибежала по зову дочери. Как влияют визиты женщины на самочувствие  девушки, он не знал. Но, все равно, после визита матери или нет,  Олесю посещают мысли о смерти. Казалось бы, какое дело Сергею до самочувствия девушки, он ведь не лечащий её врач, просто врач отделения. Но у него болит сердце за неё.
   Сергей подошел к большим окнам - дверям больницы. Какое-то подозрительное движение  за панелями окон насторожило его. Слишком часто перемещаются люди в белых халатах, быстрее обычного бегают по вестибюлю. Сергей выловил пробегавшего мимо санитара.
    — Слава, что там происходит?
    — Одна из пациенток сознание потеряла.

    Анжела шла по морозной улице,  аккуратно обходя раскатанные детишками ледовые дорожки. Она преимущественно ступала в переметы, зная, что, там, где лежит много снега, не будет ледовых путей. Там, наверняка, нет гололеда. Ох, уж, этот гололед. Кругом одна гололедица….
Гололедица, ты гололедица!
Скользкий путь…. Роковая разлучница.
Не могу я с любимым уж встретиться,
Предо мной лишь пустынная улица!

Снег сметён…. Ты идёшь осторожная,
Постаралась подружка метелица.
Ты одна!  В счастье доля ничтожная….
Между нами опять гололедица!

Гололедица, ты гололедица!
Этот день навсегда мне запомнится.
На яву ли,  в потемках, не грезится,
Ничего в жизни той не исполнится!

Ах, как жаль! Это не остановится….
К нам пришла, уж, старушка – владелица,
Белым посохом, вскользь, восстановится….
С белым дымом пройдет гололедица!

Ты идёшь, спотыкаясь и падая.
Фонари, словно свечи, качаются.
 Ничего больше сердце не радует,
Виновата ли в том гололедица?
Не поддержит никто, не заступится….
Никогда с милой больше не встретится.
Что поделаешь, наша разлучница,
 Гололедица,  ты гололедица, —
зло повторяла она стихотворение знакомого автора. Да, она была недовольна собой, недовольна была Павлом, недовольна была жизнью. Ведь говорила мужу, не планируй сегодня ничего. Какие плановые операции, больные могут подождать. Ведь жена дороже. Причем беременная жена. Он ничего слышать не хотел. Сегодня не его день. Он не дежурит в больнице, просто привезли ультрасовременную аппаратуру, и его друзья решили испробовать технику именно сегодня. Правда, Павел говорил:
    — Подожди, Анжи. Это ненадолго. Я туда и назад. Сама понимаешь, как без ведущего хирурга провести испытание….
    — Ну, да. Конечно. Знаю, я ваше испытание. Сначала для храбрости пять капель накатите, потом обмыть удачное предприятие.
   — Анжелика, прекрати, — в голосе Павла появился металл, Анжелика поняла, что она зашла слишком далеко, но её уже несло, она не могла остановиться.
    — Ну, почему. Когда Кире надо ехать к черту на кулички, куда-то далеко, где живет бесова бабушка, это в порядке вещей. Когда надо перевезти Олесю домой, ты находишь время, а, когда надо довезти беременную жену до работы, у него, конечно, времени нет. Вот ты мне скажи.
     — Анжи, прекрати. Ты сама знаешь, что не права. Я всегда отвожу тебя, если надо.
    — Но, Павел. Мне сегодня должны деньги выдать. Зарплату, и Олеськины деньги, ей надо отвезти, да и за  ипотеку отдать. Что считаешь это не важно?
    — Ну, что ты, ей богу. Начинаешь. Я сказал, подожди. Освобожусь, и поедем.
    — Знаю, я твое – подожди, — Павел понял, что разговор зашел в тупик, сейчас все начнется по новому кругу. Он встал и, прерывая словоизлияния жены, сказал.
    — Ладно, хватит. Я сказал, мне надо на работу. Я ушел, и он прошел мимо Анжелики, якобы не замечая ее слез. У самой двери обернулся. — Ты, если хочешь, жди меня. Я, думаю, мы недолго, — и Анжелика осталась. Она добросовестно ждала Павла. Двадцать минут. Потом, надев старый пуховик, из которого она давно выросла, точнее у нее вырос живот из куртки, водрузив на голову норковую шапку и, обув, сапоги на «высоком каблуке», в таком нелепом виде вышла из дома.
