Карл Мюллер венок сонетов
МАГИСТРАЛ
Скажите, у кого такая есть –
прекрасная и, в общем, неземная?
О ней сказать, тем более – прочесть,
обрывки книг взволнованно сминая,
не приведи, любитель разделить.
Её уста сокрыты под вуалью
и если доведётся их испить,
то пеплы снов покроются эмалью.
Восторженно спадает пелена
с наивно позабытой пасторали.
На две неизгладимые печали
душа моя теперь разделена…
Глаза омыв в обветренном песке,
от вас я улетаю налегке.
1.
Скажите, у кого такая есть?
Она из поколенья одичалых.
Ей наплевать на вымысел и честь.
Бредущая меж путников усталых,
стремящаяся в каждом распознать
тончайший отблик родственного взгляда,
чтобы своё сиротство не признать –
сиротство ей пока ещё не надо.
Теряясь в отражениях судьбы,
восторженно приемля день ушедший,
она сказать готова: «Сумасшедший!» –
чтобы в дальнейшем избежать борьбы
за право зваться, призракам внимая, –
прекрасная и, в общем, неземная.
2
Прекрасная и, в общем, неземная…
Я звал её. Она пришла ко мне,
меня тогда ещё совсем не зная,
но доверяя ветреной весне,
как доверяют преданному другу,
что вправе этой дружбой пренебречь.
Она пришла и, следуя по кругу
за солнцем, умудрилась мир поджечь,
где я сквозь ночь, спасаясь от погони,
летел бездумно к новым берегам.
И конь мой пал к прекраснейшим ногам
из тех, к которым могут падать кони.
Я онемел, чтоб не посмела лесть
о ней сказать, тем более – прочесть…
3
О ней сказать, тем более – прочесть,
смогла молва, взывающая к чуду.
Сколь иногда нелепа чья-то месть,
свои клешни просовывая всюду
в надежде не убить, но изломать
слепой росток былого вдохновенья.
Пусть Якобина – никакая мать,
но пробуя остановить мгновенья,
она прядёт свою паучью сеть,
отравленную заскорузлым ядом.
И столько лет она ходила рядом,
лишь для того, чтоб имя поиметь.
Теперь живёт, сомнения не зная,
обрывки книг взволнованно сминая.
4
Обрывки книг взволнованно сминая,
ступает по былому пустота,
как будто обречённость именная,
сомкнувшая пытливые уста.
Извечный сон о верности и лете
примерил новый статус на чело.
Но кровь уже видна на эполете,
что пролило невидимое зло,
вонзив кинжал в кромешную усталость
от бесконечной человечьей лжи.
– Любимая, ты порох положи!
Сухого там почти что не осталось…
Лишь ту, что нас стремится заклеймить,
не приведи, любитель разделить.
5
Не приведи, любитель разделить,
меня ко мне. Ты ведаешь – я знаю:
они летят, их надо застрелить,
но я их в бесконечность отпускаю.
Они летят и преломляют взор,
заточенный как будто на детали.
Какой сегодня выдался позор –
меня мои родные не признали.
Садовнику негоже в высший свет.
Он тот актёр невидимого плана,
что лично знал Фернана Магеллана,
а тот его, как выяснилось, нет…
Но путь обоих сокрушён моралью –
её уста сокрыты под вуалью.
6
Её уста сокрыты под вуалью –
так легче и честнее предавать.
Всё, что меж нами, назовут печалью,
печаль ведь по-иному не назвать.
Препятствия построились по росту,
чтоб больше не усиливать любовь.
Мы отдаём почтение погосту,
входя в былого реку вновь и вновь.
Ведь, обратясь к грядущему спиною,
зажмурив ослеплённые глаза,
мы знаем: приближается гроза,
что и не снилась праведному Ною.
Желания придётся оскопить,
лишь если доведётся их испить.
7
И если доведётся их испить –
набор веками смешанных иллюзий,
то станет проще к тексту приводить
симфонии придуманных аллюзий.
