Другой Баденвайлер

Да, я знаю, у тебя там и стол, и кров.
Ты доволен, спокоен, весел, здоров.
Дети по лавкам. Супруга. И вы год от года ближе.
Да, я знаю. Но мне даже снится, как ты мне пишешь.
И горло сведёт, и сердце шальным аллюром.
И комната словно в дыму и размыта блюром.
И сидишь, улыбаешься в стену, прям дура-дурой.
А судьи-то кто? Законное право. Де-юре.

Это химия. И уж точно решаем не мы,
с кем и когда заискрит и пойдёт реакция:
стоим - оглушённые, обескураженные, немые.
Свобода воли - наивная профанация.
Как ни пытайся, не заскочишь в чужие сани.
И сколько бы книг об этом ни написали,
к ответу ближе стали едва ли.
И нет объяснения лучше баталовского - тянет.
И можно прикинуться сильным, непробиваемым -
прикрыться логикой, сказать себе - не сейчас.
Главное помнить, всё то, что мы в себе убиваем,
ничего не прощает и со временем убивает нас.

Я не знаю, в каких единицах измеряется счастье.
Но знаю, что счастье - это не про спокойствие и уют.
Оно как птица. Его не удержишь в пясти.
Оно привередливо, дерзко, сиюминутно.
Вот они мы - хохочем на летней террасе.
Вот стоим под зонтом и вымокли полы плаща.
А вот засыпаем в обнимку на старом матрасе.
И надежды разбросаны по полу вместе с вещами.
Обещай мне, когда наступит наш Баденвайлер,
обменять эти мгновения у Петра
по старому-доброму земному бартеру
на два шезлонга у моря и белое seco porto.

Солнце, я ведь когда-то и говорить при тебе боялась -
ляпнуть не то, не так, показаться зажатой,
глупой, смешной, неопытной. И терялась
под взглядом твоим. И не отводила взгляда.
И, да, уже в тот самый первый вечер,
ты ещё ничего не спросил, а я поняла - попала.
Пропала. Я ничего о себе не знала до этой встречи.
И многого лучше бы и совсем не знала.

Сколько их было - любивших тебя?
Рыдавших из-за тебя?
Царапавших сначала бёдра твои, после - щёки?
Ты помнишь их лица, ключицы, чёлки?
Их позывные и имена?
Готовивших снедь? Рожавших тебе детей?
Веривших в happily ever after?
Тебе нравилось быть молчаливым автором
испепеляющих их страстей?

Но я, шедшая за тобой, как за флейтистом из Гамельна,
молившая то сожги меня, то спаси меня,
стала с тех пор циничнее и умнее.
Меня больше не нужно спасать. Я сама умею.
Да, я грею руки о чайную чашку и плохо сплю.
Ночами пишу, кутаясь в старый свитер.
Эй, говорю, это невыносимо, остановите
зиму. Хватит, уже полгода. Я еле терплю.
В голос плачу над чеховским «Архиереем».
В голове временами полная ахинея.
Но я уже точно знаю, что уцелею.
А зима закончится оттепелью.

Да, моё солнце, мне даже снится, как ты мне пишешь,
как приходишь, и травишь байки, и что потом...
Ты мерещишься в спинах прохожих и на афишах.
И внутри отдаёшься рокотом, ропотом.
Да, моё солнце, меня снова, видимо, кроет -
вот такой заключительный парафраз.
Я леплю из тебя лирического героя,
что, согласись, ответственнее в сто раз,
чем любовника. Я не тяну в постель.
Сам прекрасно отыщешь дорогу, знакома местность.
У меня же немного другая цель -
я тяну тебя в вечность.

22.03 - 03.04.22