Рабыня

Ей бы спрятаться, скрыться среди осин...

Но поет настойчиво муэдзин.
И закатным солнцем едва согрет
Островерхий каменный минарет.

А рабыня вовсе не так проста:
Шоколадом пахнут ее уста
И продуман каждый искусный шаг.
Ее речи слушает падишах.

Ее чары – ребус для всех и шок.
Вот готовит девушка порошок,
Вот макает палец в упругий крем...
И следит внимательно весь гарем.

И любая думает: надо так!
Выпивает снадобье натощак,
Толстый слой кладет за один присест,
Повторяя шепот ее и жест.

Но никак не действует суета:
Хоть сто раз красавица, да не та.
Хоть сто раз укуталась в блеск и шик,
Падишах проходит, а толку – пшик.

Потому алеют у них зрачки,
Превращаются простыни их в клочки
И текла бы вечно хандра из глаз,
Но пора уже совершать намаз.

Каждый евнух помнит – одну не тронь,
Ибо здесь тебя не спасет и конь.
Не успеешь в стремя ногой нырнуть,
Как удавка твой остановит путь.

Может, правда это, а может, ложь.
Но ее проверками не тревожь,
Не ходи по пышным ее коврам.
Любопытство – глупость, допрос – харам.

В этой жизни каждому нужно ведь
Запастись терпением – и терпеть.
И жевать цукаты, фундук, миндаль...
А рабыня смотрит куда-то вдаль.

Ей внезапно чудится: за холмом
Огибает речка древесный дом,
И сынок, услада ее души,
Там бросает с берега голыши.

Худощав, растрепан и длинноног.
Пусть на ужин будет мясной пирог
С ароматной миской горячих щей.
И журчит за дверью большой ручей...

Уцелеть бы здесь – вопреки всему!
Не покои видит она – тюрьму,
Где тюремщик грустно внимает ей,
А рабыня шепчет ему сто дней:

«У владыки много всегда врагов.
Не успел заметить – и был таков.
Присмотрись внимательно, вот один –
Твой любимый вежливый старший сын.

Его меч бесстрашен, а цель близка,
Ведь за ним, конечно, пойдут войска.
Ты же видишь: любит его народ...»
И рабыня гладит большой живот.

Все слова, как камни, коснутся дна.
...На столе бумага лежит одна,
Где правитель ставит свою печать.

И рабыня знает, когда молчать.