По сути, что кому-то хорошо,
то немцу – смерть, но немца смерть трагична:
она не поднимает капюшон
и оттого немного не прилична
в тот миг, когда приходит за тобой.
Но здесь ведь всё иначе и сложнее:
я вырастил её в оранжерее,
и смерть моя становится судьбой.
Она блеснёт заворонённой сталью,
и пеплы снов покроются эмалью.
8
То пеплы снов покроются эмалью,
то отвернётся закадычный друг,
то мнимое привидится за далью,
то разомкнётся бесконечный круг,
то все, кто мил, лукаво отрекутся,
то почему-то отречёшься сам,
и лишь глаза, едва пересекутся,
мгновенно воспаряют к небесам.
А небесам нет никакого дела
до сада наслаждений неземных.
И вот опять – иной среди иных –
бичует ум разорванное тело…
Судьба, похоже, определена –
восторженно спадает пелена.
9
Восторженно спадает пелена –
ты отреклась предвиденно, но странно.
Теперь уже объявлена война,
что происходит с нами постоянно.
И можно в полный голос говорить
о немоте чужого перевода,
но я умел, как я умел, любить,
у берега иного небосвода,
доступного в видениях и снах,
вскормлённого лишь вымыслом скитальца,
бездомного при доме постояльца,
живущего в различных временах,
которого ветра прорисовали
в наивно позабытой пасторали.
10
С наивно позабытой пасторали
сползает преждевременности лак…
Я сделал ночь – её не увидали.
Уже тогда был явлен верный знак.
Задуматься – предположить сомненье
во времени, где проще вычитать…
Не легче ли выращивать растенье
и о былом уже не причитать,
играть с детьми, надменно прибыль множить,
неспешно пить в дешёвых кабаках,
забыть про путешествия в веках
и дни свои сочтённые стреножить,
быть разветвлённым прихотью морали
на две неизгладимые печали?
11
На две неизгладимые печали
разложена колода бренных лет.
Затихли ноты, что в сердцах звучали.
Пустынен мир, и вдохновенья нет.
И как-то всё неодухотворённо
у тех, посмевших молча говорить.
Теперь одна скорбит самовлюблённо,
другой и вовсе не желает жить
по памяти, что тоже умирает…
– Я подпишу, коль вам не нужен день.
Спокойно спит под сакурой олень,
которая над ним произрастает.
Во взгляде появилась пелена:
душа моя теперь разделена…
12
Душа моя теперь разделена
с её душою, чтоб пресечь злословье.
Планета не людьми заселена,
а стадом, где в почёте поголовье.
Я не умею верить втихаря,
любить в потёмках тоже не умею.
И, с корнем обрывая якоря,
я колоколом сломанным немею.
Была рука, касания сбылись,
а дальше – ложь во мнимое спасенье.
И ты готова верить в воскресенье
того, с кем только утром разошлись
по берегам, неведомым реке,
глаза омыв в обветренном песке.
13
Глаза омыв в обветренном песке,
представив бесконечную свободу,
я различаю то, что вдалеке
воссоздаёт надмирную природу
моих страстей, реальных не вполне
для милых лиц, наряженных по моде.
И я опять тянусь к своей луне –
мы пара в бесконечном хороводе
незримо ускользающего сна.
За столько лет я не солгал ни слова.
Шепни мне, Марта, ты уже готова?
Я не вернусь, когда придёт весна…
В возвышенной предчувствием тоске
от вас я улетаю налегке.
14
От вас я улетаю налегке
уже давно. Светло. Почти бесплотно.
Так, поместив любовь в одной строке,
душа взмывает ввысь бесповоротно
туда, где только ветер и туман,
где всё для всех едино и понятно,
где жизнь моя – безбрежный океан –
стирает солнца масляные пятна,
где медленной походкой, неземной,
прижав к груди взволнованные руки,
идёт ко мне, сбегая от разлуки,
мой робкий сон о том, что ты со мной,
меня сумев иному предпочесть…
– Скажите, у кого такая есть?
22ч. 02 мин. 30.06.2023 года –
9 ч. 08 мин. 16.07.2023 года
Свидетельство о публикации №123071706728