   Вообще-то, по большому счету, идти до супермаркета, где работала Анжелка, было недалеко. Всего три остановки по широкому проспекту Вернадского, но девушка была обижена на мужа, и решила покрыть это расстояние пешком. Что ж, в другое время, прогуляться  под сводами огромных жилых зданий было бы в удовольствие, но Анжела была беременна, улица была полна неожиданностей, в виде припорошенных свежим снежком раскатанных ледовых дорожек, плюс, ветер, еще не переставший дуть на просторах проспекта. С грехом пополам, ей удалось дойти до супермаркета. Поздоровавшись с девчатами, сидевшими за кассами и откровенно скучающими в этот утренний час, она подумала: «Сидите? Ну, ладно, сидите. Я ничего не скажу. Потом выйду на работу, я вам припомню. И это нахождение за кассой без работы. Ну, встаньте, поправьте ценники на товаре в торговом зале. Я даже отсюда вижу, как косо они лежат. И эти косые взгляды, которыми они проводили ее в административный блок. Она совсем не думала в тот миг, во что она одета. Надеялась, сейчас заберет деньги, к этому времени подъедет Павел и….
   Но Павла не было. Анжела давно уже отдохнула, набралась сил. Валентина Георгиевна, главный бухгалтер говорила ей.
    — Анжела, может, подождешь ещё. Скользко, поберечься нужно. Ладно, Олеся, у нее никого нет, а у тебя муж. Подъедет, — но её слова воздействовали на женщину в другую сторону. Наоборот. Они ещё больше раззадорили её, настроили против всех.
    — Что вы понимаете. Может, у Олеси всё хорошо. Нет мужа, который скандалит, и бежит из дома, — она, конечно, не сказала, что Олеся расписалась с Тимофеем прямо в больнице. Это по какой-то причине держали в тайне. Хотя Анжелу, просто, распирало от новости, она промолчала. Наверное, ей было выгодно молчать. И виной этому был Павел.    — Приедет? Ему водка дороже жены, — и чувствуя, что её снова несёт, она поторопилась выйти из супермаркета.
   Анжела, по обыкновению своему, а скорее всего, из вредности, решила пройтись пешком. Обняв ридикюль, как драгоценную ношу, прижав  к пышной груди, она перешла дорогу на светофоре. Здесь, в пятнадцати метрах от магазина, стояли три, в один подъезд, жилые башни, открытые всем ветрам. Буря, конечно, уже утихла, только напоминала о себе резкими порывами, поднимая в воздух колючую поземку, и, бросая её в лицо прохожим, до боли иссекая лицо. Назад идти было хуже, если в супермаркет он шла по ветру, слегка тормозя и успокаивая силу ветра. Да, и дома стояли более плотно, Анжела умудрялась проходить через арки по дворам, где и снега было меньше, мало и гололедицы, дворы есть дворы. Здесь же, на другой стороне проспекта, поземка взяла женщину в свои объятия. Но только ли её. За ней перешли дорогу шесть человек, Трое детишек, спешивших в школу, крыша которой виднелась справа. И еще трое парней. Высокие, сильные, фигуристые, Анжела, ещё подумала, наверное, хорошо быть мужчиной. Им не суждено рожать, носить бремя, счастливые.
    Анжела улыбнулась своим мыслям. До чего может только додуматься беременная женщина. Она смело шагнула в перемет, как на той стороне дороги, но не учла силу ветра, и то, что здесь, на воле, ландшафт наносов постоянно менялся. Анжела ступила на что-то очень скользкое, раскинула руки, чтобы удержать равновесие. Это помогло, она скользнула до края дорожки, не удержалась, и въехала с разгона в глубокий сугроб. Устав и волнуясь, сейчас уже за ребенка, женщина присела в сугробе. Тут же она увидела тех троих ребят, которые шли сзади. Один подошел, участливо заглянул в глаза Анжеле, подобрав выпавшую, после удачного маневра, сумочку, спросил.
     — Девушка, у вас все хорошо, — он помог ей подняться, слегка отряхивая пятую точку, Что ж Анжела знала, понимала, что даже беременность не портит её красоту. Особенно выделяя на теле попку. Она улыбнулась навстречу парню, потом строго глянула на него и ухватилась за длинную ручку сумочки.
