И грустит

Чушь

Эх! загладить бы вину покоя
несуразности чужих хлопот.
Кто мне скажет, люди, что такое
мысли праведной в ночи полёт?
Что такое справедливость? Это,
может быть, степенность? Чушь!
                Тоска,
обуявшая с утра Поэта,
изготовился что для броска
в занесённое пространство Света
белой прихотью снегов в мороз,
где забвение сковало Лету
с отпечатком бело-алых роз
под присмотром голубых берёз.

И грустит

По заснеженному полю
пролегает санный путь,
по нему иду на волю,
ветер дует прямо в грудь.
Раздвигая хлопья снега,
я смотрю за горизонт,
где звезда свисает с неба
и грустит под тихий звон
снегопада на просторе
отстоявшейся ночи,
где в заснеженном узоре
серебрятся звёзд лучи.

Белая прихоть

В белой прихоти осенней,
на краю звезды ночной
одиночество посеял...
Вот рассеянный какой
я бреду по лужам грусти,
наступая на Луну...
То хвоинка где-то хрустнет
или ветер за струну
дёрнет заскорузлым пальцем.
Зазвенит она в мороз.
Но зачем, скажи, пытаться
разогнуть не свой вопрос
и поставить восклицанье
посредине фразы? Для
назиданья отрицанья,
что по прихоти Земля
побелела беспредела,
заковалась в панцирь льда.
Обезлистев, поредела
роща, где висит звезда.