Молчун

И листья, что летят напропалую
В последний раз чаруя и любя...
Ещё одну ни добрую, ни злую,
Бессмысленную осень без тебя.
Анна Полетаева
Женька Голованов – личность довольно странная. Юноша любил посещать коллективные мероприятия, шумные праздники, танцевальные вечера, но участие в веселье никогда не принимал. Более того – тихо садился в дальнем уголке, закидывал ногу на ногу, вставлял в уголок рта спичку, и медитировал в мечтательной позе, уставившись в потолок или, к примеру, на гвоздь в стене.
Лицо его неизменно выражало благодушие и удовлетворённость. Что происходило у него в голове, догадаться невозможно. В позе расслабленного созерцания Евгений был удивительно похож на молодого Пушкина на известных портретах: густая непослушная шевелюра, бакенбарды, заострённые черты лица. В профиль – вылитый Александр Сергеевич.
В тот день, когда его приметила Валентина, заведующая сельским клубом, приехавшая в деревню по распределению, Женька сидел на краю сцены, в самом тёмном её уголке, флегматично наблюдая за танцующими односельчанами: худосочный, долговязый, с застывшей на добродушном лице полуулыбкой.
Валентина – полная ему противоположность: невысокая, дородная, крепко скроенная девица с крутыми выпуклыми формами, неулыбчивая, чрезвычайно предприимчивая, но невзрачная, можно сказать топорной выделки дама.
Жидкие волосы, бесцветные глаза, брови почти незаметные на бледной коже лица, широкие скулы, сильно выступающий квадратной формы подбородок. Зато рукастая и весьма хозяйственная: за что ни возьмётся – всё у неё ладится, хоть и лет ей немного, недавно восемнадцать справила.
Валентину частенько звали в гости, чтобы она готовила, накрывала столы, подавала. За столом девушка запросто брала на себя роль тамады и запевалы.
Валентина устроилась на стул рядышком С Женькой в надежде завязать знакомство: то кружку с чаем в руку парню сунет, то выпивку или закуску. Следила, чтобы не перебрал невзначай.
Юноша безмолвно брал из её рук любой предмет, словно именно так в его жизни и происходило всегда, даже головы не поворачивал.
Валентина зорко следила за его движениями и направлением взгляда, быстро научилась понимать Женькины желания без слов.
Потянется тот в карман за папиросами – Валентина скорее ему спичку зажжённую подносит, прикурить; скосит глаз в сторону – чай наливает или стопочку наполнит, не забывая нанизать на вилку солёный груздочек или ломтик колбасы, в зависимости от выражения глаз, только ей ведомого.
Женька встаёт – Валентина следом. Парень в дверь – бежит провожать: куртку подаёт, ботинки помогает зашнуровать, шапку наденет, проверит, не забыл ли папироски и спички.
Пока юноша сидел и мечтал, Валька потихоньку его и приручила.
Женька на рыбалку – она с ним. Женька шагает налегке, покуривает – Валентина рюкзак и снасти тащит.
Парень сидит на вечерней зорьке, уставившись на поплавки, словно ничего более на свете не существует, папироску из одного угла рта в другой перекатывает. Ни комар, ни мошка словно не замечают его, а Валентину облепят со всех сторон и грызут, грызут.
Девчонка терпит, завернувшись с головой в одеяло, только нос и торчит, но всё видит, за всем следит.
Как только поплавок качнётся – подбегает, дёргает за удилище, тащит очередную добычу. Женька даже в лице не меняется, только дым пускает да ногу, закинутую на колено, перебрасывает на другую сторону.
Посадка как у наездника, спина ровная, одна рука голову поддерживает, другая папироской руководит. Только Женька пальчик указательный вверх поднимет – Валентина тут как тут с кружкой крепкого чайного взвара, в который для бодрости граммов пятьдесят водки добавлено.
Она уже успела и валежника наломать, и костерок сварганить. Чайник вскипятила. А дружок на стульчике расслабленно развалится, напиток терпкий потягивает, дует не спеша на горячую влагу папиросным дымом, закрывая от удовольствия глаза по причине попадания дыма от костра.