      — Да, спасибо, уже все хорошо, — обычно этой фразой она давала понять собеседнику, что разговор закончен, но не тут-то было. Парень крепко держал сумочку,
так, что дернув её себе, Анжела почувствовала оставшуюся ручку – шнурок у себя в руках, а ридикюль скромно исчезал в руках парня. Девушка, забыв о беременности, рванула вперед, но еще больше увязла в сугробе. С трудом поднявшись на четвереньки, она вскрикнула, ребята окружили её, и, смеясь, начали перекидывать из одних объятий в другие, более жаркие и крепкие. Голова у женщины закружилась, она взмолилась. — Ну, отдайте сумку. Отдайте. Там же вся зарплата. Месяц жить, — лучше бы она этого не говорила. Сумочка давно исчезла из глаз, она видела перед собой смеющиеся рожи, и чувствовала сильные руки, которые мягко принимали её тело после очередного нежного толчка. Анжела давно уже выпала из реальности, она летала в сугробе, не отрывая ног, а ей, казалось, что она, словно мячик в игре в «Штандар», носилась, словно в детстве по площадке. Слезы уже не сочились из глаз, они бежали безостановочно, в глазах разливались черные, оранжевые, красные пятна. Еще чуть-чуть и она потеряет сознание, Она чувствовала, уже не сознавала, а лишь ощущала, как кто-то больно обхватывает её попку. Откуда-то из глубины организма пришла тупая боль, она захватывает весь организм. Тут уже было не до сумочки, не до денег, все мысли о ребенке. Анжела  тонко, словно раненная птица закричала на одной ноте, и вдруг все стихло. Женщина не понимала, что с ней, где она, куда её несут. В бреду, она ясно увидела лицо Павла, прижалась к нему, целуя, глаза, щеки, губы. Потом, почувствовав тепло родного тела, прошептала:
    — Паша, я деньги все потеряла. И свои, и Олеськины.
    — Молчи, дурочка. Главное, ребенка сохранила. И то не факт, — зло, а может, ей только показалось, что гневно, прошипел Павел. Он так нежно и ласково, обхватывал её, так оберегал её, что Анжела засомневалась, что это было с ней.

   Олеся, как всегда, тревожно спала. В последнее время тревога не покидала её. На душе было тяжело. Всё, относительно хорошо. Посещает Таисия каждый вечер, приносит вкусняшки. Олеся не могла всё съесть, делилась с девчонками соседней палаты. Там лежала  её знакомая, девочка из их деревни, и, вот теперь, девушка нашла отдушину. Особенно длинными, зимними вечерами. А что, она ей не подруга, просто знакомая. Это, как в поезде, бываешь рад любому попутчику. Она ей рассказывала всё. И о своих подругах, об Анжеле, о Кире. О друзьях, о муже….
   Всё было хорошо, но, оставалось ощущение чего-то недосказанного. Словно что-то должно было случиться, а может, уже случилось. Просто, Олеся еще не знала что? Девушка прислушивалась к себе, - никаких страшных изменений не чувствовала. Мерила давление, она, кажется, надоела девчатам на посту, ну что сделаешь? Всё в порядке, давление поднималось, конечно, но не критично. «Для паники места нет, - как говорила старшая медсестра, Олеся. - Ну, что, ты, тезка, нервничаешь?» И Олеся успокаивалась. Думала о Тимофее, вспоминала последний чудный фантастический сон, не верила, и сомневалась в своем неверии. Вспоминала Сергея Васильевича, его мягкую и теплую ладонь, нежные и добрые прикосновения, легкое поглаживание прически. Она понимала, все это бред больного воображения, но всё-таки ей хотелось повторить эти ощущения. Наверное, так девушки из старых книг о девятнадцатом веке, падали в обморок, чтобы прочувствовать эти прикосновения. Толи самой упасть, - Олеся, молча, улыбалась, представляя картинку. Вот идет Сергей Васильевич по коридору. Нет, не так, это сильно официально, Сережа…. Олеся почувствовала, как краска стыда залила ей щеки, но решила додумать до логического конца. Сережа идет в ординаторскую, а Олеся ползет по своим маленьким делам. Вот их пути пересекаются, и девушка, коротко вскрикнув, падает в обморок на руки врачу. Картинка запечатленная в мозгу женщины была до того яркой и натуральной, что девушка правда, чуть не растянулась в коридоре, только стоящий у стены стул предотвратил падение  Олеси, и она, плавно опустившись на стул прошептала.
