Скоростной лифт. из серии Фрески на развалинах

           Было уже далеко за полночь, когда я, наконец «оторвавшись» от бумаг и, потянувшись за сигаретами, обнаружил, что пачка пуста. В этом не было бы ничего особенного, если бы не завтрашний день.  Он сулил быть не самым легким. Купить сигареты утром никак не получалось. Чтобы вовремя попасть на совещание, ради которого я и оказался в Москве, мне уже в шесть утра надо было ехать в метро.
         Должен вам сказать, что Москва ноября 1980 года кардинально отличалась от Москвы нынешней. К тому же, будучи глубоким провинциалом, я был свято убежден в том, что в столь поздний час не удастся решить возникшую проблему. Признаюсь, это сильно огорчало.
          Спать не хотелось. Мысли о предстоящем совещании не отпускали. Курить от этого хотелось ещё больше. Где-то далеко внизу за окном монотонно гудела Москва. С улицы, не смотря на очень поздний час, доносились голоса и смех, на удивление многочисленных прохожих. Они-то и натолкнули меня на мысль спуститься вниз, «стрельнуть» несколько сигарет, заодно и прогуляться перед сном.
          Жил я на двадцать третьем этаже новёхонькой гостиницы, построенной к летней Олимпиаде-80 в Москве. Принадлежала она Бюро международного молодёжного туризма «Спутник» и была буквально «наводнена» иностранцами.  Поляки, немцы, чехи, болгары, румыны и Бог их знает кто ещё… Поначалу у меня сложилось твёрдое убеждение в том, что кроме меня и персонала гостиницы там не было ни одной русской души. Как я попал в эту гостиницу? Это отдельная и, поверьте на слово, совсем не интересная история.
         Решение было принято. Я быстро оделся, запер номер и направился к лифтам.  Лифты в гостинице, по тем временам, были диковинными. Во-первых, они были скоростные. Сейчас этим никого не удивишь, а тогда… В первое мгновение, когда лифт трогался, тебя словно подбрасывало вверх или вдавливало в пол… Всё зависело от того, куда он двигался. Ощущения будто в самолёте по «воздушным ямам». Признаюсь, поначалу я с опаской входил в эту зеркальную коробку, а потом ничего, привык.
        Второй диковинкой были сразу две кнопки вызова. Некоторое время спустя я понял, что каждая кнопка отвечает за своё направление. То есть останавливает на этаже кабину, идущую либо вверх, либо вниз. Тогда же я, дивясь буржуйской расточительности и, не мудрствуя лукаво, нажимал обе кнопки на всех шести шахтах. Кабины подходили, гостеприимно распахивали свои широкие двери. Жестами, понятными на всех языках, я выяснял куда движется кабина и, либо ехал, либо ждал следующую. Сейчас-то я понимаю, раздражение и недоумение тех, кто был внутри. Для них каждая незапланированная остановка была испытанием на прочность, они словно в яму проваливались. Что делать, я не ведал, что творил.
        В тот раз, как обычно, я нажал все кнопки. Ожидая попутную кабину, обратил внимание на небольшую табличку. Странно, что раньше её не видел. Табличка висела, что называется, перед самым носом. Её текст извещал постояльцев о том, что в гостинице работают восемь баров. График их работы построен таким образом, что в любое время суток можно найти открытыми, по крайней мере, два бара. Ближайший открытый бар находился на одиннадцатом этаже. Это неожиданное открытие настолько поразило меня, что я оставил без внимания три совершенно пустые кабины, подошедшие одна за другой. Недовольно прошелестев дверями, они ушли вниз, а я незамедлительно был наказан за ротозейство. Две следующие кабины были загружены до отказа и шли наверх.
          Наконец подошла последняя кабина. Двери распахнулись. Внутри стояли три девушки. Привычными жестами выяснил направление их движения. Девушки так же привычно и как-то обречённо показали, что кабина идёт вниз. Нам было по пути. Я молча вошёл внутрь и повернулся к панели управления, чтобы нажать кнопку одиннадцатого этажа.
         Панель управления была третьей достопримечательностью гостиничных лифтов. Дело было в том, что кнопки располагались не вертикально, как мы привыкли в советских лифтах, а горизонтально. Вместо двух привычных рядов их было четыре. Ко всему прочему, этажи были проставлены не подряд, а по особой схеме. Четные этажи вызывались кнопками в чётных рядах и наоборот. При этом нумерация этажей была проставлена не на самих кнопках, а на специальных табличках, закреплённых под каждым рядом. На первых порах эта схема вносила страшную путаницу, особенно у вновь прибывших постояльцев.  Не знаю по какой причине, в этой кабине таблички с нумерацией отсутствовали.
          Я стоял, повернувшись лицом к панели управления и вычислял кнопку одиннадцатого этажа. В тот момент, когда я уже нашел её, за моей спиной раздался голос, в нём одновременно присутствовали и раздражение, и слёзы:
- Ну вот, ещё один ни бе, ни ме, ни кукареккинен… Тоже, небось, по-русски ни бельмеса… Сколько уже в этом проклятом лифте катаемся… Хоть бы кто показал, где эта чёртова кнопка одиннадцатого этажа… Не ночевать же в лифте, в конце концов!
Говорившая вероятно выдохлась и, понимая тщетность дальнейших усилий, затихла.
        Пропустив оскорбления в свой адрес мимо ушей, я повернулся к ним и самым дружелюбным тоном, на который только был способен, сказал:
- Так вам надо на одиннадцатый этаж? Какие проблемы? Уже едем.
Уж лучше бы я нажал кнопку молча… Девушки с радостными криками:
- Ваня!!!
- Ванюша!!!
- Родненький наш!!!
 И ещё каким-то невообразимым повизгиванием, разом повисли у меня на шее.
         Целовали они меня на радостях или нет? Врать не буду, не помню. Я был настолько ошарашен таким развитием событий, что до сих пор не могу объяснить себе, с чего это вдруг ляпнул:
- Ich bin nicht Vanyusha, ich bin Iskander. 
Девушка отскочили от меня так же стремительно, как и набросились. Глаза у них округлились от изумления, они растеряно забормотали:
- Как…блин, бин нихт Ванюша?
- Как… блин, бин Искандер?
         В это время кабина лифта остановилась, на табло матово светились цифры 11. Я вышел один. Последнее, что я услышал под мягкий шелест закрывающихся дверей, всё такое же растерянное:
- Надо же… А как по-русски чисто разговаривает…