Греческое

«Эй, музы! Музы, хватит почивать!
Полудня зной иссяк, уж начинать
Пора бы нам...» «Неужто пировать?»

«Какой там пир?! Пора плести венки!
Первее — труд. Мелета, помоги
Другим.» «Аэдна в рощах пела гимн:

Она едва ли в этот час помочь
Способна нам...» «Юпитерова дочь,
Ветра её возьми!» «Уходишь прочь?»

«Пойду её искать.» «О, Аполлон!
Возьми свой лук!» «А может под хитон —
И лиру дать?» «Ехидная из жён,

Язвительная Талия, молчи!»
«Вид Тельксиопы столь красноречив,
Что я молчать не в силах...» «Проучить?!»

«Молчу, молчу, не злись. Не злись, сестра.»
«Вот то-то же!» «Ах, что за вечера!»
«Трудись! Трудись, Эрато, как пчела,

А мы уж после помечтаем.» «В ночь?»
«Пожалуй так. Нарвём маслин, вино
Нальём по кубкам, зазвеним струной...»

«Бросайте лавры! Гляньте, гляньте! Вон!
Нашлась Аэдна!» «С ней и Аполлон.»
«А с ними кто?» «Незваный гость.» «Кто он?»

«Что здесь забыл?» «Чего искал чужак?»
«Эй, музы! Тише! Неужель бродяг
Не видели? Представься нам.» «Никак...

Не смею.» «Говори же!» «Сей же час,
Рассказывай. Кто есть? Куда вилась
Твоя стезя, что к нам ты на Парнас

Сумел явиться?» «Говори же!» «Ну...
Признаться, я из тех, кто глубину
Обычно ищет... Ракушку одну

Хотел найти. Я, в общем-то, поэт...
Прошу, не смейтесь. Здесь смешного нет.
Я, вроде как, искал один ответ...»

«Какой же?» «Говори же!» «Цыц мне!
Чего искал ты?» «Слышал о жене
Девкалиона...» «Ветры при стерне —

Вот что есть слухи.» «Так-то это так...
Я, хоть поэт, но всё же не простак.
Я — эллин, несомненно. Но сюда

Простое любопытство повлекло...»
«Поэзия звала?» «Да, ремесло
Моё меня из дому прочь вело.»

«Взгляни-ка, гость. Что видишь ты вокруг?»
«Парнасский снег. Деревья... Женских рук
Изгибы. И не только... Там — твой лук?»

«Пожалуй, мой. Не Лемнос ведь, Парнас.»
«Ещё я вижу лиры, что при вас...
А также лавры. И венки для масс

Народу...» «Что ж довольно. Расскажи,
Как звать тебя?» «К сожаленью, лжив
Бывает мой язык. Невесть кто: жив —

И может речь творить. И — сотворить
Мысль, обращённую в никуда; нить
Сюжета построить, что потопить

Не сможет ни время, ни истинный
Ход всех природных вещей... Словом, ни-
Что превращать во что-то могу дни —

Целые дни, так сказать — напролёт...
А значит то, как и кто назовёт
Меня, смысл имеет, может, раз в год.»

«Где город твой? Хоть место назови!»
«В трёх тысячах напевов тетивы
Отсюда.» «Путь неблизкий был.» «Увы,

Начало явно, таен лишь итог...
В одну сольются множества дорог,
Конец — неведом. Чаще, он далёк

От дома, где дверной порог знаком...
Бывает, по-другому. За углом —
Вселенные в количестве любом

Таятся.» «Ты же ищешь лишь одно,
Как сам сказал.» «Ищу... морское дно.»
«Средь гор?» «Здесь лишь овечье есть...» «Руно!

И то — не золотое. Подтверди,
Мелета.» «Посейдона не найти
Среди отрогов, как морской воды.»

«Звучит как будто Каллиопы песнь!»
«Лукав твой смех, сестрица Клио!  Мест
Немало, чей отличен облик весь

От канувшего в Лету.» «Это да!»
«И я всё думал, как же было встарь!..
Я перебил. Простите...» «Не беда.

Так значит, море?» «Здесь бывал потоп...
И может волею подводных троп
Здесь оказался хоть какой-то...» «Стоп!

Я не пойму, что значит «здесь бывал»?
Ужель вершины этих острых скал
С какой-то странной манией ласкал

Потоп?» «Единожды... Всего лишь раз!»
«Ну, если раз, иное дело.» «Тщась
Искать коралл — моллюска, может, часть —

Пришёл сюда, под эту сень, пиит.»
«Всё верно... Так оно и есть. Ваш быт
Я потревожил ненароком...» «Пить

Ты верно хочешь.» «Может быть, глоток
Всего. Благодарю!» «Какой же толк
Тебе, поэт, в ракушке под кустом?»

«Признаться, я не знаю как сказать...
Обычно, прежде, чем начать писать,
Я изучаю всё, соотнося

Свою идею с фактами, их вес
И важность для истории тех мест,
Что трогаю, сместившись как бы весь,

Душой и телом, ровно в те места,
История которых поднята,
Как знамя созиданья...» «Ты устал.»

«Немного.... Самую толику. Чуть
Слипаются глаза.» «Далёк был путь.
Садись, поэт, поближе...» «Ближе будь!»

«Чур, будет мой поэт!» «Нет, мой!» «Нет, мой!»
«Да цыц вы мне! Устроили здесь вой.
Есть правило: в ночи нужон покой!»