— Сережа, мой, - а потом, опомнившись, довольно резко соскочила с сидения и огляделась. Все было, как обычно. По коридору медленно проплыли две подруги, женщины, ожидающие  приплода в семействе. На посту делали своё дело медсестры, пряча улыбку в пышных шапочках. Они, наверняка, все слышали, но не подали вида. Олеся почувствовала, что её щёки разгорелись, будто, кто-то  облил лицо кипятком, она скрыла свой лик ладонями, и, пока никто её не видел, испарилась в палате. Потом уже, когда она легла на кровать, услышала звонкий смех Анютки, медсестры. Олеся еще больше смутилась, приняв на себя её звонкий смех, прошептала в подушку: «Что же ты со мной делаешь, Серёжа». И затихла.
   Олеся и сама не знала, сколько она проспала. Сколько она в больнице, это впервые с ней. Сон спокойный, даже сладкий, не тревожный, без сновидений. В последнее время её всё  больше тревожили сны. То придет Кира, начнет упрекать, совестить, а иногда и требовать назад Тимофея. В реальной жизни, когда Олеся оговорилась, считая всё ещё потерянным сном, Кира  отнекивалась, говорила, к прошлому возврата нет. А сама чуть не плакала. Олеся  еще тот физиономист, может отличить искренность ото лжи….
   Так вот, Кира, хорошая девчонка, и всегда говорила правду. Но, что касается Тимофея, юлит, выкручивается, выдает  желаемое за действительное. Может, она и вправду  хочет забыть его, но…. Любит она до сих пор. И с ребенком что-то не складывается.  У Олеси, как и у Анжелы, один срок, семь месяцев, а у Киры….
   Она вот-вот должна рожать, ну может, на неделю ошиблись врачи. Значит, это было ещё до путешествия их на Ману. Понятно. Но, как говорил Тимофей, машинально, конечно, его на разговор о Кире не раскрутишь, Юра появился много позже. А если Кира не изменяла Тимохе, тогда….
   Эта мысль поразила мозг Олеси внезапно. Тимофей отец ребенка Киры. Вот она дура. Зачем отбирать у ребенка Киры отца. Если бы она знала, то никогда бы не пошла на это. Какая она дура. Еще кичилась тем, что выиграла у подруги, издевалась над ней. «У вас появился шанс начать все с начала». Будто не понимала, что делала этим подруге больно. «А, знаешь, Кирочка. Мне было действительно приятно видеть, как ты нервничаешь. Я, будто Анжела, вышедшая из супермаркета, и сливавшая всю свою злость на прохожих. Знакомых и незнакомых. Неужели я такая? Да, никогда я не была похожа на Анжелу. Я – Олеся, Олесей и останусь. Сегодня, если придет Тимоха, я ему все расскажу. Не знаю, всё или нет, но то, что он станет отцом мальчика Киры – это обязательно».
   Где-то в глубине организма почувствовалось какое-то движение. Затем и толчок в стенки живота. Кира засмеялась.
    — Вот ты, какой агрессивный. Знаю, знаю, маленький. Тебе тоже не хочется жить без отца. Но ты верь мне, все у нас будет хорошо. Просто не может быть – плохо, когда делаешь такой жест. Не бушуй, маленький. Никто у тебя папку еще не отбирает, - прошептала девушка, подумав: «Нет, я не буду бороться за Тимофея. Нет, не буду. Зачем, если ты его все равно любишь. Кира, у тебя его ребенок. А я? Проживем.

    Олеся внезапно услышала какой-то шум на посту. Сначала настойчиво звонил телефон, потом откуда-то прибежала Анютка, начала оправдываться, что покинула пост, бегала в туалет. Ещё собиралась что-то говорить, но резко замолчала.
    — Да…. Да, я поняла. Сергей Васильевич еще не пришел. Да кто-то есть, сейчас передам. Ведь так не бывает. Она недавно была на контрольном осмотре. Всё хорошо было. Я сама с врачом её осматривала, Всё в порядке было. Что, что случилось? Ой, Господи…. И кто это. Бедная Анжела, она ведь еще девочка. Первородка. Как еще выкидыша не случилось.
