Поездное

Молодой осенней ночи власть сильна:
Колдовством своим морочит мир она.
Опускает душный шапный капюшон,
Кто ужасный, кто приятный встретит сон.

Даже воздух — пёстрый, липкий, — будто спит,
Лишь Луна две тонких нитки серебрит.
 И по ниткам этим бледным наугад
Ковыляет поезд, бедный акробат.

Как безудержный лунатик, посмотри,
Он идёт на автомате, а внутри
Спят стаканы, нарды, карты — всё потом.
Спит вагон, насквозь плацкартный животом.

Спит увесисто, досрочно, вглубь и в ряд,
Спит лапшичный, спит носочный аромат.
Спят, велению послушны адских врат,
Две храпящие старушки и солдат.

Спит в каморке проводница, всё одна.
Ей давно никто не снится, чья вина?
Спит стальная, спит мясная колбаса,
Машинист, и тот зевает, трёт глаза.

То ли явью, то ли былью, спит не спит,
Расправляет поезд крылья и летит.
Непролазной тенью платит блеску звёзд,
Всё одно никто не схватит длинный хвост.

Не заметит, не повесит на ТикТок,
Что никто не мог, а этот поезд смог!
С утверждённого сорвался он пути,
Тут одно: Уж если взялся, то лети!

И летит он тьмой острожной, всё один,
Стрелкой железнодорожной птичий клин
Отправляя не на юг, а на восток,
А зачем — никто не знает, даже бог.

Обернулся, отряхнулся, чуть живой
Вдруг на станции очнулся узловой,
И пустых, ненужных споров чуть боясь,
Прикорнул, у семафора притаясь.

Машинист часы проверил, затянул:
— Вот чуть-чуть как старый мерин не уснул!
Взял бессонницы в избытке и глядит,
Как Луна стальные нитки серебрит.