«Что есть... покой?» «О, Аполлон! Держать
Позволь ответ!» «Урания, подать
Попробуй истину.» «Здесь я призвать

В помощники желала бы себе
Небесный свод, дыханьем звездных бездн
Пленённый.» «Ах! Будет заумь или песнь?»

«О, Талия, злонравен этот жанр,
Тобою избранный!» «Я звёздный жар
Не чувствую, мне ближе...» «Что? Ну жаль!

Как любишь ты, ужаль, да побольней!»
«Мне ближе, милая сестра, зане
Светила те далёки, в глубине

Котла жаркое с перцем, например...»
«Так что же есть... покой?» «Движенье сфер
Небесных.» «Безмятежный сон гетер!»

«А может... мотылёк, чьи два крыла
Чуть трогают зефиры?..» «Но ветра
Всегда в движении!» «Ты кораблям,

Попавшим в штиль, об этом расскажи!»
«Довольно, музы! Всё то — миражи.
Наш гость устал: Мелета, удружи.»

«Исполню всё, в чём отыщу резон.
Идём, пиит, под тихий шелест крон —
В покой.» «Хоть я устал, однако, сон

Мне повредит... Я б, в настоящий миг,
Лишь разве что к мест памяти приник
С охотой большей, чем к одру... Мне дик

К примеру, условно, любовный стих,
Любви за названьем лишённый...» «Ты,
Должно быть, знаешь такие. Черты

Твои столь откровенны.» «Как лица
Черты едва ли скроют у крестца
Болезненное жженье, так ленца

Проступит у того, кто суть презрел,
Кто целью полагает лишь предел...
Кто ж знает больше, чем сказать хотел,

Не амфоре подобен, но вину.»
«Как людям не совлечь с небес Луну,
Не исчерпать такую глубину.»

«Да будет так!» «Ах, если будет так,
То не поймёт мудрейшего дурак.»
«Коль дураков не будет, то простак

Всегда отыщется, не так ли?» «Вдруг
Иные люди не поймут потуг?»
«Признаться, и меня берёт испуг...

Но если я могу творить, то со-
Творить ничто преступно. Я и сам
Не знаю почему, но к небесам

Как будто обращаюсь. Как та гладь
Кастальского ключа не отражать
Лучей не может, так и я слагать,

Пожалуй, должен до скончанья дней...»
«Взгляни, пиит! Что видишь средь теней?»
«Пожалуй, то же, что и ты.» «Путей

Здесь множество, с ответом не тяни.»
«Там те же силуэты... И огни.»
«Как жаль, пиит, что мы здесь не одни.

Заметили...» «Быстрей!» «Идите к нам!»
«Сюда-сюда!» «Садитесь у огня!»
«Цыц! Разорались ныне! Сколь длинна

В объятьях муз ночная темь, поэт?»
«Сказать по правде, но ответа нет...
Хоть был бы нитью как в иголку вдет

И приведён к тому, что так искал,
То может я, как водится, держал
Пред всеми бы ответ... Я ж лишь впитал

Иную речь и быт совсем иной.
Кто я такой, чтоб мне — молчи иль ной —
Открылось прошлое, что тронь рукой —

И сразу веруешь ему навек?»
«Никто.» «Никто... А может имярек?
Уже не грек, а просто — человек.

Которому, по мере скудных сил,
Даётся всё, о чём не попроси
Небесный свод... И я прошу грозы.

А вместе с нею бурю! Ураган.
И воды, что прильнут к моим ногам.
И песнь, что вдруг сорвётся с языка,

Когда совсем не ждёшь...» «А ты не лжёшь.
Не так ли, музы?» «Всё, к чему ведёшь,
Имеет цель. Без цели всё — скулёж!»

«Какой, пиит, безрадостный итог...»
«Любой поэт к себе довольно строг,
Когда желает горсть достойных строк

Изречь.» «И лавры ждут таких трудяг!»
«И пир во всяком доме!» «Если б так...
То жил бы не творец, а драный стяг.»

«Когда поэт под сень любую вхож,
То значит, что и в речи он хорош.»
«Что стоит речь, которой с кем-то схож?

Лишённая поэта, что есть речь?
Искусство — не вода, оно возжечь
Сердца умеет; ранит, словно меч...

Сколь многие и стали, и огня
Страшатся в жизни? Я ж день ото дня
Страшусь позора, коему цена

Неискренность...» «Отсутствие плодов —
Вот повод для клеймения трудов
Позором.» «Суть листов, как и цветов,

Исходит из корней. Коль корень чахл,
Цветение напрасно, плод же — прах...
Любая драма — жизнь, лишь после — ах!»

«Светает, странник.» «Может ляжешь спать?»
«Вам, музы... я обязан отказать.
Вы только что изволили назвать

Меня тем именем, что впору мне...
А значит — в путь! Я загостился, не
Подумав, а каков итог? Я вне

Себя от радости... Как будто я
За мраком бури разглядел маяк.
А значит — в путь, ведь цель моя

Видна.» «Так значит, всё обретено?»
«Среди хребтов нашлось морское дно?»
«Камея Пирры может под ступнёй?»

«Довольно шуток... Шутки не нужны.
Мне двух довольно раковин ушных,
Чтоб слышать море, воды чьи мутны

За рябью слухов, кипенем легенд...
Я чувствую в протянутой руке
Песок времён. И песнь — на языке.»