Хорошо ему, спокойно!
Тут снова поклёвка. Валентина встрепенётся, бежит к удочкам, вытаскивает очередную добычу, наживку на крючки насадит, проверит снасть, закинет удилище на глубину и снова зорко наблюдает за молчуном.
Ввечеру холодает. Валентина достаёт из объёмного рюкзака одеяло, укрывает Женечку с ногами, проверив, удобно ли милому.
Позже, глянув на часы, тушит костёр, заливает угли водой, собирает пожитки, добычу, берёт кавалера под ручку и тащит домой.
Конечно к себе, куда же ещё? До Женькиного дома далеко, а он устал. Не может Валька отпустить парня в непроглядную темень: утром Женечке на работу рано вставать. Кто его разбудит как не она?
Соберётся Женька на охоту или в тайгу за ягодами – Валька следом.
Не совсем понятно как она с ним беседует, если объясняется с ней парень только глазами. Кажется, что он и не замечает ничего. Как есть, так и ладно, ему всё едино: молчун.
Валентина к соседям сбегает, узнает, что да как в тайге, какие пожитки с собой в эту пору нужны, всё подробно запишет и по списку в рюкзак пихает. Только что ружьё за Женьку не тащит.
Бывали случаи, в тайге полно неожиданностей – заплутают, несколько дней по тайге бродят, пока на жильё наткнутся. Никогда прежде девчонка в  лесу не бывала, но всё выдерживала, сопровождая своего Женечку.
Свечку никто не держал, но так случилось – приболела  Валентина. Поехала со своей хворью  в посёлок, ибо в деревне только фельдшер, девчонка после училища по распределению. Укол сделать, горчичники поставить, больничный выписать –  всё, что она умеет. Молодая, красивая, улыбчивая, но не врач… ответственности за свои медицинские действия как огня боялась.
Пока Женька сидел и мечтал, Валентина тихим сапом  мужчиной его сделала. Со стороны казалось, что он и не понял, что девчонка женила его на себе.
Валентина на работу его будит, завтраком кормит, провожает до самого гаража. В кабину самосвала засунет пищевой паёк на день. Пока задание Женьке дают, путёвку выписывают, Валентина  в кабине приберётся: протрёт, коврики вытряхнет и сидит, ждёт своего милёночка.
Папироски на месте, кушать есть чего, денег на всякий случай в бардачок положила, мыло, полотенце чистое. С богом! Перекрестит, руку к груди приложит и домой.
– Мой Женечка, мой милёночек! Ты уж береги себя, шибко не гоняй.
УЗИ в поликлинике показало – скоро свадебку справлять.
Было у Валентины одно дитя, теперь станет двое. Одно хорошо – уверенность процентов на двести, что жених – телок, налево не побежит. Раньше за ним мамка ходила – теперь она.
Ну и ладно. Зато свой, прикормленый.
Последний месяц девчонка с животиком похожим на спелый арбуз по деревне ходила.
Женечка всё молчит и молчит, а Валентина, знай – гнёт свою бабью линию, обхаживает и обихаживает своего дролечку, самого главного в своей жизни мужчину.
Теперь им друг без друга не обойтись. Может и проживут счастливо до преклонных лет в немом согласии.
Для молчуна каждое действие жены – слово или фраза, а идеальные отношения складываются тогда, когда всё происходящее за границами личного соприкосновения не имеет никакого значения.
Женечка у Валентины – первый и единственный. Это ли не важно? Такой мужчина никогда не обманет.
Троих детишек родили, хату срубили. Вот только сгинул однажды молчун в тайге: пошёл на охоту и не вернулся.
Двадцать семь годков парню было. В тот раз не смогла Валентина с милым в поход собраться – не на кого было дитя грудное оставить.
Как же убивалась Валентина, как маялась: за несколько месяцев в старуху превратилась.
Так и не вышла больше замуж.