   Девочке, казалось, что она говорит тихо, но Олеся, поймав слово «Анжела», уже старалась не выпустить ни слова из разговора. Это «Анжела» подействовала на Олесю, как красная тряпка на быка. Вмиг превратившись в каменное изваяние, она слушала, стараясь понять, что говорят на той стороне телефона. Тщетно, конечно. Остается только догадываться. О чем догадываться? Она поняла по тону Анечки, что случилось что-то страшное.  В палату заглянуло встревоженное лицо Оли, знакомой девочки из соседней палаты, её землячки.
    — Входи, Оленька. Что ты хочешь сказать?
    — Ты и сама уже, наверное, знаешь. Там подруга твоя. При смерти. Муж привез.
    — Олька! Ты ведь все знаешь. Что случилось? Что Павел избил её?
    — Зачем? Он, наоборот, нашел её на дороге. Привез сразу в больницу.
    — Что-то ты недоговариваешь. Что там произошло?
    — Что ты ко мне пристала. Я, что, была там? Не знаю. Изнасилование, как будто. Не знаю я, Олеся.
   Девушку словно какая-то сила сбросила с кровати. Ничего себе подарки. Анжелика из нас была самая счастливая, самая удачливая. Неужели, правда.
   Олеся опомнилась, когда её глаза привели к операционному блоку, а руки уже тянулись к закрытой двери. Что это я? Меня же никто не пустит сюда, в операционную. Что ж ты наделала, Анжела? Подружка ты моя. Ну, скажи мне, что делать-то. Женщина прислушалась к себе. Все в организме нормально. Даже постоянная боль ушла, Олеся погладила себя по хорошо заметному животу. Если так будет дальше, хоть в космос её отправляй. Шутка, конечно, но Олеся, серьезно задумывалась  над предложением Киры. Стать агентом турагентства, а, так, как она подруга хозяйки, то и рост по карьерной лестнице возможен. Кира, не Анжела, ей можно доверять. Одно ей мешало, существование в жизни Киры Тимофея. Какие мелочные бывают причины. Надо сказать при встрече с Кирой, что я согласна. Олеся отошла от дверей операционной. Прошептала.
     — Прости меня Анжела. О тебе сейчас ничего плохого нельзя говорить, - она закрыла рот ладошкой. – Фу, что это я? Ты же не покойница. Ты выдержишь все. Не может, чтобы не вынесла. Милая подруга, мы с тобой….
   Взгляд Олеси скользнул вниз. В окно, туда, к входу в больницу, и остановился на фигуре парня. Его бы она сейчас узнала бы из тысячи одинаковых фигур. По стечениям обстоятельств, это был её муж. Отец её будущего ребенка, Тимофей. Но…, и теперь она в том не сомневалась, и отец Кириного чада. Кира – ну, да, они расстались, но она же не говорила, что он, отец ребенка. Ой, мамочка, как всё это сложно? Она же никогда бы не дала согласие на регистрацию брака. А теперь, что делать? Не расходится же. Видно, судьба.
   Но всё равно от разговора, я понимаю, тяжелого, он не уйдёт. Ну, не мог он не знать, что Кира беременная от него. Не мог. «Я сколько лет с ней вместе и она не беременела», - смешная отговорка. Не беременела, не беременела, а тут взяла и понесла. Как говорят – залетела. Ну, а я дура тебе поверила. Юрик. Он бы заботливый отец был, но кто в этом виноват. Судьба. У меня теперь судьба, - этот крест нести. Знать, что Кира одна воспитывает ребенка твоего мужа. Ну, я ведь не знала. Это меня оправдывает? Оправдывает, конечно, но какое-то слабое оправдание.
   Женщина в очередной раз прислушалась к себе. Все нормально, даже  теперь обычное постукивание о стенки живота прекратились. Такое ощущение, что ребенок знал, знал, что сейчас решается его судьба. Знал и ждал. Олеся погладила живот, постаралась успокоить чадо, вслух же сказала.
     — Ты не волнуйся. Я тебя не брошу. В любом случае. Я уже люблю тебя….
   Женщина смело пошла по широкой лестнице вниз. Она думала, пока Тимофей будет разговаривать с девушкой на вахте, и пытаться пройти в отделение интенсивной терапии, она успеет появиться перед ним во всей своей красе.  Зачем? Не знает. Но всё равно, она носит его ребенка.
