Philippe Rombi - Enfance Детство

В своё время мне часто приходилось мотаться по командировкам. Экономя время,  я старался по возможности "летать самолётами Аэрофлота", как в известной песне. Единственной издержкой было то, что при плохих метеоусловиях,   можно было часами ожидать вылета в аэропорту. В тот раз мне необходимо было посетить два довольно близких друг к другу города, между которыми самым удобным сообщением оказалась  местная авиалиния на пассажирском АН-2. На таком самолёте я ещё не летал. Меня сразу предупредили друзья, что маленький биплан больше подвержен болтанке, чем магистральные лайнеры.
Авиабилеты  до первого  пункта я не смог достать и пришлось ехать скорым поездом, но зато - в СВ. Дела решились за один день и с подписанными документами в кейсе и с сумкой с небольшим количеством вещей я в составе маленькой группки пассажиров направлялся по краю лётного поля к месту стоянки нескольких "Аннушек". Дверь одного из бипланов была открыта и по металлической лесенке внутрь забирались сразу  пять лётчиков в форме. Оказалось, что вместе с двумя нашими пилотами возвращались пассажирами в аэропорт приписки ещё три лётчика. Остальные девять мест предназначались обычным пассажирам. Внутри самолёта была спартанская обстановка. Салон очень походил на салон стареньких пузатых автобусов, бегавших ещё по Москве в шестидесятые годы. Со стороны входа располагались четыре одинарных автобусных сидения, обтянутые коричневым кожзамом по тощим прокладкам. У правого борта четыре сиденья были двойные. Корпус под наклоном уходил вверх к открытому проёму в кабину пилотов. Когда все расселись, был запусщен двигатель,  и салон наполнился гулом, практически заглушавшим все остальные звуки. Второй пилот захлопнул входную дверь и поднялся в кабину. Самолёт вырулил на взлётную полосу и стал разбегаться. Меня не оставляло некоторое волнение первого полёта на летающем автобусе. Но вскоре оно сменилось каким-то детским радостным ощущением. Самолёт,  заметно мелко вибрируя, взлетел, но не добрался даже до лёгких летних облаков. Я сидел на одиночном сидении сразу у двери и с нескрываемым удовольствием смотрел в иллюминатор. Внизу расстилался пёстрый лоскутный ковёр, по которому, как в сказочном блюдечке с наливным яблочком, по дорогам ехали машинки-жучки и даже ползли крошечные человечки-букашки. Тут и там игрушечными строениями теснились посёлки и маленькие городки. Темно-зелёные кляксы лесов, извилистые русла речек и зеркальца  прудов и маленьких озёр нарушали геометрию полей и дорог. Погода была солнечная и всё видно было, как на ладони. Небольшая тряска даже успокаивала меня. Только гул двигателя давил на уши. Редкие, более низкие облачка, словно клочки паровозного дыма на несколько секунд закрывали какой-нибудь участок расстилающегося под самолётом пейзажа. А затем они исчезали, плавно махнув напоследок завитком краешка. Я непрерывно смотрел вниз, замечая множество мелких деталей подвижной картины и наполняясь необъяснимым восторгом. Такое, как я понял без сомнения, не ощутишь в лайнере. Прошёл незаметно час с небольшим. По изменению гула мотора стало понятно, что мы идём на посадку. Может быть, будь погода за бортом другая, я бы не получил такого удовольствия, не наполнился бы такими запоминающимися впечатлениями. Выбравшись по лесенке из самолёта, я попал в благословенное царство тишины. Даже отдельные звуки аэродрома доносились, словно сквозь вату. И не было того обязательного желания благодарить  пилотов за благополучную посадку. Это было состояние обыденности. Ведь мы же не благодарим водителя автобуса, выходя на остановке.
Хотя от этой обыденности их работа не становится менее ответственной - ответственной за наши жизни.