Шкода

ШКОДА ИЛИ ТВОРОЖНОЕ УГОЩЕНИЕ
А началось все с того, что я встретил на лестнице ничейную кошку Сильву. Нет, когда-то у нее были хозяева, от которых она и имя получила. Но потом за какую-то кошачью провинность ее выкинули из квартиры. Сильва — черно-белая кошечка, стала дворовой, а поскольку домофонов тогда еще не было, то и во все подъезды она заходила по собственному усмотрению и когда хотела. Ее, конечно, подкармливали, но бедной кошке, очевидно, очень хотелось снова стать домашней. Однажды она даже зашла без спросук нам в квартиру. У нас тогда жил и со славой котствовал Мурлыка Великий понашей домашней терминологии. Огромный, очень добрый и умный норвежский кот, Мурлыка Великий поначалу вполне спокойно отнесся к гостье. Даже позволил ей доесть фарш, оставшийся в его мисочке. Но когда Сильва попробовала потереться о папины ноги, в Мурлыке заговорила ревность. И он не зашипел, а именно зарычал. Зарычал негромко, но так красноречиво, что мы тут же от греха подальше отправили бедную Сильву за двери.
Но несмотря на всю любовь к Мурлыке Великому, такжегорячо любившему меня, мне было дело до всех котов. И до Сильвы в том числе. Поэтому, увидев нашу пушистую приятельницу, задумчиво сидящую на площадке между этажами, я тутже помчалсядомой и попросил у мамы какой-нибудь гостинец для Сильвы. Мама была не против. Вот только ни колбасы, ни сосиски, ни размороженного куска мяса или рыбки в нашем холодильнике тогда не было. И в качестве гуманитарной помощи кошке был отправлен кусочек творога. Зажав в кулачке свою добычу, я помчался кормить Сильву. Она сидела все на той же площадке, между вторым и первым этажами. Моё появление не вызвало укошки особенной реакции. Я, мурлыча что-то ласковое, сунул ей под мордочку принесенное угощение. Сильва склонила свои белые усы к творогу и отвернулась. То ли ее кто-то успел накормить раньше; то ли уж так ей не понравился творог — но кушать его она явно не желала.
«Может, ей раскрошить надо?»,— подумал я, разломил кусок надвое и снова сунул его под нос кошке. Очевидно Сильве не понравилось такое навязчивое угощение, и не благодаря, и не прощаясь, она поднялась и неспеша стала спускаться на первый этаж.
Я обиделся, и желая все-таки сунуть кошке угощение, столкнул концом сандалика творог в лестничный провал, надеясь, что он упадетна первый этаж, как раз под нос удалявшейся Сильве. Напоминаю, что сам я и творогнаходились на промежуточной площадке между вторым и первым этажами, как раз над выходом из подъезда.
Но в тот самый момент, когда куски творога устремились вниз, я с ужасом услышалтяжелые мужские шаги и возмущенный возглас:
— Это кто кидается?!
Творог упал под нос не кошке, а соседу дяде Диме, хорошемузнакомому моихродителей. А может ина нос — уточнять времени не было. Я рванул изо всех сил наверх, пока дядя Дима не успел повернуть и увидеть меня. Какую-то долю секунды у меня даже была надежда, что может он поленится гнаться за мальчишкой по этажам. Но какое там! Дядя Дима явно начал преследование! Правда, нессяя с большим отрывом, почти в два марша, и, самое главное, он не видел моего лица. Разве что сандалики. Вот уже и наш этаж. Но тут я увидел… папу! Он стоял на лестнице и чинил перила, которые были поломаны, видит Господь не мною, а ребятами гораздо крупнее. Но папа любил мастерить и чинить по хозяйству, и на этот раз распространил свою активность за пределы квартиры. Я не знал, радоваться или отчаиваться. Конечно, папа был очень добрый человек и никогда не принадлежал к числу техдурней, чторади того, чтобы считаться хорошим соседом, накидываются насвоего ребенка по первой жалобе, не разобравшись, виновен он действительно или нет. Но и внимательное разбирательство не дало бы для меня хороших результатов, ведь я действительно был виноват.
Ничегоне говоря, я бросился прямо в квартиру, захлопнул дверь и тут же прижался к ней, слушая, что будет. Вскоре приблизились грохочущие шаги дяди Димы. Вот он здоровается с папой, а потом спрашивает:
— Вовчик, а кто это тут бегал? — Мое сердце заколотилось еще быстрее, чем во времягонки по лестнице.
И тут я услышал спокойный голос папы:
— Да детишки гоняли какие-то.
Я беззвучно ахнул. Ведь папа точно знал, кто пронесся мимо него и хлопнул дверью его квартиры. Неужели решил не выдавать? Даже я такого не ожидал. Дальше дядя Дима пожаловался папе на творожное угощение, и уже не спеша потопал к себе наверх
Вернулся папа. Улыбающийся, довольный успешной работой с перилами.
— Подходил ко мне Дима с девятого. Говорил, какие-тохулиганишки чем-то в него кинули.
«Ага, значит папа просто не верит, что я мог сделать подобное», — подумал я, и чтобы совесть моя была уже совсем чистой, выпалил:
— Так я и не кидал в него творогом. Я Сильве бросил.
Папа и мама чуть не упали! За мною бывали провинности вродеразбросанных игрушек, отказа от нелюбимого блюда, другие мелкие шалости изредка, но такого до этого не бывало. И после тоже. Ведь все получилось случайно. И родители мне поверили.

© Евгений Познанский