   Олеся, чуть задержалась на лестнице. Какое-то движение, там, внизу, заворожило девушку. Кто-то кричал, помогите. Кто-то стенал, просил о помощи. Что произошло? Олеся сначала ничего не поняла. Она видела, что забегали врачи, санитары, потом увидела Тимофея. Он стал для неё центром вселенной. Парень стоял в отдалении от всех, и ласково, если не сказать нежно, придерживал, нет, обнимал Киру. Наклонился к её лицу, что-то говорил ей и поцеловал женщину в висок. Потом еще. И оставил свой обворожительный поцелуй в губы. Он не видел Олесю, как казалось девушке, он вообще ничего не видел. Он занимался только Кирой.
   У Олеси закружилась голова, напряжение последних дней дало о себе знать. «Это не от Тимофея, не от его измены. Это не от Тимофея», — подумала она.
     — Успокойся, девочка. Я знаю, — проговорил врач, внезапно появившийся. Он легко подхватил женщину на руки, и, оттолкнув  коляску, которую подкатил  санитар, стал подниматься по лестнице. Олесе было уютно и удобно на руках доктора. Она обняла его за шею. Она до сих пор считала все бредом. Выдавала желаемое за действительное. Да, ведь этого не бывает. Кто она такая, одна из пациенток. Страшная, беременная, с синими кругами вокруг глаз, да и вообще, какая-то наивная. Простушка. Олеся знала эту черту своего характера, старалась быть жестче, своевольной, но ничего, конечно, не получалось. Наверное, это в крови, такой, уж, мама сделала. Олеся улыбнулась своему фантому, дотянулась до гладко выбритой щеки доктора, и поцеловала его. Легонько, пуритански, аскетично. Но он понял её желание, Олеся почувствовала, как руки врача слегка сжались. — Сережа, это я не из-за Тимофея. Я отпускаю его. Пусть он любит свою Киру, — голос Олеси задрожал, она не выдержала, заплакала.
   Сергей Васильевич растерялся. Врач, сколько жизней он спас, сколько новых  людей принес миру, а не мог видеть женских слез. Он строго прикрикнул на девушку, и что удивительно, это подействовало. Плач пошел на спад, девочка успокоилась, и, даже, как показалось Сергею, потеряла сознание. Дыхание стало ровным, еле слышным. Сергей даже испугался.
     — Эй, девочка, ты только не умирай. Ты что это придумала. Олесенька. Ты смутила меня впервые. Детка, извини меня. Я впервые влюбился. Я полюбил тебя, девочка моя. Олесенька, не покидай меня. Я никому не скажу о своей любви. Ни тебе, ни твоему мужу. Только ты живи. Сейчас сделаем операцию. Я сам буду делать, хотя нельзя. Почему нельзя, кто я тебе?  Просто люблю и всё. Фу, я ведь тебе сейчас в любви признался, — врач взял девочку удобнее, поднял головку выше, чтобы слышать её дыхание, толкнув ногой двери в отделение, и закричал медсестрам на посту. — Анечка, быстро вторую операционную готовьте. Будешь мне ассистировать.
     — Я же на посту, Сергей Васильевич.
     — Не возражать. Под мою ответственность. На пост Веронику позови. Всё равно сегодня дежурит.
     — Всё ясно. Будет сделано, — и Анечка бегом бросилась выполнять указания врача.
   А Сергей подошел к операционной и собрался уложить девочку на лежак, стоящий возле дверей. Ему пришлось разгибать локоть девушки, в плену которого оказалась его шея. Олеся вдруг ожила, и расслабленно прикоснулась губами к губам доктора, благо они находились так близко, словно напрашивались на этот поцелуй. Сергей понял, что она все слышала и понимала.
     — Девочка моя, потерпи еще немного. Всё у тебя будет хорошо.
     — Сергей Васильевич, Сережа, а ты меня не обманываешь?
     — Насчет чего?
     — Насчет всего, — и совсем тихо. — И насчет любви, тоже….
     — Олеся, девочка моя. Я не имею привычку разбрасываться такими словами. Но я не могу вступать в конфликт. С твоим мужем. Пока у меня только операция. Давай будем думать о ней.
      — Сережа, я доверяю тебе. А за Тимофея не бойся, я отпускаю его. Только сделай аккуратно операцию. Чтобы потом не стыдно было смотреть на меня.
     — Всё, хватит разговаривать, нам пора спать, — и он уступил место подле Олеси анестезиологу.

   Кира очнулась на руках у Тимофея.
     — Ничего себе. А ты, как здесь оказался? Ах, да, я понимаю, у тебя же тут лежит жена, — ядовито сказала Кира, и ехидно посмотрела на своего спасителя. Да, если бы он не подхватил девушку, то Кира точно съехала по лестнице, а это было чревато  травме самой, а ребенку был бы точно конец. И сквозь яд в словах Киры слышалась благодарность. Она так удобно расположилась у Тимофея на руках, и не собиралась покидать эту последнюю гавань. — Тимоша, милый мой. Что мы с тобой наделали? Что мы до сих пор делаем? Нет, я понимаю. Ты привязан к Олесе. Она подарит тебе сынишку. С таким животом иначе не бывает. Я  благодарна Юрке, что он сделал ребенка, ведь я только из-за этого познакомилась с Олесей. Знаешь, я должна была бы ненавидеть её, но не могу. Она мировая девчонка, таких девчат мало. Считай, что повезло тебе.
      — Что б ты понимала. Кирочка, милая, я ведь не могу без тебя.
     — Уже забывай обо мне. И вообще, отпусти меня, — но, не пытаясь высвободиться, хриплым голосом произнесла Кира. Наоборот, она еще крепче прижалась к нему. Её тело кричало: «Не отпускай, держи меня, Тимофей. Я твоя, и только твоя. Не бросай меня!». Но голос говорил другое, она не могла простить Тимофею Олесю, не могла, не потому что имело место измена, она еще помнила Юру. Как так, как она могла? Нет, познакомившись ближе с Олесей, она не могла сделать ей неприятность. А она знала, начни она опять отношения с Тимофеем, даже теоретически, она сделает больно девочке. Это всё умом она понимала, но не могла оторваться от любимого.
   «Да, гори оно всё синим пламенем.  Прости меня Олеся, но я раньше тебя была с Тимофеем».
     — Тима, милый, — наконец-то прорвало девушку. — Не отдавай меня никому. Знаешь, милый, я пошла рожать. И по срокам получается это твой ребенок. Я надеюсь, ты его не бросишь на произвол судьбы. Тимофей мой,     — и она положила голову ему на плечо. — Я не могу забрать тебя у Олеси, но знай, я всегда буду тебя любить….
   Тут подъехали санитары с коляской и отобрали девушку у Тимофея. Парень провожал её до самых дверей родильного отделения. Никто не видел его слез, Тимофей смахнул их и, молча, смотрел в след девушке.

   Вот и прошли две недели после всех этих событий. Девушки встретились около больницы, сегодня должны были выписать Олесю после тяжелой операции. Девочка лежала долго, восстановление  шло медленно, но девочка справилась. Неожиданно для себя она родила двойню, мальчика и девочку, это, как объяснил Сергей Васильевич, нет её Сережа, и было причиной всех недугов. Но сейчас все хорошо, всё зажило. Она даже попыталась смеяться, Сережа разрешил. Была после операции и тетка Таисия, мама, теперь она может такое сказать. Она теперь всю жизнь так будет её называть. Но Тимофей ни разу не приходил. Она сразу сказала Таисии, не надо приходить она прощает ему всё. И главное, - Киру. Ведь, кто же мог представить. В нее влюбится, такую страшную, врач. Но видно, он полюбил её характер, Олеся не вдавалась в раздумья, она еще плавала в счастье, в удовольствии….
   Сегодня впервые она увидит Тимофея, ну, что ж, пусть смотрит, пусть завидует. Она выйдет из больницы с двумя детьми и с лучшим мужчиной на этом свете. Сережа сегодня с утра ходит счастливый, еще бы любимую жену выписывают. Любимую жену и двоих детей, такое счастье не каждому привалит. Это все его слова. Конечно и Анжела, и Кира придут. Как же без них, - это мои родные подруги.
   Кстати, приходила Кира, предлагала идти в агенты турагентства. Олеся согласилась, сказала, не винит её ним в чем. Рассказала, немного стесняясь, о враче, о своей любви. Кира порадовалась с ней.
      — Всё, Олеся, выходим. Всё хорошо. Ты себя нормально чувствуешь.
     — Тебе не тяжело?
     — Своя ноша не тянет, Олеся, — он бережно взял два пакета. — Это наше будущее….


      02. 07. 2023.                Красноярск и Петропавловск